– Пока нет, – ответил Роджер. – Но полюбит непременно.
– Значит, пятница, – рассуждал Тони, не слушая их. – Отлично. Я займусь Лайзой, а Кэл продолжит с серым костюмом.
– Еще чего! – возмутился Кэл. Роджер улыбнулся:
– Что такое?
Кэл вернулся к компьютеру.
– Она старомодна, в ней нет ни капли авантюризма, а по профессии она статистик. Весь ужин она портила мне настроение, а потом я довел ее до дома, прошел вверх пятьдесят восемь ступеней, чтобы убедиться, что она в безопасности, и в темноте заехал ей локтем в глаз. Это был худший день в моей жизни, и я уверен, что и для нее далеко не лучший.
– Ты ее ударил? – удивился Тони.
– Случайно, – ответил Кэл. – Надо бы послать ей цветы, чтобы загладить вину, но она ко всему – неприятный человек. Так что все кончено.
– Найдешь другую. – Тони с неодобрительным видом покачал головой.
Кэл с раздражением взглянул на него:
– Давай вспомним твои глубокие и прочные привязанности.
– Да что с меня взять. Я на серьезное чувство не способен.
– Бонни живет в этом же доме на первом этаже, – сказал Роджер, как будто не слыша их. – Мне надо было пройти только тридцать две ступеньки. А она из сочувствия пригласила меня на чашечку кофе. Так что я уже знаком с этими ступеньками.
– Может, Лайза живет на втором?
– Нет, на Пеннингтон, – ответил Роджер. – Она каждый год переезжает, как только меняет работу. По словам Бонни, Лайза любит перемены.
Кэл посмотрел на Тони:
– Ты не проводил ее домой?
– Она удрала, когда я был в туалете, – признался Тони. – Наверное, это игра.
– Чем-то она напоминает мне Мин, – сказал Кэл. «Только Мин, похоже, не играла», – подумал он.
– Мы с Бонни проводили Лайзу до дома, – сказал Роджер. – Я не возражал, потому что можно было подольше не расставаться с Бонни.
Тони не выдержал:
– Опомнись, несчастный!
– Ты что, всерьез? – спросил Кэл, поворачиваясь к Роджеру.
– А то нет…
Лицо Роджера выражало решимость.
– Поздравляю, – сказал Кэл. – Выжди хоть месяц, а то напугаешь ее своим предложением.
– Я и сам так думаю, – согласился Роджер.
– Оба вы идиоты, – подытожил Тони.
– Мы все останемся без работы, если сейчас не займемся делом, – спохватился Кэл. – Начнем с повторного семинара для Бэтчелдера.
– Бонни утверждает, что Мин – стоящий человек, – заметил Роджер. – Ничего подобного. Она зла на весь мир и переносит свою злость на любого мужчину, который окажется рядом. А теперь о семинаре для Бэтчелдсра.
– Ты уверен, что Дэвид не будет настаивать на пари? – опять забеспокоился Тони.
– Совершенно уверен, – ответил Кэл. – А я никогда больше не увижу эту женщину. И давайте наконец о семинаре.
В половине пятого Мин вошла в задрапированную кремовым муаром примерочную лучшего в городе магазина для новобрачных, хорошо понимая, что опоздала, и не очень обеспокоенная этим. Мать, наверное, так поглощена делами Дианы, что…
– Опаздываешь, – укорила мать. – Назначено на четыре.
– Я с работы, – объяснила Мин, бросая жакет на кресло. – Если хочешь, чтобы я приходила вовремя, выбирай вечернее время.
Нанетта Доббс, как всегда высокомерная, была раздражена.
– Не смеши. Твое платье во второй примерочной. Давай блузку, а то еще сбросишь ее на пол.
Она протянула руку с ухоженными ногтями, и Мин, вздохнув, подчинилась.
– Что это? – Голос матери зазвучал неожиданно резко, в нем послышалось презрение. – Зачем ты носишь этот лифчик?
Мин посмотрела на грудь. Белье из простого хлопка, но вполне пристойное.
– А в чем дело?
– Белый хлопок, – объяснила Нанетта, – это как орхидея без запаха…
– А мне нравятся простые орхидеи, – заупрямилась Мин.
– …которые никого не возбуждают, – закончила Нанетта.
Мин заморгала.
– Но я была на работе. Кого там возбуждать?
– Мужчин, разумеется. Ты не девочка, тебе тридцать три, лучшее время упущено, а ты еще носишь простой хлопок.
– Я же сказала – я с работы, – повторила Мин, теряя терпение.
– Не важно.
Мать вывернула ее блузку, проверила ярлык, убедилась, что это шелк, и, немного успокоившись, продолжала:
– Если ты носишь белье из хлопка, ты и чувствуешь себя и ведешь соответственно, и ни один мужчина даже близко к тебе не подойдет. Надо носить кружевное.
– Из тебя бы вышла хорошая сводня, – ответила Мин и направилась в примерочную.
– Минерва! – окликнула мать. Мин обернулась.
– Ну не сердись, – сказала она. – Честно говоря, этот разговор утратил актуальность. Я не уверена, что мне хочется замуж, а ты критикуешь мое белье, потому что это плохая приманка для мужчин…
Нанетта вздернула подбородок.
– Ты рискуешь потерять Дэвида. – Мин сделала глубокий вздох.
– Кстати, насчет Дэвида…
– Что такое? – Было заметно, как мать напряглась.
– Мы расстались, – произнесла Мин с бодрой улыбкой.
– О Господи! – вскричала мать, прижимая к груди блузку дочери, – воплощенное отчаяние, картинный образ, вписанный в богато декорированное окружение.
– Мы с ним разные люди, мама.
– Разве нельзя было удержать его хотя бы до свадьбы?! – Разумеется, нет, – отрезала Мин. – И хватит уже. Что мне сделать, чтобы ты больше не начинала эту тему?
– Носи кружевное белье.
– И ты отстанешь от меня?
– На какое-то время.
Мин улыбнулась и направилась в примерочную.
– Ну ты и штучка, мама! – покачала она головой.
– Сама такая! – ответила Нанетта, оглядывая свою старшую. – Ты же знаешь, как я горжусь тобой. Кстати, у тебя какое-то пятно над глазом.
– Это чтобы я вела себя потише, – сказала Мин и закрыла за собой дверь.
Она расстегнула молнию, и юбка упала на ковер.
– Я совсем не уродина, – убеждала себя Мин, глядя в зеркало. – Надо только найти человека, которому нравятся полные женщины.
Она сняла длинную бледно-лиловую шифоновую юбку с золотого крючка и шагнула в нее, следя за тем, чтобы не распоролись швы; пришлось втянуть живот. Затем она надела блузку, тоже из шифона, и застегнула крошечные кнопки. Блузка туго обтянула грудь, а в вырезе виднелся белый бюстгальтер. Она встряхнула руками, расправляя двойные шифоновые манжеты, которые ей придется терпеть в течение всего свадебного дня. Блуза складками лежала на бедрах, расширяя нижнюю часть тела.
Мин взяла корсет из голубовато-лилового муара. Когда полгода назад она выбирала наряд, ей так понрарилась красивая ткань, что она заказала из нее еще и одеяло. Сейчас она смотрела на узкий корсет и думала: «Лучше ходить в одеяле. По крайней мере чувствуешь себя свободно». Она глубоко вздохнула и стянула талию корсетом. Грудь поднялась очень высоко, а корсет не сходился, оставляя промежуток почти в два дюйма. «Вот они, углеводы», – подумала она и вспомнила, как ела хлеб у Эмилио. Потом замазала синяк тональным кремом и вышла к матери.
