– Грегори!
– Для тебя просто Гриша.
– Гриша, Гришенька…
– Так-так, мне нравится, продолжай!
– Спасибо тебе! Это так красиво, очень красиво.
– Розы хороши?
– Розы прекрасны, духи восхитительны, я такой красоты в жизни не видела и… не нюхала!
– Их мне лично подарила Лиз со словами: «Презентуй от меня своей супруге».
– Лиз?
– Лиз Тейлор, она выпускает эти духи с одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Сегодня это самый успешный звездный парфюм.
– Ах вот даже как? Сама Лиз Тейлор? Подарила прямо лично тебе? И презентовать велела… кому? Супруге? Прости, я взбудоражена.
– Ты все прекрасно слышала. Я долгое время не решался их никому преподнести. Точнее, никто их не заслуживал. Теперь они – твои по праву!
– Гриша! Так чудесно и так ответственно!
– Да, я рад, что ты осознаешь это.
– Но… зачем ты передал мне деньги? Столько денег?
– Во-первых, я тебе задолжал, это раз.
– Но в конверте не двести долларов, а пятьсот!
– Совершенно верно. Тебе скоро потребуются средства на оформление визы, это – два. Ну и на короткие вспомогательные траты. До твоего отъезда ко мне тебе этого должно хватить.
Он оказался прав. На оформление визы ушло всего сто долларов. Мною занимались представители российско-американской фирмы по рекомендации Грегори. Точнее сказать, это я была представлена им по его рекомендации. Они возились со мной, как с дорогой хрустальной вазой, взяв на себя практически все хлопоты с утомительным оформлением. Однако на последней стадии – принятии пакета документов возникло неожиданное препятствие. Американская сторона пожелала побеседовать со мной лично.
– Понимаете, – словно бы оправдываясь, объяснил сотрудник компании, помогающей мне с оформлением, – в вашем случае есть большой положительный момент: у вас здесь остается ребенок, а это в глазах американцев главная гарантия возвращения. Но есть также и большой минус, из-за которого вам не избежать собеседования в посольстве.
– Какой же минус? – испуганно спрашиваю я.
– Вы – молодая и, видите ли, красивая женщина, – звучит ошеломляющий ответ.
– Повторите, пожалуйста, еще раз про мой «минус», – по-детски ликую я, тогда как должна была расстроиться. Затем что услышала из уст официального лица не критику в свой адрес, а получила неожиданный комплимент. Да еще при таких необычных обстоятельствах!
Грегори огорчился, когда я транслировала ему разговор с посредниками, однако не преминул отреагировать на их последнее заявление должным образом:
– Так ты в самом деле настолько красивая, что тебя страшно выпускать в мир чистогана и желтого дьявола?
И активно принялся меня инструктировать. Ни в коем случае не должна раскрыться истинная причина данной поездки.
(Кстати, а какова истинная причина?)
Его имя также не должно фигурировать. Ни при каких условиях.
(А если начнут пытать?)
На мое имя оформлено приглашение от серьезной американской компании. Так что я еду по бизнесу.
(По какому, интересно?)
Он звонил по нескольку раз в день. Сначала – чтоб пожелать доброго утра. Затем, чтоб доложить, до чего сильно мечтает поскорее меня увидеть. А вечером, перед тем, как пожелать мне доброй ночи, наговориться всласть. Это были яркие, впечатляющие разговоры. По нарастающей. Я не понимала, когда он спит. Как может потом работать. Когда спрашивала об этом, отвечал, что давно не испытывал такой нестерпимой потребности в общении и такого волнения, как теперь. Что уже представить себя не может без наших долгих бесед. Без моего голоса, шуток, смеха, милой болтовни.
– Сегодня я получил телефонный bill за последний месяц. Поразительно! Никогда я столько не наговаривал по телефону. Что это означает, не знаешь?
– Я тебя разоряю? – предположила простодушно. Судя по всему, он говорил о квитанции, об оплате телефонных переговоров. Мне даже представить сложно, сколько сот долларов набежало за наши ежедневные многочасовые беседы!
– Знаешь, Алечка, я слышал, что существует любовь с первого взгляда. Но любовь с первого телефонного звонка? Такого предположить даже я не мог! Так вот теперь, увидев счет, убедился: это серьезно!
– Сказанное следует расценить как признание?
– Расцени, как считаешь нужным. Удивительно, но я просто не ведаю, как жил без тебя все эти годы? Точнее, без наших телефонных разговоров!
– Безрадостно жил, должно быть, – поддела я зачем-то. Вероятно, от смущения.
– Да, невесело, – подтвердил он в тон мне, – как теперь понимаю.
Сама, признаться, уже и не представляла, как жила прежде. Совсем, казалось бы, недавно.
Упиваясь нашим общением, я незаметно и последовательно втягивалась в него все сильнее, всё глубже.
Мне уже было все равно, как Григорий выглядит внешне, настолько совершенным рисовался в моем воображении его образ. Как-то раз, правда, он проговорился, что накануне кто-то из друзей чмокнул его в лысину.
– У тебя есть лысина? – воскликнула пораженно.
Это обстоятельство несколько разрушало мое представление об идеале.
– Имеется, – невозмутимо ответил он. – Кстати, лысина, по определению моей бывшей подруги, не что иное, как «дополнительное место для поцелуев»!
Что же, пожалуй, с отсутствием пышной шевелюры можно примириться. И даже свыкнуться. Не в этом суть.
Григорий проявлял участие и заботу обо мне, невзирая на огромное расстояние. Наши беседы приобретали с каждым днем всё большую значимость. Глубину. И невероятную лиричность.
– Я сочинил сегодня ночью четверостишие, – сказал он накануне моего похода в американское посольство и с чувством прочел:
Стань моей бухтой тепла и света,
С заботой вечной обо мне,
Тогда все силы души ожившей, все краски лета,
Отдам тебе!
Я млела и плавилась. Впадала в чарующую подвластность – устоять не могла. Или не хотела? Меня увлекало, манило и затягивало куда-то неудержимо.
…Сочинил же какой-то бездельник…
Глава 7. Что, бывает любовь на земле?
В нашей школе каждый год проводился стихотворный конкурс или, иначе говоря, конкурс чтецов. Всё было очень значительно: три отборочных тура, к судейству привлечена весьма компетентная комиссия.
Ежегодно, начиная с пятого и по восьмой класс (о котором пойдет речь), я принимала участие в этом конкурсе, старательно разучивая стихотворения на заданную тему. Но мне ни разу не удавалось подняться выше второго места, как бы я ни старалась. Почему? Потому что на протяжении многих лет мой отец был бессменным председателем жюри, и все остальные члены подобострастно равнялись на его мнение. А он считал нескромным ставить собственной дочери самую высокую оценку. Как же мне хотелось хоть раз в жизнь стать официальной, признанной победительницей!
