– Я думаю, – сказала Анна через минуту, – он хочет создать рай, где каждый будет совершенным и счастливым, и никто никогда не испытает больше грусти или разочарования.
Винс развеселился.
– Он не мечтатель, милая; а один из самых расчетливых бизнесменов, которые мне когда-либо встречались. В бизнесе, ориентированном на застройку земельных участков, нет места раю, и ты знаешь это.
– Поэтому он и собирается отойти от него.
Винс покачал головой.
– Итан не поедет в Тамарак; я туда еду. Он будет ездить туда и обратно, как всегда, но большую часть времени будет проводить здесь.
– Это сейчас, – упрямо сказала Анна. – Но я думаю, он построил Тамарак, чтобы когда-нибудь сам мог жить в месте, которое ему нравится больше всего.
Винс резко встал с постели и начал одеваться.
– Этот город мой, у меня на этот счет свои планы. И отец прекрасно знает об этом; я из них не делал тайны. Он не хочет рая, ему нужен город, который принесет деньги. Именно этого он хочет от меня: проследить, чтобы город дал деньги для его инвестиций.
Анна молчала.
– Ты думаешь, у него есть свои планы, о которых он никому не говорит. Ты думаешь, ему это так нравится, что он не позволит мне делать то, что я хочу, и будет держать меня на коротком поводке.
Анна ничего не сказала. Она не мыслила так глубоко, но слушая Винса, подумала, что тот, вероятно, прав.
– Когда увидишь его в следующий раз, спроси, что у него на уме. Не та каша, которой он кормит семью, а то, что держит про себя. Если у него есть свои собственные планы, я имею право знать о них.
– Спроси его сам, – сказала Анна. – Я не твоя штатная шпионка.
Винс помолчал, застегивая ремень.
? Я этого не слышал, – сказал он с улыбкой.
– Я бы предпочла, чтобы ты сам спросил его, – сказала она.
? А я бы предпочел не спрашивать, – он засунул бумажник в задний карман брюк. – Я увижу тебя в следующую среду. Ты мне расскажешь, что сказал дед.
? В среду? Но в прошлый раз ты говорил, что это будет вторник. Из-за твоей поездки.
– Я внес изменения. Какая разница?
– Ну, это... Я кое-чем занята в среду.
Винс отомкнул дверь и стоял, держась за ручку двери.
– Кое-чем занята?
– Я решила поработать в школьной газете. – Анна говорила торопливо. – И в среду в пять у нас заседание редколлегии; приготовят сэндвичи, если оно затянется.
Он снял руку с дверной ручки.
– Ты не говорила мне о газете.
– Я никому не говорила.
– Почему?
– Потому что мне нужны секреты, которые были бы только моими, а не чьими-то еще. – Я не думала, что тебе это может быть интересно.
– Мне интересно все о тебе, малышка. Ты там переписчик?
Уязвленная, она ответила:
– Я пишу рассказы. Я журналист-исследователь.
– И что же ты исследуешь?
– Все, что нужно. Мне нравится брать интервью. У меня это получается. Интересно представлять себе, почему люди совершают незаконные поступки.
Винс пристально посмотрел на нее, но Анна стойко ответила ему прямым взглядом больших глаз.
– Я хочу посмотреть следующий номер, – сказал он. – Вообще-то все номера. Я не собираюсь запрещать тебе делать это, но ты не должна скрывать от меня что-либо. И я надеюсь, ты будешь здесь в следующую среду.
– Пожалуйста, Винс, – она чувствовала себя бессильной, сидя перед ним обнаженной, в то время как он стоял над ней в своем деловом костюме, но она знала, что дядя рассердится, если набросить на себя простыню. – Я не могу пропустить это собрание.
– Это мой единственный свободный вечер на следующей неделе. – Он видел слезы в ее глазах. – Это так ужасно, провести вечер со мной? – тихо спросил мужчина.
