class="p1">— Ребят, вы не могли бы нас с девушкой щёлкнуть?
Василий злобно нахмурился. Толян хохотнул и любезно согласился помочь.
— Провокатор ты, Илюша! — повторила Агата. Стужин улыбнулся, приобнял её легонько, выставляя перед собой, и уставился в камеру. Щёлк! Ну, вот... Будет снимок на память. Зачем? Непонятно. Просто захотелось.
— Обидно, что эта реставрация прошла так неудачно.
— Что? — недоумённо моргнул Илья, погружённый по маковку в свои мысли.
— Ты что, вообще экскурсовода не слышал? Она говорит, что при реставрации не была соблюдена технология. Так что аутентичного здесь ничего, считай, не осталось.
— Беда. Слушай, а когда нас повезут уже есть? Олег говорил, что мы в какой-то ресторан плова поедем.
— Мужчина! Я ему – о высоком, а он — о еде, — закатила глаза Агата.
— О высоком лучше говорить на полный желудок. Разве ты не знаешь?
— Ну, теперь в курсе. А вот, смотри, кажется, нас зовут. Пора ехать.
— Надеюсь, в ресторан.
Агата улыбнулась и покачала головой. К счастью, следующей остановкой и впрямь был «Беш козан». Плов здесь готовили в огромных-огромных жаровнях под открытым небом. Аромат стоял такой, что мимо пройти было нельзя.
— Цены, я бы сказала, демократичные.
— Да, ничего. Нам два плова и по тарелке овощного салата. И гранатовый сок. Ты ничего не имеешь против гранатового сока?
— Да неужели ты меня спросил о моих предпочтениях, — фыркнула Агата.
— Ты права, я сама любезность. Не забудь об этом, когда станешь решать, быть нам или не быть.
Нет, Стужин, если честно, уже даже и не рассчитывал, что ему с ней что-то обломится. Просто по привычке придерживался выбранной ранее тактики. Та явно веселила Агату, а ему нравилось, когда она улыбалась.
— Да. Я буду гранатовый сок. И плов. И овощной салат. Спасибо.
— Вот видишь. Я ещё и экстрасенс.
— Надеюсь, твои способности подсказали, что мне достаточно половины порции.
— Можно только ноль семьдесят пять, — мило улыбнулась официантка, слышавшая их пикировку.
— Правда? Ну, тогда давайте ноль семьдесят пять. Какое странное решение.
— Да ладно тебе, Агат. Я же угощаю!
— Я и половины не съем. Ты видел, сколько они накладывают? А выкидывать… когда столько людей не имеют возможности нормально питаться, как-то… Хм… В общем, ладно, не бери в голову.
Агата хотела было убрать руку со стола, но он не дал, перехватив её ладошку у самого края.
— Я всё доем. Не переживай. Мы ничего не будем выкидывать. И, знаешь, это неправильно — чувствовать вину за то, что просто живём.
— Да, наверное. Но избавиться от нее непросто.
— Посыпая голову пеплом, ты никому не поможешь.
— А что прикажешь делать? Примкнуть к тем, кто делает вид, будто его это не касается? Хреновая тактика. Ты либо на тёмной стороне, либо на светлой. А то, что случается с теми, кто не хочет делать выбора, прекрасно описано в «Божественной комедии», знаешь ли. Ты читал?
Впечатленный тем, что кто-то по доброй воле читал «Божественную комедию», и заворожённый огнём в её синих глазах, Илья пробурчал:
— Нет. Каюсь. И что же их ждёт?
— О, участь таких людей незавидна. Их даже ад не выбирает, понимаешь? Даже ад. Вот, послушай: Poscia ch’io v’ebbi alcun riconosciuto…
— Постой-постой! Ты же не собираешься мне читать это дело в оригинале? Я ж ни черта не пойму!
— Ах, прости… Сейчас. Так вот:
«Признав иных, я вслед за тем в одном
Узнал того, кто от великой доли
Отрёкся в малодушии своём.
И понял я, что здесь вопят от боли
Ничтожные, которых не возьмут
Ни бог, ни супостаты божьей воли»1… («Божественная комедия» Данте Алигьери, песнь три)
Агата осеклась, будто устыдившись своего порыва. Ткнула вилкой в яркий ароматный помидор. Вкусней он не ел. Серьезно.
— Хм…
— Что такое?
— Ты это всё знаешь наизусть?
— Не всё, — нахмурилась Агата. — И на вот, доедай. Обещал ведь. И прекрати на меня смотреть, как на уродца в цирке. Подумаешь, выучила стишок.
— Я не смотрю на тебя, как на уродца. Я… хм… можно сказать, в восхищении.
— Ну да. Девицы, с которыми ты обычно имеешь дело, в своем развитии, небось, останавливаются где-то на букваре?
— И это делает их весьма покладистыми в общении, знаешь ли, — сощурился Стужин.
— Могу представить, — задрала нос Агата. — Так будешь доедать или сдаёшься?
— Да запросто.
Через пять минут они, забрав с собой разлитый по бутылочкам свежайший гранатовый сок, вернулись в автобус. А ещё минут через двадцать остановились в следующей точке, на знаменитом базаре «Чорсу».
— Не хочешь клубники? — мило улыбнулся Илья, шагая рядом с Агатой мимо прилавков. Та резко повернулась, отчего хвост ударил её по лицу.
— Нет!
— А почему? Смотри, какая со-о-очная.
— Ну ты и гад!
— Попробуйте, молодой человек, клубника — сладкая-сладкая! — с довольно сильным акцентом предложила сморщенная золотозубая бабулечка. Как от такого откажешься? Илья остановился и демонстративно сунул ягоду в рот. Агата закатила глаза.
— На твоём месте я бы не стала есть немытое.
— Ещё бы. Ничего другого я от столичной штучки вроде тебя и не ждал.
— А при чём здесь это?
— При том, что ты, наверное, никогда ягод с куста не ела. А между тем немытое вкуснее всего.
Он потом ещё пробовал какой-то сыр, халву, больше похожую по вкусу на белый шоколад, сушёный инжир и ещё что-то, название чего он не запомнил. И что-то из этого, наверное, всё же стоило помыть…
— Что такое? — поинтересовалась Агата, заметив, как он заметался.
— Ты не видела туалет?
— Нет. Хм… И с кустиками здесь, похоже, проблема… — усмехнулась эта зараза. Стужин погрозил зарвавшейся девице кулаком и помчался на поиски уборной.
Не было его долго. Одно успокаивало — туалет он всё же нашел. Поджидая, пока Илья освободится, Агата села на высокий перевернутый ящик, брошенный у стены, и открыла свой рюкзачок. В поездку её собирала Людмила Львовна, так что в нем имелась даже аптечка.
— Ой, да зачем? Места в ручной клади совсем мало. Ничего и так не вмещается, — возмущалась Агата, разглядывая предусмотрительно собранное в кучку барахло.
— Как это — зачем? Мало ли что случится? Где ты
