— Анна Михайловна, напомните мне, вы сегодня студентка или медсестра?
— Студентка, — как ни в чем не бывало произносит она и подносит шоколадный батончик ко рту. — Если вы про мое отсутствие, то я имею право на получасовой обеденный перерыв. У меня еще двадцать четыре минуты, — ну стерва конопатая.
— Встала и пошла к ВИП палате. Сейчас же.
Никаких пререканий. Встала, поправив верх от костюма, откусила шоколадку, и спокойно пошла к выходу. Желание сделать ей подножку было настолько сильным, что хоть вешайся. Не знаю каким образом сдержался.
— Для пациента ты ординатор, а не студентка. Поняла?
— Да. Вы никогда не берете меня в ВИП палаты. А почему сейчас взяли? Что за подвох?
— Соскучился сильно по тебе. Редко, знаешь ли, вижу тебя, ты то в ординаторской, то в сестринской, то еще хер знает где, — прозвучало с моей стороны как издевка, однако, к моему сожалению, это правда. — Больного будешь осматривать и опрашивать ты. Я его знаю вдоль и поперек. Вперед, — открываю дверь, пропуская Аню вперед.
Надо отдать ей должное, несмотря на то, что она, откровенно говоря, злится, выслушивает стенания борова вот уже десять минут без видимого негатива.
— Давайте я вас осмотрю.
— Нет, подождите, — противится зажратая морда. — Я самое главное не сказал. Собственно, ради чего я и приехал. При повороте головы направо, у меня возникает головокружение, — ну сука!
— А вы смотрите налево. Многие так и делают И нормально живут. Правда, бывают последствия, — усмехаясь, произносит Аня. Вот она. Та самая, которая засела у меня где-то внутри. Пробралась-таки наружу, курносая зараза. — Шутка, прошу прощения, — быстро извиняется Аня, вновь надев на себя маску серьезной мадам. — Я сейчас вас осмотрю, а потом мы проведем одну пробу, только в процедурном кабинете. Там есть кушетка, а здесь не очень удобно.
— Что за проба? Это больно?
— Нет, не больно. Не бойтесь. Проба направлена на диагностику доброкачественного пароксизмального головокружения, — ой, бля, откуда ж ты такая умная взялась.
Мне бы радоваться сейчас ее успехам на медицинском поприще, но не могу. Не радуется. Прям в лоб охота дать.
Когда я понял, что привести Аню к борову было ошибкой? Наверное, тогда, когда этот конченый урод, вместо привычного мозговыносительства во время осмотра, начал облизываться и всячески тянуть свою пухлую руку к Ане. Он реально к ней жмется. Ну, пиздец.
— Я сам пропальпирую Петра Николаевича. Отойдите, Анна Михайловна, — резко одергиваю Анину руку от живота борова. Вот ведь как жизнь устроена и не предъявишь ничего хряку, ибо шишка та еще и по факту ничего такого не сделал. Аня то ли хорошо маскируется, то ли ни хрена не поняла, но желание провести пробу у нее никуда не исчезло. И дебилу ясно, что боров
— симулянт, но она словно специально до раздражения медленно разъясняет хряку, что надо делать при этой долбаной пробе. Еще и симптомы подсказывает. И мила. Как же она, черт возьми, мила. Все. Точка кипения все же наступила. Кажется, я сдаюсь.
— Идите в палату, Петр Николаевич, — приторно сладким голосом произнесла Аня.
— Ну так, а что у меня с этой пробой?
— А мы сейчас обсудим с Богданом Владимировичем, а потом он вам скажет.
— Да, я позже к вам подойду, — подтверждаю, кивая как болванчик. Вали уже отсюда. Как только боров покидает процедурный кабинет, я сразу же закрываю за ним дверь. — Ну и что у нас с пробой, Анна Михайловна?
— Ну, учитывая, что нистагм отсутствует и субъективные ощущения… несколько брехливые, проба сомнительная. Возможно, ее повторное проведение, но полагаю, что этот муд… жчина — бздун обыкновенный.
— Бздун обыкновенный?
— Да, именно так, — как ни в чем не бывало произносит Аня, вытирая руки от воды. — Но, учитывая, что он несколько раз сказал о своей весьма весомой должности, ему, я так понимаю, нельзя говорить о том, что он бздун. Напротив, нужно проявлять к нему всяческие знаки внимания, крайнюю заинтересованность и обеспокоенность его состоянием. Что я, собственно, и сделала, — делает шаг влево, чтобы обойти меня, но я не даю ей этого сделать, ступая вместе с ней. Аналогично — только вправо и я вслед за ней. Так повторяется трижды, пока я не кладу руку на Анину талию.
