Ник вскочил, подошел к окну и остался стоять там, сгорбившись, глядя на улицу.
— О Боже! Бандероль! — вдруг вскочила Франческа. Она положила ее в кресло у двери и сейчас, бросившись туда, схватила сверток и вручила его Нику.
— Это доставили для вас сегодня утром, пока меня не было дома.
Дрожащими руками Ник стиснул сверток.
— Это почерк Катарин, — прошептал он. Когда Ник сорвал бумагу, у него в руках оказалась ярко-оранжевая коробка от «Гермеса». Ник сразу узнал ее. Раньше в этой коробке была ее сумочка, любимого Катарин фасона «Келли», который она предпочитала всем другим. Внутри коробки он обнаружил три футляра от «Тиффани», три конверта и завернутую в салфетку книгу для записей, лежавшую на дне. На ее переплете Ник прочитал тисненную золотом надпись: «В.Л. от К.Т.». Он положил книгу обратно в коробку, схватил адресованное ему письмо и торопливо вскрыл конверт. Пока он медленно, надев очки, читал, слезы непрерывно текли из его глаз и струились по щекам.
— Здесь еще есть письма для вас обоих, — с трудом выговорил он надтреснутым от переполнявших его чувств голосом и отошел в дальний конец гостиной, пряча от них искаженное страданием лицо. Невыносимая грусть переполняла его.
Виктор взял коробку и вернулся вместе нею на диван, охваченный сочувствием к Нику и состраданием к Катарин. Какое бы зло она ни причинила им всем много лет назад, она заслуживала лучшей участи. Они с Франческой прочли адресованные им письма и остались сидеть молча, с отсутствующим видом держа письма в руках, переполняемые воспоминаниями и находясь в таком же оцепенении, что и Ник. Открылась дверь, и на пороге появилась Вэл. Франческа взглянула на нее и отрицательно покачала головой, после чего домоправительница немедленно скрылась. Шум закрывшейся за ней двери заставил Ника очнуться, и он подошел к ним, сидящим около камина.
— Прочтите письмо, что она вам написала, я имею в виду — вслух, — попросил он Франческу. — Мне необходимо знать, что она пишет. Прошу вас, Франки.
— Да, конечно.
Франческа высморкалась и начала читать дрожащим голосом:
— «Моя самая дорогая Франки!
Ник все тебе объяснит. Прости меня, что не рассказала тебе обо всем сама, но мне показалось, что всем нам будет легче, если я поступлю так, как я поступила. Книга в синем кожаном переплете, что лежит на дне коробки, предназначена для моей дочери Ванессы. Последние четыре месяца я записывала в ней свои мысли и впечатления. Мне хотелось бы, чтобы ты передала ей эту книгу, когда она будет готова прочитать ее, может быть, через год или два. Оставляю это на твое усмотрение. Надеюсь, что, прочитав мой дневник, она лучше узнает и поймет меня.
Майкл был всегда и остается теперь хорошим отцом для нее, за что я очень ему благодарна, особенно если учесть, что у меня самой никогда не было отца, который, по крайней мере, хотя бы просто любил меня. Вместе с тем мне кажется, что Ванесса нуждается в женском влиянии, и Майкл согласен, чтобы ты в любое удобное для тебя время навещала ее. Прошу тебя, дорогая, будь для моей дочери такой же хорошей подругой, какой ты была мне. — Голос Франки дрогнул. Она замолчала, вытерла глаза носовым платком Виктора и стала читать дальше. — А теперь, Франки, я обращаюсь непосредственно к тебе. Находясь на пороге неминуемой смерти, я вижу все с ослепительной четкостью, вся фальшь отлетела куда-то прочь, и истина открылась мне в своей небывалой полноте. Тем же ясным взором я смотрю на всех, кого я люблю, и вижу их нужды, может быть, намного отчетливее, чем они сами. Перед моими глазами стоишь ты, моя дорогая, такая милая и добросердечная, исполненная всех тех человеческих достоинств, что так, к сожалению, редки в нашем мире. И сейчас ты ужасно одинока. Не оставайся одна, Франки! Одиночество подобно смерти, мне это слишком хорошо известно. Ник думал, что нам выпал шанс все исправить. Но нам не суждено им воспользоваться. Но ты не должна упустить свой шанс, Франческа. Используй его, пока ты еще молода. Скорая смерть дает мне право сказать это тебе, и я уверена, что ты поймешь меня и простишь это мое вмешательство в твою личную жизнь.
Будь здорова и счастлива, любимая моя подруга. Я всегда буду помнить и преданно любить тебя. Кэт».
Франческа плакала, не стесняясь, и глаза Виктора были полны слез, когда он взял и крепко сжал ее руку.
— Ты не мог бы прикурить мне сигарету? — прошептала Франческа, поворачивая к нему свое заплаканное лицо. Виктор исполнил ее просьбу и с беспокойством посмотрел на Ника, съежившегося в кресле. Ему показалось, что его друг буквально усыхает на глазах.
— Выпей, Никки, — сказала она.
— Хорошо. Прочти теперь свое письмо ты, Вик. Я должен знать…
Виктор достал из конверта уже прочитанное им письмо Катарин Темпест и снова пробежал его глазами, не решаясь прочесть вслух. Он взял свои очки в роговой оправе, лежавшие на краю стола, надел их и откашлялся.
— «Мой дорогой Виктор!
Прежде всего хочу снова поблагодарить Вас за то, что Вы простили мне то ужасное зло, которое я Вам причинила много лет назад. Проявленное Вами великодушие было столь замечательно, а Ваше понимание и прощение так глубоко меня тронули, что, как я уже говорила Нику после нашей встречи, теперь я могу умереть спокойно, зная, что помирилась с Вами и Франческой.
Я знаю, что Вы, хотя и иначе, не меньше меня любите Ника. Поэтому я прошу Вас приглядывать за ним и от моего имени. Он будет очень нуждаться в Вас и Франки, в вашей преданной дружбе. Вы оба обязаны поддержать его, помочь ему прожить несколько трудных предстоящих месяцев. Мне не хотелось бы, чтобы Ник был один в это время. Пожалуйста, заберите его к себе в «Че-Сара-Сара» вместе с маленьким Виктором и Франки. Моя душа будет спокойной, если я буду знать, что он там с вами обоими и со своим сыном.
И, наконец, не позволяйте Нику искать меня. Я собираюсь уехать в то место, где я найду покой, где обо мне позаботятся. Так надо. Я бы не вынесла страданий Ника, а он бы мучился, оставшись со мной, я знаю это. Вчера вечером мне стало это особенно очевидно.
Теперь только вы трое и еще Майкл Лазарус знают о моем состоянии. Мне хотелось бы, чтобы оно осталось втайне от всех остальных.
Прощайте, мой дорогой друг. Любящая Вас Катарин».
Виктор положил письмо на стол, снял запотевшие очки и, подойдя к Нику, обнял его и крепко прижал его к себе.
— Верь ей, Никки! Там, куда она уехала, ей будет лучше. Не пытайся искать ее. Пусть все будет так, как она хочет.