Оля сквозь слёзы смотрела, как бывшая подруга достала из рюкзака полиэтиленовый пакет, тщательно упакованный в другой пакет, герметично завязанный. Как положила почку на стол, зло оглядела всех присутствующих и села на своё место. А папа забрал пакет со стола. Затем взял Олю за руку и прошептал на ухо: «Видишь, одна проблема решена. Как же я в Людмиле-то ошибался. Прости меня, дочь».
Она плакала, уткнувшись в плечо отца, и не вникала в то, что говорили парни. Не слушала, о чём спрашивал их Михаил. Ей было всё равно. Они чужие, ненужные ей. Само их существование и нахождение рядом вызывало чувство отторжения. Естественно, Миша не станет никому из них платить, в этом она не сомневалась, как не сомневалась и в его уме, такте и умении добиться нужного ему результата. Все её мысли занимала Людка, своими словами и действиями разворотившая всё в душе и растоптавшая сестринскую любовь. Оля плакала от боли, потому что человек, ближе которого не было на всём свете, её предал. Она понимала, что никогда не простит Людку. Теперь уже никогда. Только было ужасно жаль Регину. Оля может отказаться от подруги, а мать от дочери — нет.
Отец же гладил её волосы, обнимал и тихо шептал на ухо, что взрослыми становятся именно так, ценой потерь и утраты иллюзий.
А потом всё кончилось, присутствующие поднимались со своих стульев, разговаривали между собой. Крутиков-старший подошёл к Оле и извинился за своего сына, обещал, что больше никогда тот не сделает ничего подобного.
Оля кивнула и поблагодарила его зачем-то и всё смотрела на Мишу, а он что-то показал Виктору в открытом ноутбуке и приблизился к ним. Отец отпустил её, а Миша обнял и поцеловал в макушку. Оля же доверчиво прижалась к нему всем телом и наблюдала, как Людка подошла к дверям, но, прежде чем выйти, обернулась и громко, чтобы её все услышали, с издёвкой в голосе, произнесла:
— Знала ты, Оленька, под кого лечь, а всё божьим одуванчиком прикидывалась, с-с-сука!
А потом быстро выскочила из помещения под возмущённые крики матери. Михаил лишь крепче обнял Олю.
— Не обращай внимания. Это последняя гадость с её стороны, я обещаю. Вот и всё, Заяц. — Он стёр слёзы с её лица, а она ему улыбнулась. — Пойдёмте ко мне в кабинет, — обратился он и к отцу тоже, — выпьем кофе, он нам сейчас точно не помешает.
— Давайте, и девушка наша заодно успокоится, на обратном пути в университет хочу заехать, отдать почку и получить её студенческий. Миша, как понял-то, что это Людиных рук дело? — спросил Сергей Владимирович.
— А кто ещё мог? Да и зачем? У Людмилы же была возможность, а главное, ей надо было вывести Олю из душевного равновесия и получить время на встречу с этими двумя идиотами — исполнителями её идей. Нам бы ещё один вопрос решить, но уже за кофе, Анжела на стол накрывает.
Расположившись в кабинете, Сергей Владимирович внимательно осмотрелся. Он сидел в удобном кресле, а Михаил с Олей на диване напротив.
— Интересным человеком оказалась ваша Люда, — начал свой рассказ Миша. — Не так уж она виновата в своей патологической болезненной зависти. Мне трудно судить о проблемах воспитания, отцом я пока не стал, но мне кажется, что родители, иногда сами того не замечая, причиняют своим же детям непоправимый вред. Взять, к примеру, Олю и Люду, я уверен, что их постоянно сравнивали. Вы сами, Сергей Владимирович, говорили, что Олина подруга не такая способная. А представьте, сколько раз она это слышала от своих мамы и бабушки. Каждая оценка, успехи в школе, поступок — всё обсуждалось в сравнении, и Оля выигрывала. Тем временем Оле кто-то внушил, что Людмила несчастная, потому что безотцовщина, ей надо помогать и с ней надо делиться всем. На пользу это не пошло, вызывая ненависть со стороны Люды. Она принимала помощь, но считала её подачкой. Она не верит в искренность, в добропорядочность, в любовь. Кстати, я тоже вырос без отца, так что теперь будешь жалеть меня, вот так вот, Олюшка. Правда, надо отдать должное моей маме, она никогда ни с кем меня не сравнивала, я был самым любимым и не мог даже на миг усомниться в этом.
