Бондарев едва слышно хмыкнул.
— Что ты тут делаешь?
— Как фто? Фыполфяю сфои обяфаннофти, — ответила та, с удовольствием обсасывая косточку.
— То есть?
— Я кто? — с азартом из ведёрка было выужено ещё одно крылышко. — Фанатка. Что обычно делают фанатки?
— Просят оставить им автограф на груди?
— Ну хочешь, попрошу. Но что ты там не видел.
— Хочу.
Нелли зависла с курицей во рту.
— Фто, феально?
— Реально.
— Ну ок, — свитер снова без стыда и смущения был задран, но теперь уже так, что оголился бирюзовый лифчик с розовыми вставками.
Матвей, не ожидавший такой послушности, сердито прикрыл женскую работу собственным телом. А то пара столиков уже оценила картину маслом в стиле ню.
— Какого хрена ты творишь? Психопатка!
Ему строго пригрозили курицей, возвращая одежду на место.
— Ну почему сразу психопатка? Просто фанатка. Твоя безумная фанатка. Всё, как ты любишь, сладкий. Ничего личного, не я первая это начала… — долгий пронизывающий взгляд пригвождал её к месту, заставляя испытывать неловкость. — Ну чего таращишься? Я уже всё спрятала.
— Это война? — миролюбиво поинтересовался Бондарев.
— Война.
— Ну и ладно, — в следующую секунду он закинул её ноги себе на коленки, а саму Нелли притянул для поцелуя. Крепкая хватка удерживала её за затылок, на случай, если она вздумает отстраниться. Правда Пылаевой не очень-то и хотелось.
Мягкие губы настойчиво увлекали в водоворот приятных ощущений, отчего внутри восторженно ёкало. Так приятно, когда тебя обнимают руки, которые знают, чего хотят. Забытое волшебное чувство, словно ты в безопасности, словно больше ни о чём не нужно беспокоиться. За последние годы лишь один человек обнимал её похоже…
Пелька сама прильнула ближе, обхватывая лицо Матвея горячими ладонями. Губы, губы, губы. Ласковые прикосновения. Обжигающее дыхание. Нарастающий тугой ком в груди. Предвкушение. И…
Она попятилась назад, требовательно смахивая с себя удерживающую её кисть. Пылаева так тяжело дышала, словно пробежала марафон в противогазе. В противогазе и в ластах. Перед глазами плясали солнечные психоделические зайчики, прискакавшие непонятно из какого сказочного леса.
— Нехорошо, — покачала головой она, потирая занывшие виски и разговаривая словно сама с собой. — Очень нехорошо.
Матвей молча смотрел на неё. Он тоже почувствовал это. Сверкнувшую искру. Взаимное влечение. Не на уровне инстинктов, хотя и это тоже присутствовало, а нечто другое. Нечто большее. Ощущение чего-то только назревающего. Хрупкого и недолговечного, если неправильно распорядиться предоставленной возможностью.
Десять секунд, двадцать…
— Куда? — перехватил Бондарев её за локоть, когда юркая фигурка собралась дать дёру.
— Перекурить. Эту мысль надо перекурить.
— Ты не куришь.
— Ну значит пересидеть. В туалет сходить. Голову помыть. Не придирайся к словам.
— И что конкретно тебе нужно пересидеть?
— Ты не поймёшь.
— А ты объясни.
— Не хочу. Просто давай сделаем вид, что ничего не было.
— Чего не было? Поцелуя?
— Да. Его.
— Ты о том, что мы оба почувствовали?
Нелли бросила на него укоризненный взгляд.
— Акстись, никто ничего не чувствовал. Ничего не было, ясно?
— Вот начинается: ничего не было, я ни на что не соглашалась, нигде не подписывалась кровью. Не надо мне тут. У нас конторка серьёзная: всё законспектировано и задокументировано. Есть камеры. И свидетели. Если что, дадут показания.
Сарказм собеседница не оценила.
— Ну ты и гнида.
— А ты не такая ледяная, какой пытаешься казаться. Что ты здесь делаешь? Только не говори: случайно гуляла поблизости, в окно увидела.
В ответ как-то неоднозначно отмахнулись.
— Кролики не только вкусное рагу, но и длинные уши, — таинственно отозвалась Пелька, не уточняя, что выжала адрес у Тимура, которого припёрла к стенке, краем уха услышав их с Диной разговор о намечающемся «свидании» Пиратика.
