В какой-то момент в голове промелькнула мысль, что он специально заманивает таких доверчивых студенток-дурочек, как я, в свою квартиру и затем заставляет спать с ним за зачёт или экзамен.
— Я тебя не трону, — произнес вдруг Одинцов, словно мог прочитать мои мысли.
— В смысле? — я посмотрела в сторону кухонного окна, где, подпирая задницей подоконник, стоял мужчина и наблюдал за мной всё время, что я готовила для него обед.
— Ты о чем-то подумала, нож сильнее сжала, — кивнул он на руку, в которой я держала нож. — Боишься, что я заманил тебя в свою квартиру, чтобы трахнуть?
— Необязательно, — я нарочито равнодушно повела плечами, но сама нисколько не расслабилась. — Может, хотите заставить меня смахнуть пыль с тех пухлых ангелочков на полках. Ну, или просто заманили сюда ради расчленёнки. В любом случае, подозрения о том, что вы могли специально скинуть мои вещи в бассейн, с вас не сняты.
— Ангелочки мамины, и их лучше не трогать. Даже из чувства благодарности или страха. А насчёт расчленёнки… — оборвавшись на полуслове, Одинцов плавно оттолкнулся от подоконника и, подойдя ко мне, встал за спиной в такой опасной близости, что я не смогла сделать ни вдох, ни выдох. Так и застыла, глядя прямо перед собой в белую стену в желтый мелкий цветочек, пока не почувствовала, как мужчина обхватил мою руку с ножом. Остриём он ткнул в кусок курицы на разделочной доске. Над ухом раздался его голос, опущенный до леденящего душу шёпота. — Я предпочитаю куски мяса побольше. Не превращай его в фарш.
— Поняла, — выдавила я, едва-едва вернув себе возможность говорить.
— И расслабься, Мельникова, — выронил он уже своим обычным голосом, резко отойдя от меня. — Не того боишься, — бросил он, выходя из кухни. — Я пойду переоденусь. Не подглядывай.
Только когда его шаги исчезли в одной из комнат, я смогла плавно вдохнуть и выдохнуть.
Он точно псих.
Тряхнув головой, я вновь взяла себя в руки и продолжила приготовление обеда. К счастью, этот псих не пожелал никаких изысков. Попросил лишь приготовить ему гречка с курицей. Это я умею.
Оставшееся мясо, как он захотел, я нарезала покрупнее, обжарила в сковороде, добавила лука, а затем подсыпала немного гречки. Примерно прикинула, чтобы ему хватило поесть и на добавку. Залила всё водой, посолила, накрыла крышкой и отошла к подоконнику.
Вроде ещё февраль, а по ощущениям на улице кажется, что завтра уже май. Солнце слепило и пригревало через толщу пластикового окна. Лицо начало пылать, но было приятно пригреться под жаркими лучами. Прикрыв глаза, я позволила себе на секунду расслабиться и пофантазировать о том, что я нахожусь на пляже, а всю грязь моей жизни смыло волнами океана и разъело его солью.
Если бы всё было настолько же легко, как в мечтах…
Помечтали и хватит.
— Ноги не замёрзли? — неожиданный вопрос, раздавшийся сзади, заставил меня подпрыгнуть на месте. Прижав ладонь к груди, чувствуя бешеное сердцебиение, я обернулась и увидела Одинцова в его простой домашней одежде. В обычной растянутой белой футболке и черных шортах, он не выглядел как Дьявол из универа, которого все опасались. Обычный домашний мужчина. Немного уставший и голодный.
— Не замёрзли.
— Если замёрзнут, носки в комоде.
— Спасибо, — ответила я машинально.
— Вкусно пахнет, — Одинцов подошёл к плите и снял крышку со сковородки, направив запах на себя. — Класс! — улыбнулся он уголками губ и, вновь накрыв сковороду крышкой, отошёл к чайнику. Наполнил его водой и достал две кружки из верхнего ящика. — Чай, кофе? — обратился он, посмотрев на меня.
— Я ничего не буду. И вещи уже высохли, наверное. Да и мне уже пора.
— Перекусишь. Никуда твои планы не денутся, — в Одинцове вновь включился суровый препод. — По расписанию у тебя сейчас ещё полторы пары. Вряд ли на это время ты планировала ещё что-то помимо них. Как раз успеешь поесть. Заодно поиграем в пытки. А затем вали на все четыре стороны.