Анна сжала кулаки так, что ногти врезались в ладони.
– Нет, но...
– Конечно, нет. Ты любишь меня. Скажи мне, что ты любишь меня, малышка.
– Я люблю тебя. Но нельзя ли мне пойти на это собрание?
– Скажи еще раз.
– Я люблю тебя, Винс. Но нельзя ли мне только в этот раз...
– Нет. Не спорь со мной, милая. Я не собираюсь менять свои планы в угоду тебе. Скажи им, чтобы перенесли свое собрание на другой день, что им еще делать? – приоткрыв дверь, он оглянулся. – В среду, – повторил он и закрыл за собой дверь.
Крик, который Анна сдерживала так долго, вырвался, замерев в горле. Слепо протянув руку, она схватила керамическую фигурку дамы в длинном сером платье, ценную статуэтку, которую ей купила Мэриан, и швырнула ее через всю комнату. Но даже сейчас, даже в гневе и отчаянии, она помнила, что нельзя производить слишком много шума, и бросила ее в цветастые гардины. Статуэтка стукнулась о них и упала на ковер, где одна рука отломилась с резким треском. Анна зарыдала.
Она плакала, пока не устала так, что не могла больше плакать. Тогда медленно стала действовать по заведенному порядку, которому всегда следовала после ухода Винса. Расправила постель и постелила чистые простыни, поставила на проигрыватель несколько своих пластинок: веселые народные песни, легкие и счастливые. Потом приняла горячую ванну, лежа на спине, с закрытыми глазами, утопая в жасминовой пене, доходившей до подбородка. Потом вытерлась и припудрилась, надела мягкую, свежевыглаженную пижаму. И наконец, скользнула в свою прохладную постель и читала до двух-трех часов ночи. И только тогда почувствовала, что все в порядке и можно засыпать, и чутко спала, пока в семь часов не зазвенел будильник. Она никогда не помнила своих снов.
В среду Анна пошла на заседание редколлегии в пять часов и ушла раньше, чтобы быть готовой к приходу Винса. Когда Мэриан остановила ее на лестнице и спросила насчет обеда, она сказала, что не голодна.
– Девочки, которые растут, как раз больше всего голодны, когда думают, что им не хочется есть, – мудро заметила Мэриан. – Анна, дорогая, может быть, ты хотела бы о чем-то поговорить? Не нужно ли тебе помочь в твоих школьных делах? Есть у тебя – я знаю, ты еще ребенок, но молодые люди так быстро теперь развиваются ? есть у тебя друг? Ты можешь пригласить его сюда после школы, если хочешь. Или своих подруг, им всегда будут рады, ты знаешь. Пошли на кухню; мы накормим тебя обедом и поговорим.
Анна покачала головой.
– У меня нет времени.
– Моя дорогая, у тебя впереди целый вечер. Не может же у тебя быть столько уроков?
– У меня много дел, тетя Мэриан, не могли бы вы прислать мне еду наверх? Вы правы, я действительно проголодалась, но поем у себя в комнате, я беспокоюсь, успею ли все сделать.
Мэриан улыбнулась и поцеловала ее в щеку.
– Это не займет много времени, – сказала она и пошла на кухню.
«Удивительно, – подумала Анна, – как легко можно добиться своего, всего лишь сказав людям, что согласен с ними». Но с Винсом это не срабатывало, никогда не срабатывало. Она всегда говорила ему, что он прав; она всегда говорила то, что тот хотел слышать, но никогда не добивалась от него, чего ей было нужно. Проходили недели и месяцы, а отчаяние и ненависть всегда были в ней. «Это как опухоль, – думала Анна, – огромная опухоль, набухающая, как воздушный шар. Наверное, так люди и умирают, если опухоль становится все больше и больше, разрушая все, пока ничего не останется: ни костей, ни крови, ни легких, ни сердца. Я умираю, – думала она. – Я умру, если что-нибудь не сделаю».
