Они поели, затем немного вздремнули, обвеваемые ласковым, свежим ветерком.
Джил проснулась первой. Джордан еще лежал на спине, небрежно прикрыв рукой глаза от яркого солнца. Она впервые видела его лицо таким умиротворенным. Несколько минут Джил изучала его черты, и в сердце ее все нарастала тоска по тому человеку, которого она так давно и так сильно любила. По ее отцу. По человеку, которого ей, в сущности, так и не удалось узнать. Во многом Джордан настолько походил на него, что Джил его общество было в тягость, но вместе с тем и привлекало ее. И не только потому, что, все больше узнавая Джордана, она открывала для себя свое детство — безвозвратно, казалось, ушедшее — и обретала саму себя, но и потому, что ни с кем еще не чувствовала себя такой по-настоящему живой.
Что толку закрывать глаза на правду? Джил вздохнула, ощущая камень на сердце. Она вовсе не хотела влюбляться в Джордана. Боялась повторить жизнь матери. Элайн Моррисон ожесточилась. Она была еще молодая женщина, когда умер ее супруг, но не вышла вторично замуж, никого больше не впустила в свое сердце, не желая снова искушать судьбу и подвергать себя тем страданиям, которые принесла ей любовь к покойному мужу.
Джил села, откинула с лица уже высохшие волосы. Обняв руками колени и опершись на них подбородком, она упивалась — глоток за глотком — ароматным воздухом.
— Джил? — Голос Джордана был мягким, хрипловатым. Нежным.
— Лучше бы вы не оставляли в отеле пейджер, — сдавленно сказала Джил. — Да и телефон тоже. — Без них Джордан делался живым мужчиной, красивым и неотразимым, который взывал к ее чувствам. Перед таким Джорданом она была беззащитна.
— Почему?
— Потому что сейчас вы слишком мне нравитесь.
— Что в этом плохого?
— Все! — вскричала Джил. — Неужели вы не понимаете?
— По-видимому, нет, — сказал Джордан с такой нежностью, что Джил захотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать его голоса. — Может быть, вы мне объясните?
— Не могу, — прошептала Джил, не поднимая головы от колен. — Вы мне не поверите. Я вас не виню… я бы тоже не поверила.
— Это имеет какое-нибудь отношение к тому поцелую на берегу? — неуверенно спросил Джордан.
— Единственному поцелую!
— Это нетрудно исправить.
Джил испуганно встрепенулась. Джордан сказал это так небрежно, словно ничем другим их прогулка кончиться не могла.
Он оказался прав.
Как ни бережно Джордан ее поцеловал, Джил сопротивлялась, желая уберечь свое сердце, зная, что происходит с женщинами, которые любят таких мужчин. Таких, как Джордан Уилкокс.
И опять, как в тот первый вечер, ее охватило такое же неописуемое чувство, только на этот раз куда сильнее. Казалось, ее пожирает огонь, как еще иначе описать свои ощущения? Пальцы Джордана гладили ее виски. Губы приникали к лицу, легко касались подбородка, щек, глаз. Джил застонала — не от наслаждения, а от страха, от боли, возникшей глубоко внутри.
— О, нет… не надо.
— Снова то же самое? — шепнул Джордан. Джил кивнула.
— И вы это чувствуете?
— Да. Как в тот раз. — Глаза ее медленно раскрылись, брови страдальчески сдвинулись. — Я не могу, не должна вас любить.
— Вы мне уже говорили.
— Это не относится к вам лично. — Джил попыталась осторожно высвободиться из его рук, но Джордан еще крепче сжал ее в объятиях.
— Скажите мне, что вас так тревожит?
— Не могу. — Джил отвела глаза, задержала взгляд на туманном очертании горы, лишь бы не смотреть на Джордана.
— У вас кто-то есть, да?
Как легко было бы ему солгать! Изобразить дружбу с Ральфом как пылкую любовь. Но что-то мешало ей прибегнуть к такой уловке.
— Нет, никого, — чуть не со слезами ответила Джил. — К великому сожалению.
— Отчего? — резко спросил Джордан.
— А у вас? — ответила Джил вопросом на вопрос. — Почему вы ищете моего общества? Почему пригласили на званый ужин? Не сомневаюсь, вам было кого позвать. Кого-нибудь куда более подходящего.
— Не спорю, ни одна женщина не реагировала на мои поцелуи так, как вы, — сказал Джордан.
— Я вела себя грубо?
— По правде говоря, не столько грубо, сколько забавно.
— Но почему? — спросила Джил. — Чем я вас привлекаю? Мы совсем разные люди. Совсем чужие, у нас нет ничего общего.
Джордан нахмурился. По его глазам Джил видела, что он глубоко озадачен.
— Я не знаю.
— Вот видите! — Джил говорила, как судья, объявляющий приговор. — Все это сплошная нелепость. Вы целуете меня, и… меня охватывает какое-то странное… состояние…
— Состояние? И это все, что вы можете сказать? Милочка, да когда я вас обнимаю, меня пронзает такой ток, что куда до него молнии.
У Джил перехватило дыхание. Неужели на Джордана так действует подвенечное платье и его чары? Не может быть… А вдруг? Проклятие, как только она прилетит к себе в Сиэтл — немедленно вернет его Шелли и Марку. Незачем рисковать.
— Вы напоминаете мне Адама Моррисона, моего отца, — сказала Джил, упорно отводя взгляд. Одно упоминание его имени вызвало в ее сердце глухую боль. — Он вечно спешил куда-то по делам. Когда мне было десять, мы решили отдохнуть всей семьей. И осмотрели Калифорнию за день, Диснейленд — за час. Можете себе представить? — Джил не ждала ответа. — Он умер от сердечного приступа, когда мне было пятнадцать. Мы были состоятельны, согласно общепринятым меркам, и после его смерти маме не пришлось работать. Он даже успел отложить деньги на мое образование…
Неловкий момент прошел. Джордан никак не отозвался, и Джил, взглянув на него, спросила:
— Вы ничего не хотите сказать?
— Нет, пожалуй, разве что напомнить вам: я не ваш отец.
— В чем-то вы такой же, как он. Я поняла это в первую минуту, как только увидела вас. — В каком-то неясном порыве Джил вскочила на ноги, схватила полотенце и запихала его в пляжную сумку.
Джордан нехотя поднялся вслед за ней и, пока она стряхивала песок с пледа и складывала его, уложил в багажник подводное снаряжение.
На обратном пути в аэропорт оба молчали — напряженная, неестественная тишина. Раз или два Джил кинула на Джордана взгляд. Суровость его вернулась. Сжатые губы, жесткое, даже жестокое выражение лица. Так и тянет представить себе Джордана на совете директоров. Неудивительно, что его, по-видимому, не так уж волнует угроза потерять свой пост. Он преодолеет нынешние свои затруднения, как и многие другие, что ждут его впереди. Но какой ценой? Власть требует жертв, престиж стоит недешево. Джордану придется платить, чем — можно только гадать. Здоровьем? Счастьем?
Думать об этом было невыносимо. Джил просто изнемогала, стараясь удержать рвущиеся из глубины души слова. Слова предостережения. Слова мольбы. Но Джордан не станет их слушать, как отец не слушал слезные просьбы матери.