— Ребячество какое-то, — тихо произносит она.
Абсолютное ребячество. Хуже всего, что я не могу с собой ничего поделать. Не получается. Сейчас я отчетливо напоминаю себе школьника, дергавшего за косы Таньку из «5Б», ибо по-другому выразить то, что хотелось — не получалось. Так и здесь, хочу дать ей в лоб, сделать подножку, перекрыть выход. Да все что угодно. Но не произносить вслух то, что курносая зараза пробралась мне под кожу. Даже в мыслях мне не хочется признаваться себе, что я мог влюбиться. Стою как полудурок, пялясь на Анины губы, не зная, что сказать.
— Давай забудем о наших разногласиях и будем жить дружно, — наверное, наивно с моей стороны это предлагать, но все же.
— Давай. Но дружить у нас не получится, пока ты женат и думаешь, что я кувыркаюсь с каждым вторым. Да и нос я не буду переделывать, он мне нравится.
— Хватит нести чушь и при любом случае вплетать сюда мой несуществующий брак!
— Существующий.
— Богдан Владимирович, там начмед пришел. Уже все в ординаторской, — резко поворачиваюсь к двери.
Да почему все всегда так не вовремя?!
* * *
Можно сколько угодно убеждать себя в том, что пятница — развратница и расслабиться может каждый, однако, если так и дальше пойдет, то я реально превращусь в алкаша. Пол-литра вискаря без грамма закуски за полчаса — это вообще не то, что доктор прописал. И при этом никакой легкости в теле и хотя бы сносного настроения — нет. Все абсолютно херово. И если я ничего не изменю, то закончится все еще более херово.
— Да пошло оно все в жопу. Собираемся, Анечка, к законной хозяйке, — встаю с кресла и подхожу к ежихе. — Будь добра, руки ей не грызи хотя бы при мне. Вспомни, что ты девка, в конце концов.
Через минуту я оказываюсь возле спальни Егора и, не стуча, вхожу внутрь.
— У тебя есть лазерная указка? Или как это зовется? Помнишь, в детстве у тебя такая была?
— Понятия не имею. Где-то была.
— Ну так найди ее. Причем быстро. У меня трубы горят.
— Поиграть с указкой? — скептически интересуется братик.
— В том числе. Закрой рот и найди мне эту хрень. Пожалуйста.
Через несколько минут в моей руке оказалась не только старинная вещица, но еще и Анечка с нацепленным подарочным бантом сверху клетки. Ставлю клетку на заднее сиденье и сажусь в машину.
— Ты вообще долбанулся? — не успел толком опомниться, как Егор выхватывает из моей руки ключи.
— Верни.
— Ты бухой. Если надо куда-то ехать — закажи такси. Или давай я тебя отвезу.
— Может ты еще третьим в постель ляжешь?! Верни ключи, живо, иначе…
— Бабло заберешь и бла бла бла. Да по хер, — усмехается. — На машине ты никуда не поедешь.
— Жди приветочку завтра, — вылезаю из машины и, прихватив бутылку вместе клеткой, иду к калитке.
— Обязательно, — слышу позади себя.
Идти пешком до Аниного дома с клеткой в одной руке, попивая параллельно вискарь — оказалось нелегкой задачей, но… забавной. Да, через минут пять жизнь заиграла новыми красками и все показалось не настолько убогим. К Аниному дому я подошел не только с прекрасным настроением и почти пустой бутылкой, но и четкой решимостью. Поставил клетку с зубатой и бутылку на землю и начал искать камень, параллельно набирая Аню. На удивление трубку она взяла сразу, с первого гудка.
— Да.
— Спустись, пожалуйста, вниз. У меня для тебя есть подарок, — приподнимаю нужную мне вещицу.
— Для сомнительного подарка я должна спуститься к тебе в пол-одиннадцатого вечера?
— Спустись. По-хорошему прошу.
— Нет. Мне не нужны подарки, — сказать я больше ничего не успел, Аня тупо положила трубку. Не беда. Вариант номер два в деле. Усмехаюсь, доставая из кармана лазерную указку. За такое, конечно, можно получить и в глаз, если окно окажется не Аниным, но, как говорится, пьяному и море по колено. И да, сейчас я все же пьян.
