Добравшись до отеля «Роялтон», он вошел внутрь. В вестибюле было прохладно, везде совершенно новая отделка, сплошь сверкающий хром, стекло и кожа; в каждом углу стояло по горшку с кактусом. Форман обнаружил бар и заказал коктейль. Из скрытых динамиков доносилась песня Синатры — «Маленькие зеленые яблоки», а на другом конце бара томилась какая-то в полном соответствии с модой обесцвеченная блондинка с восторженным выражением на вялом лице. За один из столиков со своими женами уселись двое мужчин среднего возраста в пляжных шортах и цветастых рубашках; все они смеялись — громко, уверенно, — а женщины заинтересованно поглядывали на Формана. Он взял свой стакан и прошел к бассейну.
Форман сел за железный стол под полосатым зонтом. В бассейне плавал только один человек — худощавый юноша, которого, по-видимому, вполне устраивала своя собственная компания.
Мимо прошла девушка в розовом бикини. Она бросила на Формана оценивающий взгляд своих накрашенных глаз и улыбнулась. Он отвернулся, раздумывая над тем, что эта девушка почему-то напоминает ему Лауру, хотя между ними не было никакого внешнего сходства.
Лаура постоянно сводила его с ума. Он всегда хотел ее. Странная Лаура… насмешливая улыбка сходит с ее лица, эти внезапные птичьи жесты… Лаура была тьмой. Ее черные глаза, ее оливковая кожа, затаенный голос, эти ее изящные руки…
«Что за руки!»
Он знал, что ни у кого не было таких рук, как у Лауры. Одно прикосновение, и все вырывалось на свободу, все становилось диким, и необузданным, и расплывчатым, — все, даже то сумасшествие, которое терроризировало и томило его, которое превращало его в ее мужчину.
Она лишала его всего, она вытаскивала из него все — своими руками. Своим ртом. «Хочешь особого внимания?» «Особое внимание» — придуманный им код, их собственное шифрованное название, одно из многих. Достаточно было одного ее слова, и он воспламенялся мгновенно, он хотел ее, хотел страстно… отчаянно. «Черт! Она возносила меня на самое небо, а потом погребала глубоко под землей.»
Форман почувствовал знакомое напряжение в паху и сел прямее, злясь на себя за то, что через время и расстояние, через множество других тел она все еще была в состоянии настичь его.
Внимание Формана Привлек мальчишка в бассейне. Его худые руки молотили по воде, пока, наконец, он не подплыл к бортику и, задыхаясь, не повис на нем. Форман стал наблюдать за ним, с облегчением отвлекшись от своих мыслей.
— Если ты тонешь, — сказал он, — но только если ты тонешь, я протяну тебе руку.
— Меня убивает жизнь, — с трудом выговорил юноша. — Однако, полагаю, я все же смогу выбраться из воды сам. — Он с трудом вылез из бассейна и рухнул на бетон; грудь его ходила ходуном.
Форман зажег сигарету.
— Все от этого, — мрачно заметил он. — Тебе нужно бросить курить.
— Я не курю, — не сразу ответил мальчик.
— Понятно. Ты, должно быть, один из сильнейших пловцов в мире.
— Вы знаток?
— Приятель, я был воспитан на Джонни Уейссмюллере и Бастере Крэббе.
Юноша сел и откинул волосы со лба.
— Кто это такие?
— Отцы и дети, вечная проблема, — Форман вздохнул. — Джонни Уейссмюллер был Тарзаном. Тем самым Тарзаном. Крэбб был его каскадером.
— Это в кино?
— Каждое воскресенье вместе с Тенью, Мистером Мото и остальными. Не то, что эта старомодная чушь вроде Бэтмана по телику. То было настоящим. — Форман допил коктейль и заказал еще. — Присоединяйся ко мне, — сказал он мальчику.
— Если только стакан кока-колы…
Парень встал на ноги, подошел к незанятому стулу и сел. Его лицо под шапкой тяжелых мокрых волос казалось приятным, а на губах бродила простодушная улыбка. «Такие лица, — подумал Форман, — девочки называют миловидными.»
— Ты напоминаешь мне Питера Фонда, — сказал Форман.
— Спасибо.
Форман насмешливо поднял руки:
— Я сдаюсь. Кроме того, Питер Фонда здесь совсем не при чем…
— Джейн Фонда?
К столику подошел официант с их заказом.
Форман поднял свой стакан.
— Сказать правду, ты не похож ни на кого, виденного мною в жизни, и ни на одного человека, которого я еще надеюсь увидеть в будущем.
Мальчик втянул в себя кока-колу через пластиковую соломинку.
— Меня зовут Чарльз Гэвин — личность, не имеющая абсолютно никаких последствий.
Форман назвал себя.
В колонках Синатру сменила Дорис Дей.
— Как вы находите Джанис Джоплин? — спросил Чарльз.
— Я склоняюсь к Арефе.
— Правда?
— Но Бесси Смит, она остается величайшей на все времена.
— Я слышал о ней, — отозвался Чарльз. — Но ее саму — никогда.
— Когда-то давно у меня было несколько ее старых дисков — «Блюзы работного дома» и «Блюзы плакучих ив». Моя бывшая жена как-то вечером запустила ими в меня.
— Что вы ей сделали?
— Ничего особенного. Я был образцовым мужем.
— Ваша жена не считала вас правильным человеком?
— Можно сказать и так.
— Мой отец тоже не считает меня правильным человеком.
— Почему?
Чарльз пожал плечами.
— Потому что я собираю записи Джанис Джоплин и «Стоунз».
— Да, но почему твой отец этого не одобряет?
— Джанис, Мик[41], длинные волосы, травка. Вы бы, наверное, не хотели, чтобы ваш сын был хипарем.
— У меня нет сына. Я лично думаю, Джанис поет здорово, а вот в Джаггере слишком много от шоу-бизнеса. Я ему не верю.
— Как Алтамонт?
— Как Алтамонт.
— Мик — ладно, остается Джанис, волосы и травка. Знаете, что я думаю? Тео, так зовут моего отца, — я думаю, Тео думает, что я гомик.
— А ты гомик?
— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос ему, так что с какой стати я должен делать это для вас?
— Как хочешь.
— Много классных мужиков были голубыми. Микеланджело, Александр Македонский…
— Еще Платон, Чайковский, Оскар Уальд. Ну и что?
— Тео просто зациклился на достижениях. Все должно иметь цель, все должно приносить выгоду. Не мой стиль.
— Но здесь ты ешь хлеб Тео.
— «Хлеб» — понятие неодушевленное. Кроме того, это был шанс попасть в Мексику. Как мне здесь надоест, я свалю.
— Будь осторожен. Полицейские в Мексике паршиво относятся к длинноволосым. А найдут у тебя хоть немного травки — загремишь на семь лет. Сидеть в местной тюряге совсем не весело.
— Откуда вы знаете?
— Я там был.
Чарльз допил кока-колу и поднялся.
— Еще увидимся.
— Точно.
— Спасибо за коку и за совет.
Форман осторожно улыбнулся.
— Я тебе ничего не говорил.
Чарльз поджал губы и двинулся прочь, все время подпрыгивая на ходу — вверх-вниз, вверх-вниз. С того места, где сидел Форман, он казался очень одиноким, совсем не таким крутым. Очень легкая маска.
