Внезапно девушка подумала о Кристиане и Эжене. Первому было все равно, во что она одета, потому что он был слеп, а второму… потому что он слишком хорошо разглядел ее без одежды.
Довольная приездом родных, раскрасневшаяся от кухонного жара Корали подала на стол неизменную жареную рыбу, овощи со своего огорода и только что испеченные пшеничные лепешки.
После обеда, помогая Корали мыть посуду, Мари украдкой шепнула:
— Ко мне сватается один парень.
— Это кто-то из наших? — живо отозвалась Кора.
— Нет. Помнишь, тот слепой парижанин, о котором я тебе рассказывала?
— И что говорят родители?
— Они еще не знают. Сначала он хочет получить мое согласие.
— А он… богат?
— Не думаю. У его матери есть кое-какие сбережения, но этого не хватит надолго, он мне сам говорил.
— Тебе будет нелегко с таким мужем, — помедлив, заметила Корали.
— Знаю. Но он особенный. Здесь таких нет. Он говорит что любит меня.
Мари ожидала, что сестра спросит: «А ты его? — но Корали промолчала. И тогда девушка сама задала вопрос:
— А как ты? Тебе хорошо с твоим мужем?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты понимаешь что! — с нажимом заявила Мари, вспоминая минуты, когда Кристиан целовал и гладил ее шею, плечи и грудь, и волнующие ощущения, которые она испытала.
— Ты не должна об этом спрашивать, ведь ты еще девушка, — пробормотала Кора.
— Потому мне интересно. Мне уже двадцать лет. Возможно, Я сама скоро выйду замуж.
Тогда Корали произнесла загадочную фразу:
— К этому нужно привыкнуть.
— И все-таки что ты мне посоветуешь? — промолвила Мари.
— Я не знаю, что сказать, — ответила сестра. — Полагаю, вряд ли отец даст согласие на этот брак.
После этого разговора Мари отпросилась погулять по округе, предоставив матери и Коре возможность поговорить наедине.
На Больших скалах, как и на ее родном острове, величаво царили скалы, облака и океанские волны. Здесь было больше домов, чем на Малых скалах, но улочки немощеные, в рытвинах; много полезной зелени, но немало и бурьяна.
Незаметно Мари дошла до огромной каменоломни. Кругом громоздились камни, витала мельчайшая пыль, слышались нестройные удары кирками.
К ней подошел какой-то человек и резковато произнес:
— Что вам здесь нужно, мадемуазель?
Мари ответила не менее твердо и резко:
— Я хочу видеть Эжена!
Человек нахмурился, глядя на эту девушку, по виду местную жительницу.
— Эжена Орвиля?
Мари не знала фамилии и потому ответила наугад:
— Да.
Мужчина удалился, а через некоторое время появился Эжен. Сегодня он выглядел по-другому: почерневшее усталое лицо, грязная одежда, слипшиеся от пота волосы. Однако взгляд его загорелся, едва он увидел девушку.
— Мари! Глазам своим не верю! Что вы здесь делаете?!
— Приехала навестить сестру. А еще… — Девушка достала небольшой платок и развернула его: там лежала изящно скрученная в спираль перламутровая раковина, переливающаяся зеленоватым, голубым, желтым и серебристым цветами, как и пронизанная солнцем морская вода.
— Это мне?! — Он засмеялся радостным мальчишеским смехом. — О, Мари…
— Да, это вам.
Эжен осторожно взял раковину и повертел в пальцах. Его глаза были ясны и серьезны.
— Это не простой подарок… Мне кажется, будто мы с вами обручились. Кстати, вы с кем-нибудь помолвлены?
— Нет, — сказала девушка.
Он крепко прижал ее к себе, и, быть может, потому их поцелуй был так долог. Мари сама не понимала, как это могло произойти. Потом Эжен отстранился. Его глаза лукаво сияли.
— Спасибо, что не ударили! — сказал он и прибавил: — Я обязательно приплыву на ваш остров, и мы еще поговорим.
— Не надо! — вырвалось у Мари. — Я… я солгала вам. За мной ухаживает один молодой человек.
— Вы дали ему слово?
— Нет…
— Тогда ничто не может помешать мне увидеться с вами, — промолвил Эжен, и его голос был похож на убаюкивающий и в то же время страстный шепот моря. — Даже если ваше сердце находится на самом глубоком дне океана, я нырну туда и достану его!
Всю обратную дорогу Мари пребывала в смятении. Прежние мысли обратились в прах, уверенность растаяла. Она поняла, что не властна над собой и что понять свои истинные желания порой не проще, чем поймать ветер.
В эту ночь Мари не спала. Необходимо было принять решение. Уехать она не могла, выйти замуж за Кристиана — тоже. Что-то удерживало ее возле него, но что именно? Была ли это любовь? Кто знает! Если и была, то не безраздельно жертвенная и беззаветная Мари чувствовала: ее отказ его убьет. Вокруг него образуется пустота, которую будет нечем заполнить. Эта пустота навсегда изгонит из его внутреннего мира светлые образы, и жизнь Кристиана превратится в бессмысленное прозябание.
В его беспомощности таилась сила. Мрак проявил к этому юноше подлинное великодушие, послав свет в лице девушки. Кристиан утешался этим проблеском любви и надежды. Можно ли было обмануть его веру?
Рано утром, еще не успев одеться, Мари подошла к зеркалу и внимательно оглядела себя.
Ее тело было телом не просто сельской жительницы, а именно островитянки: с ровным загаром, хорошо оформившееся и вместе с тем словно ждущее чего-то. Кожа шелковистая, будто отполированная морем, и теплая, точно нагретая солнцем. Простодушие во взгляде сочеталось со своенравием, глаза были ярки и чисты, и в них плясали синеватые искры. У городских жителей не встретишь такого взгляда, его огонь гасит скрытность, стремление защититься, спрятать чувства и мысли. В ее движениях таилось недюжинное упрямство и внутренняя сила. А волосы… Когда после купания Мари, случалось, скручивала их жгутом, этот жгут был толще морского каната…
Погода была удивительно ясной. Океан дрожал от слабого ветра, а синее небо, в котором кружились птицы, казалось таким высоким, что на него было больно смотреть. Ничто не нарушало тишины, кроме быстрых шагов девушки, спешащей к дому Кристиана и Шанталь.
Подойдя к дому, девушка заметила, что возле крыльца недавно посадили цветы.
Мари обрадовалась, когда ей открыл сам Кристиан, а не его мать.
— Мари! Ты пришла…
— Да. — Ее лицо залила краска. — Давай поговорим.
— Конечно. Входи.
— Нет, не здесь.
— Хорошо, — безропотно согласился молодой человек. — Я сейчас выйду.
У нее в запасе оставалось несколько минут, и она обдумывала, как объяснить ему, что она страшится любви, какую он жаждет от нее получить, страшится жертвенности и обожания, страшится раствориться в жизни другого человека, потерять себя, лишиться собственных желаний.
