class="p1">Я не знаю, что делать. Он нарушает приличия и жутко смущает двух женщин, которые прежде не видели его в таком виде. Господи, да я его таким не видела! Ловлю себя на мысли, что хочу вскочить и сбежать, чтобы не созерцать его голые телеса. Это его до невменяемости объездила милая Ладочка?
Инга ставит перед Валерием чашку кофе и торопливо скрывается на кухне, испуганно прижав поднос к груди. Мария сглатывает, встает и шепчет:
— Я пойду, — хочет взять из люльки Соню, которая увлеченно слюнявит погремушку.
— Нет, оставь ее, — Валерий делает глоток. — У нас же завтрак.
— Виктория ее уже покормила…
— Нет, она есть погремушку, — поднимает на Марию взгляд.
— Мне ее забрать? — она бледнеет.
— Нет, не отбирай у Сони ее десерт, бессердечная, — Валерий хмурится.
Мария растерянно смотрит на меня, и киваю:
— Иди, если ты, конечно, позавтракала.
— Я пойду в детской приберу…
Мария спешно семенит прочь из столовой, и Валерий провожает ее сонным взглядом, а после смотрит на меня:
— Что это с ней?
— Ты голый.
— Я в пижаме.
— Ты пьяный, что ли? — зло шепчу я.
— Пьяный и голый? — он усмехается и вскидывает бровь.
— Валер.
— Что?
— Ты не в себе.
— Я не могу спуститься на завтрак в пижаме? — спрашивает с удивленным возмущением.
— Ты в штанах от пижамы спустился. Ты себе раньше подобного не позволял.
— А теперь позволяю, — пожимает плечами. — Слушай, я еле встал с кровати. Дай мне кофе выпить и прийти в себя. Я два часа спал. Скажи спасибо, что я сюда не на четвереньках вполз. И потерпите, Виктория Романовна, я вас через час оставлю.
Накалываю на вилку кусочек омлета и поджимаю губы.
— Я тебе нервирую?
— Да.
— А вот Соню нет, — хмыкает, и наша дочь с улыбкой сучит ножками и ручками. — Соне я нравлюсь.
Решительным залпом допивает кофе, встает и подхватывает ее на руки. У меня включается разъяренная тигрица. Только порываюсь вскочить на ноги, как Валерий оглядывается и шепчет:
— Сидите, Виктория Романовна.
— Отпусти ее…
— Нет, — хмурится. — Выдохни.
Соня агукает, в восторге булькает, глядя на Валерия, и я чувствую жгучую ревность. Она — моя девочка! Она не должна улыбаться ему, ведь он не достоин ее улыбок.
— Мы же не будем говорить маме, что я к тебе под утро приходил и песенки пел, да? А то она меня сожрет с потрохами, — шепчет с ехидной улыбкой. — Это наш секрет, ага?
— Ты врешь, — цежу сквозь зубы. — Я бы услышала.
— А я выключил радионяню, что бы ты не подслушивала, — вышагивает перед столом.
— Прекрати играть комедию, — сжимаю вилку.
Валерий возвращает Соню в люльку, тискает ее за подбородок и поднимает на меня взгляд:
— Бесит, что она и моя дочь?
— Ты ее не любишь…
— Вот это обвинение, — Валерий в негодовании приподнимает брови. — И с чего такие умозаключения?
— А ты хочешь сказать, что это не так?
— А давай мы с тобой поскандалим не в присутствии Сони, м?
— А я разве скандалю? — тихо удивляюсь я. — Я даже голос не повысила. Я вообще шепотом говорю.
— Шепотом будем скандалить? — Валерий делает ко мне шаг.
Меня напрягают его голые руки, грудь и живот. И не передо мной ему красоваться всеми своими мышцами, потому что у меня нарастает желание воткнуть вилку в его пресс возле пупка.
В столовую возвращается Мария, на цыпочках пробегает мимо и подхватывает Соню на руки:
— Я все же ее заберу. Надо ее переодеть к прогулке.
— Я сама это сделаю…
— Сиди, — шипит Валерий, и Мария спешно ретируется, прижав к себе всхлипнувшую Соню.
Скрещиваю руки на груди и поднимаю взгляд:
— Тебе стоило остаться там, где ты задержался до глубокой ночи. Там бы и позавтракал. Там бы твоему торсу были бы рады.
— Сомневаюсь, что уставшие инженера и злые проект-менеджеры бы заценили мой торс, Вика. И в их обязанности не входит кормить меня завтраком.
— Очень интересно, а теперь ты можешь оставить меня в покое? — медленно выдыхаю через нос.
— Я подозреваю, что ты начнешь настраивать дочь против меня, — Валерий раздраженно оглядывает меня.
— Знаешь, ситуация может развернуться так, что ты будешь отцом-молодцом, а я матерью-мегерой, которая зря катит бочку на идеального папулю.
— Так ты не кати на него бочку.
— А я не качу, — встаю и хлопаю ладонью по столу, — дай мне позавтракать! Что ты ко мне прицепился?
— Прекрати меня обвинять, что я не люблю дочь.
— А ты ее любишь? — подхожу вплотную и поднимаю лицо, заглядывая в его глаза. — Песенку спел, потискал и уже отец года? Чего ты добиваешься? Слушай, давай вернем то время, когда мы с тобой друг друга вежливо игнорировали на завтраках и ужинах? И Соне было достаточно того, что ты ее мимоходом чмокал и уходил. Этого достаточно от тебя, Валер! Это не так работает, что у тебя с любовницей проблемы, и ты переключаешься на дочь, которую даже на руки не хотел брать!
— Она не твоя собственность, Вика, — чеканит каждое слово.
— Это я ее родила и чуть не сдохла от потери крови и разрывов, — цежу в его лицо. — Это не тебя зашивали, не ты терял сознание… Да, господи, тебя не было в роддоме в этот момент! Ты явился только на следующий день! И когда у меня были схватки, тебя тоже не было рядом! Меня в роддом отвез твой водитель и он уговаривал меня дышать! Чужой мужик меня успокаивал! Не ты! Не ты! — толкаю его в грудь. — Из меня лезла твоя дочь, которую ты якобы любишь, а тебя не было рядом! Ты не касался моего живота, когда она толкалась, потому что тебе было насрать на нее, ведь ее вынашиваю я! А теперь ты говоришь, что ты ее любишь?! Песенки поешь?!
Отступает, а я пру на него с криками и толкаю:
— Мы с ней были одни все девять месяцев моей беременности! И мне было
