Я закатываю глаза.
— Да, так и было. Мы чудесно поужинали, обсуждая старые военные истории. — Я делаю вид, что меня сейчас вырвет. — Не давали мне вставить ни слова, особенно, когда я пыталась направить разговор в другое русло. Нико говорит, это потому, что я женщина. Что, как бы там ни было, это нормально. Но они не могут ожидать, что я буду уважать их, пока они не будут уважать меня.
— Да, — вздыхает мама. — Потребовалось некоторое время, чтобы люди свыклись с моим положением. Вот почему мы начали тебя так рано пускать на собрания и сопровождали на мероприятия, которые, возможно, не стоило проводить. Иногда я беспокоюсь, что из-за этого у тебя практически не было детства.
— Я быстро повзрослела, — признаюсь я ей. — Но это не значит, что мне это не нравилось. Мне всегда нравилось то, что вы, ребята, заставляли меня чувствовать себя частью семьи.
И это правда, хотя я росла гораздо быстрее, чем мои братья и сёстры, мне это нравилось. С самого детства я знала, что я — наследница, и однажды мне придётся взять всё на себя. Я всегда воспринимала это как роль принцессы в кино, только намного, намного лучше. С гораздо большим количеством насилия. И денег. Очень много денег.
— Что ж, ты определённо справилась с задачей, детка. — Она дарит мне одну из своих милых улыбок, и меня охватывает внезапная тоска по дому. — Не позволяй этим ирландским засранцам относиться к тебе хуже, чем ты заслуживаешь.
Входит Нико, и моё внимание переключается с экрана телефона на его мокрые грязно-русые волосы, которые падают ему на лицо. Он одет во всё чёрное, и на его сильной челюсти появилась щетина. Он встречается со мной взглядом и подмигивает. Я чувствую, как всё моё тело вздрагивает под его взглядом. Мои бёдра сжимаются, когда тело вспоминает, что этот мужчина способен с ним сделать.
— Из? — Спрашивает мама, возвращая моё внимание к себе. — Что происходит? Ты выглядишь так, словно только что увидела привидение.
— О. — Я прочищаю горло. — Извини, только что вошёл Нико. И ты знаешь, какой он надоедливый. Всегда такой задумчивый.
— Прости, Нико! — Кричит ему мама.
Он садится в кабинку рядом со мной, его тёплое тело прижимается к моему. Для тех, кто наблюдает за нами, он просто подходит достаточно близко, чтобы попасть в кадр. Но его рука прочно приземлилась на моё бедро, лаская его, пока он здоровался с моей мамой.
— Не за что извиняться, — говорит он, и его ирландский акцент кажется ей милым и счастливым, вместо обычного раздражения. — Девочки-подростки. — Он пожимает плечами. — Вечно себе на уме!
Мама смеётся, а я бросаю на него убийственный взгляд. Ненавижу, когда он указывает на нашу чёртову разницу в возрасте. Потому что, когда я снова смотрю в камеру, видя нас там вместе, это выглядит правильно. Он и близко не выглядит на свой возраст, а я выгляжу взрослее для своего, так что ничто не бросается в глаза, когда мы сидим здесь и завтракаем вместе этим унылым утром.
— Возникли какие-нибудь проблемы с твоей семьей? — Спрашивает она его.
— Нет, меня это не слишком беспокоит. Если что-нибудь всплывёт, я с этим справлюсь.
— Мы здесь тоже присматриваем! — Говорит Попс, внезапно появляясь на изображении слева от мамы. — Никаких слухов нет, но если что-то узнаете, просто дайте нам знать, хорошо? — Он смотрит на меня. — Привет, кошечка. Ты прекрасно выглядишь сегодня утром.
— Спасибо, Попс. — Я улыбаюсь. — Но нам, наверное, пора идти, да? — Спрашиваю я, глядя на Нико. — У нас целый день экскурсий с этими засранцами. Может быть, сегодня я смогу направить их в нужное русло… Сделать какую-нибудь настоящую гребаную работу.
— Не позволяй им перегибать с ней, Нико, — говорит мама серьёзным видом.
— Он мне не нянька, — стону я. — Я справлюсь с этим сама. Он здесь просто для того, чтобы убедиться, что никто не попытается меня убить.
Они оба напрягаются. Даже через маленькую камеру я вижу, как это происходит, и мне жаль, что я не могу вернуть всё назад. Я не хочу их напрягать или давать им ещё о чём-то беспокоиться. Но иногда мой чёрный юмор просто вырывается наружу. Иногда приходится смеяться над ситуацией.
