– После этого ваша жизнь значительно улучшилась, – словно издалека донесся голос Анжелики.
– Что вы сказали? – повернулся к ней Брейкер, заметив, что она тут же отвела глаза.
– Когда Ди-Ди Калер… Простите, она уже была миссис Брейкер, не так ли? После ее смерти вы не слишком долго горевали, вас ждали дела…
– Хватит! – Боль разрывала виски. Что с ним такое? Ведь и смерть, и Ди-Ди, и… Все прошло. – Лен Гилл владел небольшим ранчо неподалеку от Диллона. Я был другом его сына Чака, он дал мне кров и работу после ареста отца.
– Это было до знакомства с Ди-Ди.
– Забудьте о ней.
– А вы ее забыли?
Вернувшись на террасу, Брейкер сел на прежнее место.
– Да вы профессионал, – усмехнулся он. – Теперь ясно, почему вас взяли на работу в один из самых престижных журналов Америки. Вы абсолютно бесчувственны, так? Все это лишь бизнес.
На террасу залетела желтая бабочка, и Анжелика следила за ней, пока та не вылетела на волю.
– И мое пребывание здесь тоже бизнес, – наконец сказала она. – Красивое место.
– Мне нравится.
– Остров вам подарил Бруно Кертц.
Чего эта пронырливая журналистка еще не знает?
– Он оставил все, чем владел, мне, своему партнеру, поскольку родственников у него не было.
На самом деле Бруно считал его не только деловым партнером, но и сыном, которого никогда не имел.
– Значит, наследников у Кертца не оказалось? Какая удача. Ни кошечки, ни канарейки?
– Ни даже золотых рыбок, – в тон ей подхватил Синджун. – Вы уверены, что все запомните? Может, стоит делать записи в блокноте?
– Сначала мне нужно прочувствовать вас.
Анжелика опустила глаза, и он залюбовался ее длинными густыми ресницами, темными у основания и золотистыми на кончиках.
– Син, вы слушаете?
– Да, вы можете чувствовать меня в любое время, когда захотите, детка.
В ее глазах мелькнуло нечто похожее на тревогу.
– Наверное, вы жалеете, что дали согласие на интервью?
Господи, чего эта женщина добивается? И почему? Почему он до сих пор не позвал Чака, не велел ему отправить ее вон?
И Синджун знал почему.
Она хотела использовать его, а он не торопился прогонять ее, потому что она вызывала у него сексуальное возбуждение, которое было особенно сильным, поскольку за ним не следовало немедленное удовлетворение.
Несмотря на тропическую жару, Синджун почувствовал, как по коже побежали мурашки, словно ему вдруг стало холодно.
По ее скупой улыбке Синджун понял: она догадывается о своем влиянии на него. Он был почти уверен, что интуиция не подвела его. Эта миниатюрная блондинка с карими глазами вполне может замышлять убийство. Его убийство. А незаряженная «беретта» – просто отвлекающий момент.
– Кому принадлежала идея вашего приезда на остров? – спросил он.
– Мне.
Лгунья!
– Вы хотите, чтобы я поверил, что из всех интересных людей на свете самый интересный именно Синджун Брейкер?
– Для меня да. – Она честно и прямо смотрела ему в глаза.
Ангел с правдивым лицом и камнем за пазухой?
– Могли бы найти кого-нибудь получше меня. Например, Трампа.
– О нем уже писали.
Это правда.
– А о Малколме Форбсе?
– Писать об умершем слишком легко.
– Как насчет Сола Стейнберга? Вот уж в кого можно вцепиться зубами.
– Никаких сюрпризов.
– Тогда его сын Джонатан?
– Слишком молод и непорочен.
Брейкер озадаченно покачал головой:
– Анненберг?
– Предсказуем.
– Вы безжалостны, Анжелика.
– Тут я вам в подметки не гожусь.
– Зато вы гораздо красивее меня, – вырвалось у него. – Но это всего лишь орудие труда, не так ли? Обманчиво привлекательная внешность скрывает беспощадность вашего ума.
– У вас мания преследования.
– Просто я люблю немного встряхнуть противника, вот и все.
– Я не противник. Я женщина, которая делает свою работу. Эта работа принесет немалые деньги не только мне, но и вам.
Поскольку она сидела откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу, со своего места Синджун видел край розовых кружевных трусиков, выглядывавших из-под шорт и скрывавшихся дальше в интимной тени. Черт возьми, как быстро может изменяться у мужчины температура от холода к жару – невыносимому жару.
– Откуда вы знаете, какой доход должна принести ваша книга? Вы уже говорили с издателем?
– Пока нет. Я хочу создать вокруг нее ажиотаж, а потом мой агент займется всем остальным.
– Мне не нужны деньги.
– А мне нужны. Деньги нужны всем, их никогда не бывает слишком много.
Синджун пожал плечами:
– Я продолжаю думать, что вы сделали неправильный выбор. Вам требуется громкое имя.
– Громкое имя? – Анжелика потянулась, выгнув нежную шею, и белая хлопчатобумажная майка четко обрисовала ее грудь.
Синджун напряг мышцы живота, но это не дало результата. Его подозрение, ставшее почти уверенностью, что кто-то послал Анжелику Дин на остров с определенной целью, не могло справиться с гормонами. У него даже пересохло во рту.
Он давно не испытывал такого сильного возбуждения, сравнимого только… с ощущением победы после долгого трудного боя.
– Никак не могу решить, то ли я переусердствовала с физическими упражнениями, то ли нагрузка была недостаточной, – произнесла она странно охрипшим голосом. – Тянет спину.
Анжелика соскользнула с кресла на пол и уселась по-турецки, будто приглашая Синджуна помочь ей расслабиться. Нагнулась вперед, коснулась лбом пола, выпрямилась, сделала наклон влево, затем вправо.
– Вы очень гибкая.
Вместо ответа Анжелика вытянула ноги, снова наклонилась, достав руками до щиколоток.
– Помогает? – спросил он.
– Угу.
Заложив руки за голову, она стала делать повороты то в одну, то в другую сторону.
Синджун прикусил нижнюю губу. Одно движение, и он мог ощутить в руке ее правую грудь, которую она так великодушно повернула к нему.
– Уже лучше, – пробормотала она, делая поворот влево.
Теперь в его руке могла бы оказаться левая. Интересно, как Анжелика выглядит при оргазме?
– Ди-Ди ведь была беременна? – Она выпрямилась. Ее осанке позавидовал бы даже гимнаст. – Когда произошло то, что произошло, она была уже на пятом месяце, да?
Если минуту назад Анжелика казалась сонной, то несколько упражнений подействовали на нее лучше всякого кофеина. Широко открытые глаза не отрывались от его лица.
– Вы из тех репортеров, которые любят спрашивать про цвет глаз умершего ребенка?
– Это был двадцатинедельный плод.
Синджун вскочил.
– Убирайтесь к дьяволу, леди!
– Ненавижу, когда люди ругаются, чувствуя собственное бессилие.
Не слишком задумываясь о возможных последствиях, он рывком поднял ее на ноги и повернул к себе лицом:
