Ознакомительная версия.
Чем меньше времени оставалось до конца рабочего дня, тем больше Костя нервничал. Конечно, он мог запросто сесть в машину и поехать домой, не обращая никакого внимания на стройную восточную девушку у перехода. Но знал, знал с самого утра, что не сможет не подойти к ней. И хотя заранее с этой мыслью смирился, теперь отчаянно волновался. Айсолтан напоминала ему лилию: такая же хрупкая, нежная, изящная. Но несмотря на юный вид, в ее поступках, словах, фразах сквозила недевичья мудрость — мудрость человека, пережившего серьезную потерю. Костя еще ничего о ней не знал, и эта атмосфера таинственности еще больше разжигала его желание снова ее увидеть. Он почти забыл о разладе с Ольгой (надо сказать, далеко не первом). И хотя умом понимал, что продавщица сигарет у перехода — не совсем его контингент, интуиция подсказывала: не все в этой истории просто. Не похожа она на обычную торговку!
Айсолтан не удивилась, заметив Костю. Она чувствовала, что он придет. «Кофе?» — улыбнулась она, и Костя кивнул. Увидев теперь Асю в этой кошмарной обстановке, он поразился, как не соответствуют декорации спектаклю. Захотелось тут же увести ее подальше, одеть в шелка, окружить заботой. «Одумайся, — пытался вразумить он себя. — До чего ты докатился? Допивай кофе — и уходи». А с языка уже сорвалось: «Пройдемся?». И Айсолтан, как и вчера, покачала головой, а Ирина снова сказала: «Иди», и лоток был собран, и Ася переоделась в легкое белое платье в дивных сиреневых цветах, а запах лаванды и корицы кружил Косте голову.
Так у них и повелось: до шести она торговала у перехода, потом Костя отвозил ее домой, где она переодевалась — и они гуляли по вечернему городу, впитывая влажную прохладу, где-то ужинали («Как же она мало ест!» — удивлялся Костя) и говорили, говорили, говорили. Он был поражен, узнав о ее образовании и любви к поэзии. Она удивилась, что украинский компьютерщик цитирует Омара Хайяма. Костю сразило ее самоотверженное одиночество на чужбине (правду о предательстве мужа он так и не узнал). Айсолтан потрясло его нежное к ней отношение. При этом плотского между ними еще не было ничего, лишь легкое касанье рук на прощанье. Почему-то на большее он никак не решался, а она не торопила…
Конечно, вечно так продолжаться не могло. «Я нашел тебе работу, — однажды сказал Костя. — Не лучший вариант, но продавать прессу в киоске все-таки приятнее». Она благодарно улыбнулась, так как давно уже тяготилась тем, чем занималась. Ирина и баба Настя, вместо того, чтобы облегченно вздохнуть, почему-то расстроились. «Береги себя», — на прощанье сказала Ирина.
У Айсолтан больше не получалось откладывать деньги. Во-первых, доходы ее с переменой места работы против ожиданий уменьшились, а не возросли. Во-вторых, теперь для нее было важно хорошо выглядеть, и она отдалась истинно женской страсти: побрякушки, заколочки, новые платочки и даже туфельки. «Так дело не пойдет», — то и дело говорила она себе, но проходила неделя, другая, а ее конвертик все не пополнялся. Смущало и то, что она до конца не понимала Костиного к себе отношения. Было между ними что-то большее, чем просто «друзья»: чувствовалось это во взглядах, в особых интонациях голоса, в мягких полунамеках, витавших в воздухе… Но никакого огня, никакой страсти, когда щеки горят, сердце готово выскочить из груди, а внутри все наполняется истомой и жаром, как случалось у нее с Тургунбаем! Ни разу, ни разу не предпринял Костя попытки сделать Айсолтан своей. Никогда не звал ее домой, не дарил подарков, не предлагал финансовую помощь. Она знала, что он мечтает поменять машину, но и он знал, что большего всего на свете она хочет вернуться на родину. Хотела… Айсолтан уже с трудом понимала, что же ей нужно.