— Думаю, ты прав, Миш, всему виной зависть. Но я не могу простить её и не прощу. А завтра мне придётся встретится с ней в университете и большую часть дня провести в одном помещении. Тяжело. Не знаю, как буду. А пропускать нельзя, сегодняшний день и так отрабатывать придётся. Ты придёшь вечером?
Она очень быстро сменила тему разговора, а на его лице появилось сожаление.
— Нет, Заяц, сегодня точно нет. Я ведь как прилетел из командировки — ещё дома не был. Позвоню обязательно тебе перед сном. А по поводу учёбы… Хочешь в другую группу? Или сменить университет?
— Нет, бежать, как крыса с корабля, я не стану. Пусть Людка бежит, если хочет, а я буду учиться как училась. Думаешь, не переживу её присутствия в обозримом пространстве?
— Моя маленькая сильная девочка. Жалко расставаться, но необходимо, иначе вы с отцом в универ не успеете. Я вечером позвоню.
Глава 11
После ухода Сергея Владимировича и Оли Михаил хотел заняться делами, только сил совсем не было. Перенервничал капитально и спать жутко хотелось. Решил всё отложить на завтра, кроме беседы с Виктором. Надо было лишь нажать на кнопку вызова, и начальник службы безопасности немедленно вошёл бы в кабинет генерального.
Но Михаил не спешил. Что он может сказать другу? Отругать? Так он прекрасно знает причину, по которой Виктор снял наблюдение за Олей вчера вечером, и причина эта уважительная. Но какова бы ни была причина — он должен был всё предусмотреть, ведь Оля могла вчера пострадать сильнее, чем, к счастью, оказалось. Ладно, разговора всё равно не избежать. Михаил нажал на кнопку.
— Витя, зайди ко мне, пожалуйста.
Не прошло и трёх минут, как тот появился в кабинете.
— Миш, прости, если бы я знал. Все дни всё спокойно было, понимаешь, а тут как назло… Я уже задним умом подумал, что наблюдение надо было передать кому-то из моих парней. Просто не вдаваться в подробности, за кем оно ведётся и по какой причине. Ведь если бы её Игорь Крутиков сильнее пнул или куртка не оказалась бы такой толстой, мы бы её сегодня не увидели и чем бы всё закончилось непонятно.
— Хорошо то, что хорошо кончается. Не знаю, кого благодарить за то, что Оля мне голосовое сообщение оставила. Вот так в судьбу и поверишь. Ладно, проехали. Что, с дочкой поздравить можно, многодетный отец? Назвали-то как?
Виктор повернул стул спинкой вперёд и уселся напротив шефа.
— Не поверишь — Олей. Я ж думал всё время о ней, переживал, а тут Машка спрашивает: «Ну, как назовём?» Я и сказал. Короче, три пятьсот пятьдесят весом, пятьдесят один сантиметр. Во! Миша, крёстным будешь?
— Так я не крещённый.
— Ну и ладно, оно ж не для того, чтобы в церкви ритуалы совершать. По дружбе нашей будешь?
— Конечно буду. В отпуск хочешь?
— Хочу. Но не могу. Нет, в ближайшее время всё норм, да и мать моя обещала помочь. Пока я работаю. Но если что — попрошусь. Отпустишь?
— Без вопросов. Но третья дочка, это …
— Да не смейся, посмотрим, кто у тебя родится.
— Ты меня женил уже?
— А Оля?
— Оле восемнадцать… Рано ей ещё и замуж и детей тоже.
Виктор усмехнулся и покачал головой.
— Нравится она тебе. И не просто нравится. Миш, я ж тебя знаю. С мамой-то Олю познакомил? Да и девочка хороша, тоненькая слишком, но это дело поправимое. Папа у неё серьёзный. Приятные, порядочные люди. И главное, она ведь с тобой не ради денег.
— Не торопи события. Всему своё время. Ты прав, о моих деньгах она думает в последнюю очередь. Старый я для неё. Не знаю, Витя, что из этого получится. Встретит ровесника, полюбит и будет мне как подружке секреты свои рассказывать. Люды-то больше нет, по крайней мере, для Оли её больше нет.
— Крутиков-старший испереживался весь. Мне кажется, что он так боялся, что ты нароешь на него что-нибудь, что история с сыном ему мелочью казалась.
