поворачивается, чтобы уйти. Вид ее руки вызывает новую волну ярости.
— Где мое кольцо? — требую я.
Она стоит спиной ко мне, направляясь к винтовой лестнице.
— Я смыла его туда, где ему самое место. — Красный цвет застилает мне обзор, и я в несколько шагов пересекаю комнату. Моей пассивной натуры, когда дело касается противоположного пола, не существует, и я прижимаю ее к стене. Я сжимаю ее челюсти, заставляя посмотреть на меня.
— Это семейная реликвия. — Мой голос прорывается сквозь стиснутые зубы.
Несмотря на панику, охватившую ее, она говорит:
— Тогда ему не место на моем пальце. Мы не семья.
Ни одно из сказанных слов не было более верным. Свободной рукой я беру ее за запястье и показываю пальцы.
— Если ты отказываешься его носить, значит, палец тебе не нужен.
Она замечает в кармане рукоять ножа, которым я отрезал палец ее отцу, и на ее лице появляется страх.
— Где кольцо? — снова требую я. Она с силой сглатывает и прижимается к моей ладони.
— В моей комнате.
— Хорошая девочка. — Я не отпускаю ее, давая понять, что ее тело принадлежит мне. — Никто не придет за тобой, Кайлин Биг. Слышишь тишину? Никто не бьется в двери. Твой отец не планирует твое спасение. Он рад, что я позволил ему сохранить жизнь. Тебя было легко обменять, поскольку я уверен, что никчемная мафиозная шлюха, вероятно, служила не лучше, чем ты для своего жалкого отца.
Ее рука дергается в моей, как будто она намеревается дать мне пощечину. Это вызывает у меня кривую усмешку. Ее щеки вспыхивают, и она в ярости плюет мне в лицо.
Я отпускаю ее руку и небрежно вытираю плевок со своей щеки. Затем, все еще держа руку у ее челюсти, я провожу большим пальцем по ее нижней губе.
— Возможно, мне еще пригодится мой нож. — Быстрыми движениями я вставляю палец в петлю рукояти и вынимаю лезвие. Ее хныканье скользит по моей коже и сжимает мой живот, когда лезвие загорается в тусклом свете.
Оправившись, она вырывается из моей хватки и делает шаг назад.
— Я не сомневаюсь, что это и есть моя настоящая судьба, — говорит она, указывая на свою гибель. — Как ты можешь желать союза, брака с семьей, которая, по твоим словам, убила тебя?
Не такая уж наивная мафиозная шлюха, в конце концов. Как я могу хотеть союза со своим врагом? Да никак. Наш мир построен на эгоизме, и любой посвященный мафиози будет мстить. Жаждать крови.
— Насколько я знаю, — продолжает она, набравшись храбрости, — ты планируешь убить меня во сне, прежде чем расправишься с остальными членами моей семьи.
— Ты умнее своего папы. Но уверяю тебя, если я задумал убить тебя, то сделаю это, пока ты не спишь, чтобы ты прочувствовала каждую мучительную секунду.
Ее миниатюрное тело поглощает эта огромная комната и моя возвышающаяся фигура. Ее дыхание участилось, а вызывающие глаза цвета виски испепеляют меня.
— Если ты убьешь меня, то не получишь свой союз.
— У меня больше самоконтроля, — говорю я, даже когда мои штаны сжимаются от желания поиздеваться над моим утверждением. — Есть вещи, которые я могу поступить с тобой гораздо хуже, чем убить. — В ответ на это предложение я окидываю взглядом ее наряд. Бесформенная рубашка на ней не подходит. Я делаю шаг к ней, вцепляюсь когтем клинка в воротник и тяну его вниз, рассекая тонкую хлопчатобумажную ткань. Ее живот вздрагивает, когда прохладная сталь почти касается кожи, и она зажмуривает глаза.
— Посмотри на меня, — приказываю я, и она инстинктивно делает это.
Ее глаза находят мои, когда я заканчиваю срывать рубашку. Черный бюстгальтер маняще обтягивает ее маленькую грудь, надавливая на нежные выпуклости плоти. Обтягивающие леггинсы облегают ее бедра.
— Сними рубашку, — говорю я ей.
Смущение искажает ее черты, когда я начинаю отступать. Неуверенными движениями она позволяет разорванной рубашке упасть на пол. Стоя передо мной, она прикрывает руками оголенный живот.
Я убираю нож в ножны и сую его в карман, оглядывая атриум. По квадратным колоннам, соединяющим стеклянные перегородки, отделяющие внутреннее помещение от внешнего, ползут виноградные лозы. Сводчатый потолок из балок и стекла открывает живописный вид на ночное небо. В центре помещения находится фонтан из каменных плит, тихий и безлюдный. Весь атриум окружен растительностью, которая не требует особого ухода.
Я редко бываю здесь, но сегодня решил, что это идеальная сцена для моей балерины.
— Танцуй, — приказываю я.
Свободные волны темных волос рассыпаются по ее плечам. Она оглядывает комнату, словно в поисках выхода.
— Танцуй, — повторяю я непреклонным, но спокойным тоном. Она качает головой.
— Я не могу… — Я задираю подбородок.
— Ты должна. Ты сказала, что это твоя страсть, так покажи мне. Докажи, что ты не сможешь без этого жить.
— Я не могу танцевать здесь, — недоверчиво говорит она.
— Почему?
— У меня нет пуантов. — Она поднимает голую ногу для демонстрации. — Помимо всего прочего.
— Человеку, преданному своей страсти, больше ничего не нужно. Танцуй, или я позабочусь о том, чтобы ты больше никогда не танцевала. — Угроза осталась невысказанной, но она знает, чем рискует. Один перелом ноги может положить конец профессиональной карьере на всю жизнь.
Даже когда отрезал палец ее отца, я не заметил в ее глазах того страха, который вижу сейчас.
Я присаживаюсь на каменную скамейку, достаю телефон и листаю музыкальную подборку. Я выбираю классику, «Лунную сонату», и через крошечный динамик доносятся глубокие ноты фортепиано.
Сделав полный вдох, она заносит руку перед собой и поднимается на носочки, вытягивая себя вверх через центр, но оступается — дрожащие конечности выводят ее из равновесия. Уставившись на мраморный пол, она сжимает свои маленькие ручки в кулаки. Зажмурив глаза, она повторяет попытку.
На этот раз она грациозно поднимается на пальцы. Подведя колено к туловищу, она балансирует на одной ноге, позволяя музыке нарастать, а затем вытягивает ногу вперед. Я наклоняю голову, изучая ее. Ее стройное, легкое тело. Ее сильные ноги. Маленькая, нежная грудь, затянутая в кружевной материал бюстгальтера.
Она держит глаза закрытыми, переходя от одной позы к другой — я уверен, что у них есть соответствующие термины, которые мне неинтересно знать. Все, что меня волнует, — это чтобы она больше не оступилась. Я должен потребовать, чтобы она открыла глаза, но размашистый поток ее движений оседает у меня внутри.
Она кружится, подняв руки над головой, длинные волосы бьют ее предплечья. Словно сказочное существо из мифа, она скользит по полу в гипнотическом ритме.
И я загипнотизирован, околдован.
Думаю, ни один мужчина, наблюдая за ее танцем, не сможет утверждать
