Брак с Нейлом Харпером представлялся ей теперь безрассудством молодости, которое можно было оправдать любовным безумием. Нынешнюю же сделку с Бруно ди Чезаре нельзя было оправдать даже меркантильными соображениями, которые были первейшими в делах подобного рода.
Тэмсин поддалась на уговоры Даниэля, которому не рискнула рассказать о первом этапе своего знакомства с этим одиозным итальянцем. А помимо личных антипатий, у Тэмсин не было иных причин отказаться от выполнения этого заказа.
Дорога в центре Флоренции была запружена автомобилями. Лимузин Бруно остановился возле огромного дома на берегу Арно.
— Через пару часов у меня назначена встреча в городе. Я отвезу тебя на виллу ближе к вечеру.
Бруно открыл перед девушкой дверцу. Тэмсин ступила на брусчатку.
Они подошли к перилам моста.
— Красиво, — признала англичанка.
— У тебя время до вечера. Ты вольна распоряжаться им по собственному усмотрению. Походи по магазинам или музеям. Оставляю тебе автомобиль и своего телохранителя Томассо.
— Телохранитель мне не нужен, — возразила она.
— В отличие от тебя Томассо знает город. Не пренебрегай его услугами, если не хочешь плутать.
Центр науки и искусства эпохи Возрождения не мог не тронуть чуткую к красоте и гармонии девушку. За несколько часов свободы, что оказались в ее распоряжении, она не имела возможности пройти по впечатанным в вечность следам да Винчи, Джотто, Данте, Галилея, но ей удалось уловить вневременное дыхание города, вибрации каменной кладки улиц.
Один час беглого хода по Галерее делл'Академия стоил компромисса с Бруно ди Чезаре. Тэмсин постояла напротив статуи Давида гениального Микеланджело. Час в Уффици возжег в ней полузабытый огонь, приведший ее когда-то на стезю дизайна. Томассо оказался удивительным патриотом своего города. Энтузиазм, с которым он демонстрировал его гостье, вдохновил Тэмсин на длительные экспедиции, которые она не преминет предпринять в дальнейшем.
Единственным за весь день разочарованием стала ее встреча под вечер с Бруно, который с ходу проговорил:
— Надеюсь, ни один флорентиец в возрасте от шестидесяти до семидесяти пяти не пострадает оттого, что я рискнул привезти тебя сюда.
Это замечание не показалось Тэмсин остроумным, хотя Бруно очень развеселился, озвучив свою озабоченность судьбами пожилых зажиточных земляков.
— Однако честь считать тебя своей подчиненной — ни с чем не сравнимое удовольствие, — гордо заключил он.
— Я устала от твоих оскорбительных измышлений, Бруно. Если хочешь, чтобы я и впредь оставалась твоей подчиненной, потрудись не раздражать меня ими, — холодно потребовала девушка.
Бруно не спешил кидаться такими заверениями. Он лишь едва посмотрел на «подчиненную», которая, одетая в юбку бледно-лимонного цвета и белую блузочку без рукавов, смотрелась по-ангельски мило и невинно.
— Кстати, планы изменились, дорогая. Уже слишком поздно, чтобы ехать на виллу. Отложим это до утра. Переночуем во Флоренции, в моей городской квартире.
— Неожиданная новость, — раздраженно отозвалась англичанка. — Мне бы не хотелось, чтобы планы часто менялись. От твоего соблюдения условий договора результат моей работы зависит в неменьшей степени, чем от моего усердия и способностей, — отчеканила она.
— Тэмсин, дорогая, ты очень убедительно играешь свою роль. Но у меня нет никакого желания скрывать свой, истинный интерес к тебе. Ведь я не только стремлюсь уберечь своего друга от опрометчивого поступка. И не зашел бы так далеко, не заинтересуй ты меня. Мне невыносимо видеть тебя с Джеймсом — вы не созданы друг для друга, это очевидно. Я сознаю, что сильно рискую открываясь тебе, но никакие опасения не способны сбавить силы моего влечения. Потому что я вижу горячий отклик в твоих глазах. Не заставляй меня упрашивать тебя.
Тэмсин терпеливо выслушала его, после чего гордо произнесла:
— Хочу, чтобы ты знал, Бруно. Я здесь для того, чтобы сделать свою работу, чтобы фирма «Спектрум-дизайн» получила всю сумму по договору. А если тебе что-то там видится в моих глазах, это не имеет для меня никакого значения.
Месяц спустя Тэмсин привычно искала спасения от полуденного солнца в тени кипарисов, высящихся всюду вблизи виллы Розала. Воздух был тяжел и недвижим, солнце палило нещадно, отсвечиваясь бликами на пестрой мозаике из оливковых рощиц и золотых пшеничных полей, перемежавшихся лесными кущами, за которыми вздымались горные кряжи. Все это Тэмсин могла обозревать с холма, на котором возвышалась вилла Бруно ди Чезаре.
Работу, за которую взялась Тэмсин Стюарт, иначе, чем удачей, нельзя было считать.
Без всяческих бюджетных ограничений она вольна была осуществить любой свой замысел на огромной площади старинного, с восьмью спальнями и множеством гостиных, здания.
Тэмсин была неутомима, она руководила работой с азартом и воодушевлением.
Бруно большую часть времени проводил во Флоренции, приезжая на виллу Розала в пятницу вечером с тем, чтобы провести за городом выходные, а ранним утром понедельника вновь направиться в город. В эти выходные он не появился.
С каждым своим возвращением хозяин усадьбы подмечал, что девушка ждет его со всевозрастающим нетерпением. И все же он решил придерживаться в общении с Тэмсин деловой линии. Это означало всего лишь перемирие, всяческое же отклонение от этого курса грозило очередным конфликтом.
Работой Тэмсин Бруно был доволен, ему не приходилось сожалеть о том, что вынужден был спасать своего друга ценой собственной недвижимости…
Когда месяц назад ранним утром он вез ее из Флоренции к вилле Розала, она всю дорогу воздерживалась от разговоров, памятуя обо всем услышанном накануне, но, оказавшись в старинных стенах и поддавшись непостижимому очарованию великолепной усадьбы, она, волнуемая откровенными взглядами Бруно, не могла игнорировать собственного нарастающего желания.
— Поверь, — как-то сказала она, — в моих отношениях с Джеймсом нет ни толики своекорыстия…
Но, похоже, это заверение не возымело действия.
Сейчас Тэмсин в одиночестве коротала часы уикенда, сидя на террасе и обозревая живописные окрестности, изменчивые, но неизменно притягивающие взор.
Когда Бруно был на вилле в последний раз, Тэмсин заприметила, как побронзовела его оливковая кожа, как крепчает непреодолимо влекущий терпкий аромат его кожи, как он, напоенный зноем, восходит к пику своего мужского великолепия. В ней самой пробуждались и крепли силы, сдерживать которые становилось все сложнее.
