— Плевать!
В возрасте Люси от Нили требовалось уметь аккуратно одеваться и вести вежливые разговоры с самыми могущественными людьми мира сего. Ей бы в голову не пришло не то что сказать грубость, а хотя бы улыбнуться лишний раз.
Малышка стала хватать липкими ручонками свои реденькие волосы. Нили поискала глазами бумажные полотенца, но ничего в этом роде не увидела.
— Чем мне ее вытереть?
— Не знаю. Губкой или салфеткой.
— А где они?
— Где-нибудь. Может, в ящике стола.
Нили отыскала кухонное полотенце, намочила его в раковине и под зорким взором Люси принялась было оттирать волосы Батт, но тут же сообразила, что следует начинать с рук. Он орудовала полотенцем, стараясь не замечать адресованных ей дружелюбных улыбок. Ее упорные труды были вознаграждены: вскоре ребенок выглядел относительно чистым.
— Спусти ее вниз, пусть немного поползает, — скучающе посоветовала Люси. — Ей нужно размяться.
Ковер показался Нили довольно замусоленным. В голову сразу полезли мысли о тифе, дизентерии, желтухе и десятках других болезней. Может, лучше что-то подстелить?
Порывшись в переполненной корзине для белья, она нашла тканое покрывало и бросила на пол между диваном и столом. Пришлось долго возиться, чтобы расстегнуть ремни детского сиденья.
Прежде чем поднять ребенка, она, как всегда, глубоко вздохнула и напряглась.
Не умирай! Только не умирай!
Малышка стала брыкаться и счастливо визжать, едва Нили подхватила ее на руки. Такая тяжелая, тепленькая, с гладкой, восхитительно-нежной кожей!
Нили поспешно усадила ее на покрывало. Малышка подняла голову и вопросительно воззрилась на нее. Люси наконец перестала притворяться, что слушает музыку.
— Нечего было возиться с покрывалом. Можно подумать, она, как дрессированная собачка, останется на нем!
И точно. Батт мгновенно перевернулась, встала на четвереньки и с невероятной скоростью поползла к передней части фургона.
— Если ты такая всезнайка, почему сама не позаботишься о ней? — спросила Нили, наслаждаясь собственной непривычной грубостью. Как же это здорово — иметь возможность отвечать на оскорбления! До сих пор такой возможности ей не представлялось.
Малышка с трудом встала на ножки, опираясь ручонкой на кресло водителя, и потихонечку побрела дальше.
— А чем я, по-твоему, занимаюсь с тех пор, как умерла мать?
Нили вздрогнула, как от удара.
— Я не знала насчет твоей матери. Прости.
Люси пожала плечами.
— Подумаешь, большое дело. Батт, нельзя! Брось это, говорю!
Нили увидела, что ребенок, встав на цыпочки, тянется к рычагу переключения передач. Батт повернулась к старшей сестре, расплылась в улыбке и сунула в рот кулачок.
— Это не имя для девочки! Я отказываюсь называть ее Батт, — предупредила Нили.
— А как иначе она поймет, что ты к ней обращаешься?
Ну уж нет, она не позволит втянуть себя в бессмысленный спор!
— У меня идея. Давай дадим ей другое имя. Прозвище.
— Что еще за прозвище?
— Не знаю. Мэриголд.
— Слишком слюнявое.
— Может быть, но все лучше, чем Батт.
— Опять она лезет куда не надо. Возьми ее!
Нили надоело выслушивать приказы девчонки.
— Поскольку ты лучше разбираешься в ее характере, почему бы не присмотреть за сестрой?
— Ну да, разбежалась! — фыркнула Люси.
— Думаю, это самый лучший выход. Кроме того, ты ведь ее любишь.
Лицо Люси, покрытое слоем тонального крема, предательски побагровело.
— Прямо! Терпеть не могу это отродье!
Нили ответила ей скептическим взглядом. Если она действительно не любит сестру, почему глаз с нее не спускает?
Малышка Батт… малышка Мэриголд снова потянулась к рычагу. Нили рванулась вперед, подхватила ее и отнесла к дивану. Держась одной рукой за подлокотник, девочка повернулась к старшей сестре, намеренно ее игнорировавшей. Мэриголд требовательно завопила, требуя внимания. Люси нагнула голову и принялась ковырять слой черного лака на большом пальце ноги. Ребенок снова взвизгнул, на этот раз куда громче. Но Люси словно не слышала. Младенец заорал.
— Заткнись! Заткнись, говорю!
Лицо малышки жалобно скривилось. Из глаз покатились слезы. Нижняя губка задрожала.
— Дерьмо!
Люси вскочила и направилась к выходу, оставив Нили одну с безутешной Батт.
— Скажи, это игра моего воображения или стук в двигателе усилился? — пробормотал Мэтт, поворачиваясь к Нили, сидевшей в пассажирском кресле. Они были в дороге около часа, но все это время он, погруженный в невеселые мысли, ни разу не заговорил с ней.
— Я не прислушивалась.
Ей и в самом деле было не до того — слишком нов и занимателен оказался окружающий их пейзаж.
— Давайте остановимся, — предложила Люси. — Я хотела бы сбегать в торговый центр.
— Вряд ли здесь поблизости имеется торговый центр, — покачала головой Нили.
— Откуда ты знаешь? И пустите меня за руль. Я умею водить эту штуку.
— Тише, — предупредил Мэтт, — не то разбудишь Батт.
Ребенок, к великому облегчению Нили, мирно уснул на своем сиденье.
— Ее зовут Мэриголд.
— Глупости!
Мэтт потянулся к банке газировки, только что вынутой из холодильника. Нили уже заметила его пристрастие к шипучке из экстракта корнеплодов.
— Батт тоже не переваривает эту дурацкую кличку, — поддакнула Люси. — Но Ей все по фигу!
Девчонка стала величать Нили «Она» еще двадцать миль назад.
— Что ж, мне действительно все равно. Хотите вы или нет, а я дала ей это имя, так что вам придется смириться.
Она снова ощутила несказанное удовлетворение от своей откровенной грубости. Иногда следовало бы говорить подобным образом с конгрессменами!
«Сэр, мало того, что у вас воняет изо рта, ваша политика смердит мертвечиной!»
В доме на колесах, который, по словам Люси, назывался «Мейбл», временно воцарилось молчание. Даже древний «виннибаго» — и тот имел имя приличнее, чем несчастное дитя.
Мэтт с раздражением всматривался в дорогу, прислушиваясь одновременно к шуму в двигателе. И все же Нили в который раз поймала себя на том, что наслаждается жизнью. Впереди прекрасный летний день и ни одного приема или званого ужина! Сегодня не придется прикладывать лед к ладоням, намятым рукопожатиями до синяков. Весьма слабое утешение, что не ей одной приходится так страдать. Это проклятие всех политиков. У некоторых президентов даже были свои способы облегчить неприятные ощущения. Вудро Вильсон, например, скрещивал указательный и безымянный пальцы над средним и таким образом не давал крепко стиснуть свою руку. Гарри Трумэн предпочитал схватить руку собеседника первым и просовывал большой палец между его большим и указательным пальцами, чтобы контролировать давление. Аида Маккинли, жена президента Уильяма Маккинли, обычно держала букет, чтобы вообще не пожимать руки. Но самый блистательный выход нашла Элизабет Монро, прекрасная, но высокомерная и преисполненная снобизма супруга пятого президента Соединенных Штатов. Она предпочитала держаться подальше от Белого дома.
