Флортье любовно погладила подругу по руке и порадовалась, как элегантно она выглядела в жадеитово-зеленом платье с мелким рисунком из птичек и цветущих веток, соединившем азиатский стиль и европейскую моду, со строгой прической, а элегантные серьги подчеркивали своеобразную красоту ее лица.
– Представь себе, я разыскала своего брата! – выпалила Флортье. – В октябре Пит приедет ко мне в гости!
– Ах, Флортье, – улыбнулась Якобина и пожала ей руку. – Как замечательно!
– Да, – сияя, кивнула Флортье. – Я ужасно волнуюсь. Ведь мы не виделись больше двадцати лет.
– А как твой отец? – осторожно поинтересовалась Якобина.
Флортье покачала головой.
– Я не хочу его видеть и не хочу ничего знать о нем. Хороший отец не бросил бы свою маленькую дочку по прихоти новой жены. А ведь он взял с собой только сына. – Она опустила голову и уставилась на свои ногти. – Мои тетка с дядей тоже ничего не услышат от меня. Они должны были меня защищать, оберегать, а не наказывать, как это делала тетка. А дядя меня просто не замечал. – Она посмотрела на сад, на богатырскую фигуру Джона Холтума, и сердце радостно забилось. С Джоном она не только увидела почти весь мир, много интересного, но он еще научил ее тому, что бывает страсть, которая сопровождается уважением, и бывает секс без грязи и стыда. – Мне потребовалось много времени, чтобы это понять. То есть, понять себя, понимаешь? Вместо того чтобы терзаться от чувства собственной вины. Я поняла это благодаря Джону.
За эти годы Флортье превратилась из хрупкой девочки в даму и стала женственней и еще красивее, чем прежде. Она сидела на террасе в молочно-белом платье с зелено-голубой вышивкой; высокая прическа открывала ее уши, в которых сверкали маленькие серьги. Но, возможно, она расцвела так благодаря Джону. Когда она говорила о нем или смотрела на него, ее глаза сияли. И видно было, что она счастлива с ним в их странном браке, дававшем Флортье баланс между стабильностью и свободой, в которой она нуждалась. Этот брак принес ей двух пасынков, молодых людей, которые были для нее будто младшие братья. С их матерью у нее наладились нормальные отношения, конечно, далекие от сердечности.
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала Якобина и посмотрела на Эдварда. Юлиус и Берта ван дер Беек так и не простили ей, что она выбрала себе в мужья китайца, хотя он был врачом и состоятельным человеком; хотя тогда, в Амстердаме, в том ноябре он по всей форме просил ее руки. Они публично порвали с ней отношения и даже отказали в приданом. О смерти отца, случившейся два года назад, Якобина узнала лишь из письма Мартина. Родители всю жизнь винили ее, что она не стала такой, какой должна быть девушка из дома ван дер Беек… Улыбка осветила ее лицо, когда она взглянула на Эдварда. Он элегантно жонглировал мячами, балансируя стройным телом; это тело, такое жесткое, такое угловатое, могло плавить ее тело, делать его мягче воска. Эдвард научил ее, что человек, который отдается пылающей в нем страсти, не гибнет в ней, а реализует себя. Он убедил ее, что она красива, словно китайская каллиграфия с ее долгими линиями, острыми и прямыми углами, плавными завитками и закруглениями. Эдвард, который женился на ней, чтобы она могла оставить у себя Иду; который принял должность, предложенную ему в госпитале, в первую очередь, из-за того, что ему неожиданно пришлось заботиться о жене и ребенке. Но он никогда не раскаивался в таком решении; работа занимала все его мысли. Якобина с четырьмя детьми, по мере возможности, поддерживала его, помогала собирать пожертвования на строительство больницы, школ и сиротских домов, в которых так остро нуждался Гонконг. Потому что там было много детей, которые росли не так, как их с Эдвардом дети; они не знали счастья и родительской заботы, за них болела душа… Джонатан, Эдвард-младший и Дейси набросились на отца, и они все вместе упали в траву и стали там возиться. А Джон Холтум показывал в это время Иде, после ее упорных просьб, как жонглировать четырьмя мячами.
– Нам очень повезло, – тихо сказала Флортье.
Якобина кивнула.
– Да. Очень.
Взгляды встретились, и улыбка озарила лица подруг. Их руки нашли под столом друг друга и соединились. Подругам давно уже не нужно было слов, чтобы подтвердить, что их дружба продлится до конца их дней.
Потому что человек – не остров.
Всем нам памятны картины цунами у берегов Суматры, случившегося в рождественские праздники 2004 года после землетрясения в Индийском океане. Катастрофа непостижимых масштабов ясно показала нам, какие огромные силы дремлют в недрах нашей планеты и насколько они могут стать разрушительными.
Острова Индонезии относятся к тем регионам Земли, которые особенно часто страдают от таких катастроф. Там сходятся несколько тектонических плит, там более 150 вулканов. Когда стоишь на берегу какого-нибудь острова и смотришь на морской простор, а за твоей спиной находятся один или несколько активных вулканов, явственно чувствуешь, насколько люди зависят там от трех стихий – Огня, Земли и Воды.
Тем не менее именно вулканические почвы вместе с жарким и влажным тропическим климатом превратили эти острова в пышный, зеленый и плодородный райский ландшафт. Но напряженность царит на этих островах и по сей день.
Более пятнадцати лет я мечтала написать роман об извержении Кракатау в конце августа 1883 года, втором по мощности извержении вулкана в современной истории. Тогда был официально задокументирован самый громкий грохот извержения за всю историю наблюдений. Катастрофа унесла, по приблизительным оценкам, 30 тысяч жизней, большинство погибли от нескольких волн цунами, для людей того времени она стала тем, чем стало для нас цунами 2004 года.
Строго говоря, тогда произошло извержение вулкана Пербуатан; но эта катастрофа соединилась в сознании людей с островом Кракатау, почти полностью снесенным мощью этого взрыва. С 1927 года на том месте стал расти вулканический конус, получивший название «Анак Кракатау» – «Ребенок (или сын) Кракатау». За прошедшие годы он уже поднялся на высоту 400 м, растет с каждым годом и в минувшую осень вступил в фазу высокой активности.
Для описания извержения в романе были использованы две книги – «Кракатау» Руперта Фурно (Лондон, 1965) и научный доклад «Кракатау» Рогира Дидерика Вербеека (Батавия, 1885), а также «Кракатау: День, когда взорвался мир» Винчестера Саймона (Нью-Йорк, 2003). Эта книга навела меня на мысль включить в роман и «Цирк Уилсон», а особенно Джона Холтума, чьи выступления проходили именно так, как описано у меня, а его биография была такая же пестрая, как изображено в романе. Впрочем, насчет его покалеченных пальцев существуют разные данные; еще я позволила себе маленькую вольность и написала в романе о его рухнувшем браке с Энн Робинсон, чему нет никаких подтверждений.