— В пытки?
— Да, — уверено кивнул мужчина, закидывая в кружки чайные пакетики. — Ты наврала мне насчёт того, откуда на твоей шее синяки. Поэтому я вынужден буду тебя пытать, пока не доберусь до истины. Хобби у меня такое — правду знать.
— И что вам эта правда даст? — вопросила я и тут же поспешила добавить. — Я имею в виду, если представить, что я вам наврала. Что даст вам другая информация по поводу причины появления на мне синяков?
— Исходя из причины и будем решать.
Одинцов залил чайные пакетики кипятком и поставил кружки на стол напротив друг друга. Вернулся к плите и выключил конфорку. Достал из верхнего ящика две тарелки и наполнил их гречкой с мясом. Один край на обеих тарелках оставил свободным, а затем наполнил его маленькими круглыми помидорками.
— Садись, — кивнул он на пустующий стул. — Поешь, пока горячее.
Нехотя, я села на стул, прижав колено левой ноги к груди. Одинцов положил рядом с моей тарелкой вилку, поставил рядом сахарницу с чайной ложечкой и сел с противоположной стороны стола, мазнув по мне взглядом.
— Ешь, — бросил он коротко и первым начал уминать гречку, щедро откусывая от куска черного хлеба.
Испытывая неловкость, я тоже попыталась немного поесть. Но, помня о том, что мне были обещаны пытки, кусок в горло не лез.
— Уже почти не видно, — произнес вдруг Одинцов.
— Что? — я перевела взгляд с тарелки на мужчину и, сведя брови над переносицей, непонимающе заглянула в его светлые глаза.
— Синяков на шее, — кивнул он в мою сторону. — Уже почти не заметны. Получается, трахаться жёстко ты любишь не часто. Да и начала недавно, судя по всему.
— Господи… — выдохнула я едва слышно и опустила взгляд в тарелку. Чувствуя, как кожа лица и шеи начала гореть и, наверняка, краснеть, я предпочла перекатывать вилкой помидор. В любом случае, лучше заняться этим, чем поддерживать странный разговор.
— Рассказывай. Откуда синяки? Мои уши всё стерпят.
— Я вам уже всё сказала. Не вижу смысла в том, чтобы вновь поднимать эту тему, — процедила я, понимая, что про анонсированные недавно пытки он нисколечко не шутил.
Как можно с таким хладнокровием вести разговоры не просто о сексе, а о «трахе»?
— То есть… дай подумать, — Одинцов на несколько секунд замер, а затем ткнул вилкой в мою сторону. — Тебе неудобно говорить на тему секса в грубой его форме, но ты продолжаешь настаивать на этой версии. Теперь мне вдвойне интересно, что произошло с тобой на самом деле, что для тебя удобнее списать всё на нелепый жесткий секс, чем рассказать о том, что произошло на самом деле?
— Моя личная жизнь никак не касается образовательного процесса.
— Почему ты моешься в университетском душе, а не в домашнем? — словно пропустив мимо ушей мои слова, мужчина продолжал изощрённый допрос.
— И об этом я вам тоже уже говорила, — процедила я.
— Ты живёшь с родителями или в общаге?
— Какая разница?
— Большая. Хочу знать точно, бьют тебя дома или кто-то из подружек Колесникова устроил «тёмную» в общаге. Или он сам…
— Почему вы настаиваете на том, что эти синяки как-то связаны с Колесниковым? — в этот раз я набралась смелости, чтобы заглянуть Константину Михайловичу в глаза. — Он вам лично что-то сделал или у вас просто взаимная неприязнь?
— Ты пытаешься его защитить? — мужчина насмешливо повёл бровью.
— Я пытаюсь понять причины вашего нездорового любопытства. Раньше мои синяки вас…
Я резко заткнулась, поняв, что в порыве закипающего гнева, едва не сказала лишнего.
— Почему замолчала? Договаривай. Раньше твои синяки, что?… — он поймал мой взгляд в холодный плен своих глаз и держал настолько крепко, что я осталась сидеть недвижимо. — Если бы я увидел их раньше, то и с вопросами пришёл бы к тебе раньше. Но, как ты помнишь, в университете я человек новый. И, раз уж ты самостоятельно подняла эту тему, рассказывай о том, что было до этих синяков на шее.
— Ничего не было, — буркнула я вышла из-за стола. — Спасибо за… всё. Мне пора.
