остановилась перед ним и уперла руки в бока.
— А что это ты командуешь? — я была уже на взводе. Последние дни были очень напряженные, а Сева добивал меня. И даже не знаю, чем больше — своим спокойствием или командным тоном?
Сева приоткрыл один глаз и посмотрел на меня.
— Могу уйти.
Для меня эти слова подобны ледяной воде. Тут же остудили весь мой пыл. Я села рядом с парнем, и наши колени соприкоснулись. От злости я немного дернула ногой и еще раз задела колено Севы.
— Никуда ты не пойдешь! — буркнула я. Парень лишь покосился на меня и вновь прикрыл глаза.
— Поймай тишину.
— Чего?!
— Тишину, говорю, поймай. Хоть на пять минут. Реально башка уже от тебя трещит.
А сейчас было действительно обидно. Я отвернулась от него. Было действительно неприятно такое слышать. Я вновь навязывалась человеку. Невольно, но я все же сделала это. Я не хотела, правда, не хотела этого. Но любое мое общение с человеком, скатывается именно в такое направление: я навязываюсь. Жажду внимания, привлекаю его к себе всяческим способом. Я не виню Севу за такие слова. Ведь он прав. Даже собственная мать ушла, лишь бы я не мельтешила перед глазами. Мне захотелось уйти в комнату, чтобы никому не мешать. Хоть и я осознавала всю проблему, но слышать такие слова было действительно не очень приятно.
Я встала и, не глядя на парня, произнесла:
— Я пойду пока к себе в комнату. Когда придет Игорь Алексеевич, позовите меня, пожалуйста.
И не дожидаясь ответа, я тут же бросилась прочь из гостиной. Я не стану плакать, потому что точно не успокоюсь за оставшееся время. Но мне нужно было побыть наедине, чтобы привести свои эмоции в порядок и подумать над своим поведением. Да, это было очень унизительно.
Я закрыла дверь в свою комнату и прислонилась к ней. На душе было гадко. Я же дала себе слово, что не буду такой навязчивой. Такой занудой. И опять наступила на одни и те же грабли. Ну, сколько можно?
Я посмотрела на свое отражение в зеркале, прикрепленном к встроенному шкафу.
— Как же я устала от тебя, — прошептала я, и вдруг изображение размылось. Ну, вот. Все же слезы появились. А я так не хотела плакать. — Как же я тебя ненавижу! Почему нельзя быть нормальной?! Ну, почему?!
Я медленно сползла на пол и обхватила руками колени. Мое сердце просто разрывалось от жалости к себе. И за это я еще больше ненавидела себя. Я просто… Я просто не могла терпеть, когда жалеют сами себя. И жалость в отношении меня — тоже. Ни мне, ни другим не позволено. Но сейчас мне было очень трудно остановиться…
Я просидела в комнате полчала. Игорь Алексеевич задерживался, и я была очень благодарна ему за это. Я успела успокоиться и привести свои чувства в порядок. Я даже сменила одежду. Мне больше не хотелось видеть открытые участки своей кожи. Я надела черные спортивные штаны свободного покроя, темную футболку с длинными рукавами. Сегодня я впервые ненавидела даже свои волнистые волосы, которые иногда было невозможно распутать. Я чуть намочила их и собрала в кукишку на затылке. Я не хотела привлекать к себе внимание. В глубине души, разумеется, я понимала, что это какой-то детский сад. Но сейчас был именно такой порыв. Слиться с тенью. Стать еще незаметнее. Но я всем своим поведением будто бы старалась, наоборот, только привлечь к себе внимание. Но я искренне этого не хотела. Но получилось то, что получилось.
Я замерла перед зеркалом и внимательно осмотрела себя. Нет, не получится у меня стать невидимкой. Я уже давно всем плешь проела.
— Идиотка… — прошептала я и зажмурилась. Что за слезный водопад? Последние дни я отлично потренировала свои слезные железы. Наверное, уже пора остановиться? Или я так долго не плакала, что решила выреветь весь слезный годовой запас, чтобы оставшееся время быть как Сева? No tears, no emotions, no mind[No tears, no emotions, no mind — Ни слез, ни эмоций, ни разума.].
В дверь постучали. Я не слышала шаги, значит, это точно не Сева. Конечно, куда ж он, его высочество, соизволит поднять наверх и постучать в дверь простой челяди? Вдруг я вызову только одним своим видом головную боль? А нам этого и не надо.
— Ксюш, ты пойдешь? — тихо прозвучал голос матери из-за двери.
— Сейчас, дай минутку, — громко ответила я и вновь взглянула на свое отражение. Слава богу, что не осталось следов моей тихой истерики.
— Поторопись, — сказала мама и, по всей видимости, ушла. Хм, ну конечно. Зачем меня дожидаться?
Я не стала задерживаться в комнате. Я не хотела, чтобы разговор начался без меня. Я хотела все узнать из первых уст. Сомневаюсь, что мать что-то поймет, а Сева добровольно что-то расскажет. Тот факт, что он вообще согласился остаться, о многом говорит.
Я спустилась вниз и увидела Игоря Алексеевича, который сидел на диване и раскладывал какие-то документы на кофейном столике. Мама сидела рядом с ним. А вот незнакомец… Он опять пришел к нам в дом. И чувствовал себя комфортно, он удобно расположился в кресле, раскинув ноги. Нахал. Как мне захотелось зарядить ему между ног, чтобы не сидел, будто он хозяин тут. А он не хозяин. Но мужик действительно чувствовал себя Богом. Об этом кричал весь его образ. Дорогой костюм, туфли (почему он не разулся?! Гаденыш), черные волосы, едва тронутые сединой и дорогой аромат его парфюма витал в воздухе.
Он точно чувствовал себя хозяином положения. И то, как он осматривал дом, мне совсем не понравилось. Будто бы присматривался, будто бы владел этим домом. И тут меня пронзил страх: а что, если действительно так? Что, если этот человек хотел завладеть нашим домом? Чует моя пятая точка тут что-то нечисто… Но что?
Сева стоял в стороне от всех и задумчиво осматривал всех присутствующих. А потом он посмотрел на меня и вдруг качнул в бок головой, намекая, чтобы я встала рядом с ним. Что я сделала? Несмотря на обиду, я все же подошла к нему. Почему-то только рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Парадокс. Как только я подошла к нему, то Сева наклонился ко мне и тихо спросил:
— Это он? — он кивнул на мужика, который потоптал наш ковер. Но ответить я не успела, потому что все взоры тут же обратились к нам. Да-а-а, видимо, Сева говорил не очень тихо. Но его