А у Кости на все были свои причины. Дома, в однокомнатной квартирке, ждала его по вечерам больная мама. Анна Сергеевна уже давно просила сына: «Женись!», в душе надеясь, что невестка облегчит быт: будет готовить, стирать и обслуживать не только Костю, но и ее, старуху. Самой вести хозяйство было уже тяжело, и хотя Костик старался, как мог, мужские руки есть мужские руки — неумелые, неловкие и небыстрые. Однако вот незадача: сколько у Кости не было девушек, стоило их привести домой и познакомить с мамой, как неожиданно в отношениях что-то ломалось. Происходило ли это из-за острого нежелания потенциальных невест делить единственную комнату с нездоровой, но властной Костиной мамой, или такая некрепкая, ненастоящая любовь случалась с каждой из них, Костя не знал. Такое же разочарование постигло его и с Ольгой. Сначала обоим виделись вокруг молочные реки и кисельные берега, и было им сладко и вроде бы восторженно радостно, но стоило Ольге посмотреть, как ее милый живет, нос к носу встретиться с Анной Сергеевной, как она стала отдаляться от Кости, отменять встречи, придумывать новые необъяснимые обстоятельства, ускользать, словно угорь, из Костиных рук. И он понял: этот мяч — тоже не в его ворота. Теперь же в жизни возникла Айсолтан: с чужой кровью, непонятным прошлым и размытым будущим. И Костя оказался между двух огней: и маме не мог рассказать о его Асе, ибо реакцию бывшей учительницы предвидел заранее (не подумал, дурак, что у них может быть столько общего!), и Асе боялся поведать о своих сложностях, предпочитая пустить все на самотек. Посягать же на ее, Асину персону, без каких-либо обязательств он не мог — не так был воспитан. Вот и маялись оба.
Первой не выдержала Айсолтан. К черту Тургунбая-предателя, навязшие в зубах воспоминания, слезы и страх перед таджикской родней! Ей 25, пора опять учиться быть счастливой. Не зовет домой — не нужно. Она все устроит сама. Хорошо, что хозяйку квартиры внуки пригласили погостить на даче. Айсолтан вымыла до блеска полы, окна и зеркала, поменяла постельное белье и приготовила свой коронный неповторимый ароматный плов — чтобы отведать его вдвоем. Три раза заплетала она косы и расплетала их, не в силах решить, как же лучше. И после работы, на привычное Костино «Пройдемся!» твердо ответила: «Сегодня едем ко мне!». Костя явно был ошарашен, но причина — свежеприготовленный таджикский плов — выглядела настолько убедительно и аппетитно, а локоны Айсолтан такими дивными волнами спадали по ее плечам, что он только обреченно кивнул. По пути купили бутылочку красного — к плову. Всю дорогу Костя придумывал, как же будет рассказывать маме об Айсолтан.
Рассказывать ничего не пришлось — хозяйка, обиженная мимолетной фразой одного из многочисленных внуков, неожиданно вернулась с дачи. Плов ели втроем, пенсионерка нахваливала Айсолтан за порядок и кулинарные способности, стараясь и перед ней, и перед Костей. А потом, переполненные невысказанными эмоциями, желаниями, вином и вкусной едой, они опять топтали городской асфальт. Айсолтан от обиды хотелось заплакать, Костя был рад, что все обошлось.
Дома он уже стыдился своей радости, понимая, что бегство, пусть и вынужденное, не избавит от проблемы. И он уже было решился рассказать о таджикской девушке маме, но у той вечером ни с того ни с его случился гипертонический криз. Какая уж тут Ася!
На следующий день Костя шагал к Айсолтан с большим букетом цветов — впервые за их знакомство. Та, увидев белые розы, обрадовалась, разглядев в этом тайный знак: значит, все-таки что-то есть. Был Костя в этот вечер необыкновенно нежен, и в парке, под сенью желтеющего клена, впервые ее поцеловал — долго и сладко. А на прощанье достал из-за пазухи конвертик и усмехнулся: «Прочтешь, когда я уйду. Не вздумай сейчас — тут любовная записка».
Ох и не любила Айсолтан эти конверты! Не приносили они ей ничего хорошего. Она еле дождалась, пока останется сама. И все же дома не стала распечатывать письмо сразу: приняла душ, выпила чаю. Потом же, подрагивая от нетерпения, взялась за конверт.
В нем оказались деньги. Пять стодолларовых купюр. Если прибавить то, что накопила она, хватит и на дорогу, и на подарки. Любовной записки не прилагалось. Зато внутри, на отгибающемся треугольничке, был нарисован маленький самолетик, парящий в облаках, три сердечка и улыбочка. «Костя остался без сбережений, Ася осталась без Кости», — подумала Айсолтан.
Через три дня самолет уже уносил ее туда, где снятся самые сладкие сны, живут самые добрые люди и громче всего поют по утрам птицы. На родину! «Своего единственного я еще встречу», — думала Айсолтан, засыпая в удобном кресле.
«Не улетай, — попросила она его. — Нам хорошо вместе».
«Я через год вернусь, — пообещал он. — Год пролетит мгновенно».
Она ждала. Сначала нетерпеливо, потом буднично, затем обреченно. Наконец, перестала ждать…
— Пива, пива-то еще плесни! — гнусавил полный усач в кожаной куртке.
Влюбленная парочка так заигралась, что казалось, сейчас уляжется прямо на столе.
Парни за соседним столом дымили, громко хохотали и похлопывали друг друга по плечу: кто-то сдал важный экзамен.
Ознакомительная версия.