— Любопытно. И ты пришла, чтобы…
Вообще-то пришла Нелли исключительно из желания нагадить ближнему и сорвать голубкам встречу любыми доступными способами, включая женский мордобой (возможно). А на деле оказалось, что и срывать нечего. Вот незадача. И как ей проявлять чудеса на виражах своего пышущего энтузиазмом фанатского нрава?
— Я пришла, чтобы уйти.
— А если не отпущу?
— У тебя нет выбора.
— Уверена?
— Я умею убеждать, — она резко подскочила на ноги, заорав вдруг на всё кафе, где в большинстве сидели школьники. — Вы видели, видели?! Это же сам Матвей Бондарев, солист «Ящика Пандоры»!!! Чего сидите, он согласился со всеми сфоткаться и дать автографы!!!! — прежде чем народ, который до того и не замечал звезду в дальнем углу, осмыслил сказанное и подоровался с мест, Пелька проворно сбежала через второй вход, ведущий внутрь торгового центра.
Рано радовалась. Бондарев почти сразу догнал её на эскалаторе третьего этажа.
— Ловко. Но не прокатило, — строго пригрозил ей он, перекидывая дорогое замшевое пальто на сгиб руки.
— Я особо и не старалась. Лицо умой. Сливовый не твой оттенок.
Испачканные в помаде губы равнодушно вытерли тыльной стороной ладони.
— Обычно сбегают вниз, а не наверх.
— Так я и не сбегаю. Раз здесь, заскочу в любимый магазинчик. Как отделался от поклонников?
— Встал и ушёл.
— И никто не громоздил живых стен, не пущая кумира грудью?
— Ты себе как представляешь наших поклонников?
— Ну… что-то вроде нашествия голодных зомби.
— Огорчу, по большей части они у нас мирные. Но дотошные, — Матвей нацепил на нос тёмные очки. Собственно, именно так он и пришёл на встречу с Алиной: "К"-конспирация. А то на него уже поглядывали подозрительно.
Пылаева не сдержала смешка.
— А борода накладная где?
— Не смейся. Тебя тоже это ждет.
— Что именно?
— Сложности при появлении в общественных местах.
С чего бы?
— Ты талантлива. Если не сдашься, скоро все про тебя услышат.
Нелли упустила момент, едва не споткнувшись о бортик, у которого заканчивались самодвижущиеся ступени. Бондарев придержал её, не давая полететь вперед ласточкой. Молчаливый кивок означал, по всей видимости, спасибо.
Яркая неоновая вывеска одного из мини-бутиков приветливо моргнула новым посетителям. Женские побрякушки, кто бы сомневался: бижутерия и косметика. Уже с порога сшибало с ног помесью бюджетных духов.
— Не думаю, что хочу этого… — лишь минут через пять ответила Пелька, ковыряясь в паллете с лаками для ногтей.
Матвей не сразу сообразил, что она имела в виду.
— Почему?
— Не знаю. Мне нравится музыка, я люблю петь, люблю выступать, но не уверена, что это моё…
— Да ты рождена для этого.
— Тебе откуда знать? — Пылаева знаком велела ему сложить ладони вместе, куда загрузила четыре флакончика с лаками: прозрачным, красным, бирюзовым и белым.
— Я тебя видел. И слышал.
— Ну и умничка. Значит со зрением и слухом всё отлично. Окулист и Лор будут в восторге, — как-то без особой уверенности отмахнулась та, переключаясь на украшения, висящие на стендах. Забренчали металлические побрякушки, покрытые радужным напылением.
— Всегда прикрываешься язвительностью, когда смущаешься?
— Кто смущается? Не пори горячку, — звонкий браслет, собранный из дутых колец, бусин и цепочек лёг туда же, в мужские руки, играющие сегодня роль корзинки.
— У тебя кончики ушей покраснели.
— И что?
— Когда мы целовались они тоже покраснели.
— Ну так не май месяц на дворе.
— На эскалаторе они были бледными.
Нелли сурово прищурилась.
— И что ты хочешь этим сказать?
Бондарев по-доброму усмехнулся.
— Что, кажется, начинаю понемногу тебя понимать. Это трудно, слишком уж ты закрыта, но я на верном пути.