— Никто не будет пытаться тебя убить, — говорит Нико, закатывая глаза и откидываясь на спинку стула, его рука перемещается к моему колену. — Драматизм.
— Береги её, — говорит Попс Нико, и в его голосе слышится боль.
Нужно заканчивать, я думаю. Я не могу справиться с ними, когда они начинают волноваться и защищать меня. Я понимаю, я — их наследница, их старшая дочь, но это не значит, что они должны беспокоиться обо мне каждую секунду. Я тренировалась с оружием, ножами и в рукопашным бою последние десять лет. Я могу защитить себя. Они не могут быть рядом каждый раз, когда случается что-то плохое.
— Передай папе привет от меня, ладно?
— Сегодня утром он гуляет с Финном, — говорит мама. — Но, скорее всего, он захочет поговорить с тобой позже. Он напишет тебе.
Я улыбаюсь, и мы прощаемся. Когда телефон закрывается, Нико набрасывается на меня, его рот грубо смыкается с моим, его язык проникает внутрь, а его рука находит мою челюсть. Он удерживает меня на месте, и я беспомощно принимаю всё, что он мне даёт.
— Зачем ты это сделал? — Спрашиваю я, запыхавшись, когда он отстраняется. Моё тело инстинктивно покачивается в его сторону, когда он вылезает из кабинки.
— Потому что мы одни, и потому что я могу. — Он пожимает плечами, и я на мгновение пускаю слюни от того, как его рубашка обтягивает мышцы спины. — Итак, как ты управляешься с этой чёртовой штукой?
Он стоит перед эспрессо-машиной, облокотившись на стойку, пытаясь рассмотреть её со всех сторон, пока решает, как её включить. Я смеюсь и соскальзываю со скамейки, чтобы помочь ему налить кофе.
— Знаешь, твои родители правы, — говорит он мне, прислоняясь бедром к столешнице, пока я наливаю ему порцию.
— На счет чего? — Я смотрю на него краем глаза.
— Ты не должна позволять ирландским придуркам относиться к тебе хуже, чем ты заслуживаешь.
— Ах. — Я улыбаюсь. — Кто-то подслушивал.
— Нужно было убедиться, что ты говоришь не обо мне. Он улыбается, и это делает его похожим на раздражительного двадцатилетнего парня.
— Мы включаем тебя в эту группу ирландских придурков? Потому что ты ирландец, и ты определённо придурок. — Я делаю шаг к нему и подхожу достаточно близко, чтобы почувствовать запах его геля для душа.
— Мне кажется, вчера вечером ты пела другую мелодию, маленький монстр. — Я закатываю глаза от глупого прозвища, которое он мне дал.
— Но потом ты оставил меня, старик, — говорю я, прищурившись на него.
Он достаёт из-под кофемашины маленькую белую кружку, наливает свежезаваренный эспрессо, проглатывая его сразу. Я наблюдаю за тем, как работает его горло, и задаюсь вопросом, не выжгло ли оно всё дерьмо из его рта.
— Это было для твоего же блага. — Он бросает чашку в раковину и затем смотрит на часы. — У нас сегодня много дел. Лучше поторопиться.
И с этими словами он уходит. Он выводит меня из себя своим настроением. В одну секунду он целует меня до потери сознания, а в следующую заставляет меня гадать, нравлюсь ли я ему вообще.
— Грёбаный ирландец, — ругаюсь я себе под нос, следуя его примеру.
Глава 14
НИКО
Господи, во что я, блядь, ввязался?
Я не могу забыть её вкус на своём языке и выкинуть из головы звуки, которые она издавала. И от того, как эти мужчины смотрят на неё, мне хочется вырвать им глаза… Медленно. Все смотрят на неё не так, как будто они деловые партнёры, а так, словно она кусок мяса, ожидающий, чтобы его съели. Но если она и замечает, то не показывает этого.
Она ходит по складу, слушая, как они болтают, не упуская ни секунды. У них довольно приличное оборудование, их производство оружия прекрасно прикрывается легальным бизнесом в порту. Мы находимся на верхнем этаже многоэтажного здания и проверяем их акции.
— Вы снабжаете Север? — Спрашивает Изабела, словно читая мои мысли. Потому что здесь много оружия, гораздо больше, чем нам и местным бандам понадобится. Было бы логично, если бы они были связаны с «IRA» (прим. — Irish Republican Army).
