Сиенна, верная своему слову, соблюдала дистанцию. На банкете она поздравила ребят с «Грэмми», но больше мы ничего о ней не слышали. После ее прочувствованного и откровенного признания рейтинг ее альбома упал, однако певица медленно восстанавливала позиции. И я ни секунды не сомневалась, что своего она добьется. Упорства этой женщине было не занимать.
* * *
К исходу турне мне уже хотелось домой. Я устала, а живот стал огромен. Я по-новому зауважала Анну, которая выдержала тур до самого конца. В пути было весело, но такая жизнь утомляла. Мне, как и Гриффину, не терпелось поскорее увидеть сестру. Анна решила на этот раз не присоединяться к ребятам. Гибсон теперь нуждалась в большем внимании: она тянула в рот решительно все, – и Анна осталась дома. Я очень гордилась тем, что сестра поставила нужды ребенка на первое место. Она разительно отличалась от той Анны, с которой я выросла. Она сомневалась и волновалась, но из нее вышла превосходная мама. Мне оставалось надеяться, что я окажусь не хуже.
На девятом месяце меня все достало. Я была огромной. Измотанной. Ноги отекли. Спина болела. Я не знала, как лечь, чтобы выжить, а обострившийся сексуальный голод сошел на нет. Мне хотелось, чтобы этот ребенок покинул мое тело.
Келлан мне всячески потакал. Он ездил к черту на кулички только затем, чтобы купить мороженое определенного сорта. Он каждый вечер массировал мне поясницу. Он даже пробовал сделать мне педикюр, но я так смеялась, что ноги тряслись и Келлан перепачкал красным лаком и себя, и меня. Но это было приятно.
Схватки начались, едва я смирилась с фактом, что буду беременной вечно. Я сразу записала время их появления и продолжительность. Келлан заметил, как я царапаю что-то в его поэтическом дневнике, и положил голову мне на плечо:
– Что делаешь?
Я смотрела на секундомер, считала секунды и дышала сквозь боль:
– Схватки фиксирую.
– Что? – Келлан в панике развернул меня лицом к себе. – Уже пора? Едем в больницу? Я заведу машину. И сумку соберу. Черт, мне нужно погрузить переноску!
Он сорвался с места, так и не дав мне ответить ни на один вопрос.
– Келлан! Еще… рановато.
Схватки были слабыми и редкими. Даже мне было ясно, что времени полно.
Но Келлана обуяла бешеная активность, и я не стала заморачиваться с объяснением всех этих тонкостей. Я просто сидела на диване и ждала очередной схватки. Келлан метался по дому, подбирая нужные, по его мнению, вещи и бормоча под нос о тех, которые он наверняка не учел.
– Кира, подгузники нам нужны? Я возьму подгузники. Их надо захватить.
– Келлан! – крикнула я через плечо. – В больнице они наверняка есть!
Он не ответил, и я уверилась, что он набьет их в «шевелл» в количестве достаточном, чтобы прикрыть задницы половине детей Сиэтла.
Я глянула на маму, спокойно восседавшую рядом. Она прилетела заранее, не желая пропустить рождение второго внука. Папа собирался присоединиться сразу после этого события.
– Он рехнулся, – сказала я, наблюдая за Келланом.
Мама со смехом потрепала меня по колену:
– В первый раз они все такие.
Через двадцать минут, хотя я совсем еще и не рожала, мы погрузились в «шевелл», и Келлан рванул в ближайшую больницу.
– Сбавь скорость, – взглянув на спидометр, строго велела я. – У нас уйма времени.
Келлан нервно поглядывал на меня.
– Ты уверена? Почем тебе знать? Может, схватки просто сами по себе слабые. Может, это плохо!
С заднего сиденья донеслись мамины смешки. Я не нашла в его словах ничего смешного.
Через несколько часов я была готова убить мужа, маму и производителя противозачаточных таблеток с негодной маркировкой. Я не сомневалась, что умираю. В жизни не испытывала такой боли. Но вот сквозь туман явился ангел в образе медсестры в хирургическом халате, дал мне лекарство, и стало намного, намного лучше.
Но все еще было чудовищно неудобно и тяжко. Я и представить не могла, как это трудно – рожать. Рожают все, сплошь и рядом: могло бы показаться, что это дело куда более легкое. Мы же не наблюдаем, как кошки и собаки визжат и корчатся от боли, – клянусь, эти создания даже не замечают, что разрешаются потомством. А я, уж поверьте, заметила, даже частично онемев ниже пояса.
Келлан держал меня за руку и помогал, чем мог. Он ощущал себя совершенно бесполезным и хотел бы сделать больше. Наверное, он и родил бы вместо меня, если бы умел.
– Ты молодец, солнышко, уже почти все.
Со слов врача, мне оставалось напрячься в последний раз, и я чуть не взвыла. Мне хотелось, чтобы этот кошмар закончился. Пусть меня лучше еще раз собьет грузовик, чем я рожу еще одного ребенка. Мама сжала другую мою руку.
– У тебя получится, – внушала она.
Я и сама это знала и старалась изо всех сил. Облегчение наступило почти мгновенно, и я поняла, что делу конец, еще до того, как услышала детский плач. Обливаясь слезами, Келлан поцеловал меня в мокрую голову.
– Ты просто молодчина, – прошептал он.
Закрыв глаза, я выдавила слабую благодарную улыбку.
Бойкий возглас медсестры вывел меня из ступора:
– Поздравляю! Мальчик!
Мама разрыдалась, а я открыла глаза и уставилась на Келлана. Мальчик? У нас родился мальчик. Взгляд Келлана был прикован к маленькому свертку в руках у медсестры. На лице мужа отразился восторг и благоговение.
– У меня сын?
Блестящая слеза скатилась с его щеки и упала мне на плечо.
Нет, я ошиблась. Ради этого зрелища я рожу еще тысячу раз. Ну, по меньшей мере два или три.
Медсестра кивнула и шагнула ко мне, держа моего сына. Мне не терпелось увидеть его, взять на руки, но я быстро мотнула головой и показала глазами на Келлана. Та, поняв меня, вручила ему младенца. В жизни Келлана было столько зла, что он заслуживал первым подержать своего ребенка.
Келлан издал звук, вместивший сразу и смех, и всхлип. Он не отрываясь глядел в глаза своему сыну.
– Привет, человечишко, – шепнул Келлан. – Я твой папа, и я тебя люблю… Очень и очень. – Дрожащим голосом он добавил: – Рад тебя видеть.
Я зарыдала задолго до того, как Келлан передал мне ребенка.
* * *
Прошло несколько месяцев. Я пробиралась через море розовых и белых воздушных шаров. Они запрудили весь дом. Я не утрирую – весь. Их гроздья были прицеплены к каждой лампе, вазе, дверной ручке и спинке стула, к перилам и шкафам. Потолок был сплошь в шарах. Так же и пол. Гости развлекались, пиная их. Хорошо бы не лупить по ним в присутствии Гибсон. Моя пятнадцатимесячная племянница была на седьмом небе от счастья, пытаясь прихватить как можно больше податливых шариков. Анна парила над ней, как коршун, следя, чтобы шар не лопнул и не напугал ее, а еще, не дай бог, не превратился бы в резиновую закуску. Эта малютка тянула в рот все. Буквально все. Анна уже пожаловалась, что Гибсон нашла ее тайник с сексуальными игрушками. Теперь сокровища для взрослых хранились в запертом ящике на верхней полке шкафа. И я отдала бы полмира, лишь бы не знать об этом.
