Татьяна ничего не замечает.
Такое ощущение, что мысленно она уже очень далеко. Тренер бросает взгляд на небольшие наручные часики и удивленно сокрушается.
- Надо же, как время быстро идет! Беги в гримерку, почти все уже ушли, - Татьяна вынимает из небольшой сумочки сотовый и наизусть набирает номер.
- Миша, я освободилась. Через полчасика выйду.
Понимая, что разговор окончен, более не смею отвлекать тетю Таню. С каждым шагом внутри все больше разрастается восторг. Я буду танцевать главную партию!
Вижу, как девчонки уже толкутся у выхода, громко смеясь и бурно обсуждая, как проведут выходные.
- Лин, пока! – машет мне рукой Настя Шипицина.
К ней присоединяется еще пара девочек. Я не могу назвать их подругами, но хорошими приятельницами – точно, ведь ни для кого не секрет, что в балете нет друзей. Попрощавшись с коллегами, спешу в гримерку.
Из раздевалки мне навстречу выскочила раскрасневшаяся Наумова.
Выражение ярости на лице девушки на секунду заставило задуматься, а не слышала ли она наш с Татьяной разговор?
Нет, это просто невозможно.
В тот момент, когда тренер сообщила о своем решении, зал был абсолютно пуст. Проходя мимо, Катька намеренно задела меня плечом так, что я пошатнулась. Хорошо, что успела опереться рукой о стену, иначе падения бы не миновать.
- Ты что, ненормальная?! – зашипела ей вслед, как рассерженная кошка.
Наумова так спешила покинуть академию, что даже не взглянула на меня.
- Придурошная, – проворчала я вслед менее удачливой сопернице.
Переступив порог гримерной, шокировано замерла, когда увидела развернувшуюся перед глазами картину.
Весь пол был усыпан лепестками белых роз. Цветы были не просто испорчены. Кто-то с варварским ожесточением уничтожил все, до последней розы! Некогда зелёные напитанные стебли сейчас были сломанные пополам и валялись в хаотичном беспорядке.
Ощущая, как меня начинает трясти от обиды и злости, я прикусила губу. Какая же она гадина! Завистливая дрянь!
Как только руки поднялись на цветы, в чем они виноваты?! Чтобы хоть как-то успокоится, я принялась развязывать ленты на пуантах. Хотелось кинуться за этой лахудрой и повыдирать ей всю ту паклю, что она зовет волосами, но успокоиться сейчас просто необходимо!
То, что я в скором времени буду играть главную партию, станет для нее самым заслуженным наказанием ЗА ВСЕ.
За бесконечные издевки, подколы и за это тоже. Глаза увлажнились, стоило мне посмотреть на нежные лепестки под ногами.
- Боже! – это восклицание заставило меня вскинуть покрасневшие глаза. - Что здесь произошло?! – всплеснув руками, Татьяна указала на творившийся вокруг беспорядок.
Схватив свой рюкзак, я опустилась на колени и принялась сгребать ладонями остатки роз.
- Ничего.
В балете есть негласное правило: никогда не жаловаться. Никогда и ни на что. Боль, конкуренты, вот такие мерзкие подлые пакостники, как Катька… Нытье и жалобы лишь покажут мою слабость. Свои проблемы я должна решать сама.
- Все в порядке, теть Тань. Сейчас все уберу, - и поднимаю глаза, чтобы убедиться в том, что тренер слышит мой сиплый, слово после простуды шепот.
Татьяна тяжело вздыхает, должно быть, догадываясь, кто виновница произошедшего.
- Сказала все-таки?
Я непонимающе вскидываю глаза, но тут же негромко охаю, когда в палец впивается шип.
- Что? Нет! – возмущаюсь, когда доходит смысл вопроса.
Взгляд Татьяны смягчается, синие глаза смотрят с искренним сочувствием.
- Ладно, ладно, – успокаивает меня женщина, после чего вновь ставит в тупик вопросом: - Букет от Садулаева?
Садулаев? Кто это вообще?
Уже хочу сказать, что букет от Макса, но Татьяна, перефразирует вопрос.
- От Максима?
Врать не хочется, поэтому утвердительно киваю. Все-таки это моя личная жизнь и отчитываться ни перед кем я не обязана.
Садулаев Максим Мансурович – вот значит как.
- Ангелина, может быть тебя подвезти? – спрашивает Татьяна, когда мы выходим на крыльцо.
Я лишь крепче сжимаю в руках сломанные стебли, прежде чем отрицательно мотнуть головой.
- Нет, спасибо. Я хочу пройтись и подышать свежим воздухом, - это наглое вранье, но я не хочу, чтобы у моей слабости были свидетели.
- Хорошо, как скажешь, – Татьяна прячет ключи от академии в сумочке и оживляется, когда на территорию въезжает темно-синяя иномарка. - Ладно, Линочка, побегу. Это за мной.
Автомобиль кажется мне смутно знакомым, но сейчас не до того, чтобы изображать мисс Марпл. Все, что мне надо — это привести мысли в порядок, успокоить проклятые эмоциональные качели. Вялым шагом иду в сторону стоящего неподалеку мусорного контейнера.
По ногам бегут мурашки. Вечерний ветерок неприятно холодит обнажённую кожу. Догадалась же вырядиться в платье! А ведь утром мне казалось, что белое платье из тонкого хлопка - отличный выбор.
В темноте, по левую сторону от меня, загорелся оранжевый огонек. Ноздри тут же принялся щекотать дорогой аромат из смеси табака, нот кумина и, конечно же, каштана.
Огонек, повисев пару секунд в воздухе, метко планирует в мусорный бак, после чего раздается хриплый смешок.
- Освободился пораньше с работы, чтобы помочь донести букет, - голос Садулаева, ровный, без капли обиды, - но вижу, ты справилась без меня, Ангелина.
Максим делает пару шагов вперед, ступая в тусклый свет фонаря. Мужчина бросает изучающий взгляд на переломанные стебли, зажатые в моих пальцах так крепко, что побелели костяшки.
- Мне, похоже, повезло, что припозднился. Надеюсь, ты его сломала не об курьера? – тянет с усмешкой.
Глава 12
Ангелина
Для меня это становится последней каплей.
Громко всхлипываю и, прежде чем уронить стебли на землю, конвульсивно сжимаю их в пальцах. В нежную кожу впиваются острые шипы, причиняя неожиданно резкую колкую боль.
Совершенно не понимаю, почему плачу - то ли от обиды, то ли от боли. Меня окутывает тёплом со всех сторон – это Громов обнимает меня своими ручищами. Слышу, как грохочет сердце под моей щекой.
Сильные пальцы проходятся вдоль моих распущенных волос, что серебристыми блестящими нитями спускаются до бедер.
— Ну, что ты, маленькая? Что? – шепчет Максим. В голосе мужчины проскальзывают ноты нежности. — Тебе так не понравились цветы или то, что их подарил именно я?
Поднимаю голову, глядя размытым от слез взглядом в мужественное лицо Максима.
— Наумова. Это она… она его так, – выговариваю через силу.
Правда дается тяжело, ведь я привыкла держать все в себе. Пожаловаться - значит признать, что борец из тебя так себе. Но почему-то с Максимом я почти не задуваюсь об этом.
– Мне они так понравились, а она из зависти… - мне совсем не хочется, чтобы он думал плохо обо мне.
Широкая ладонь замирает, но тут же продолжает своё путешествие от макушки до лопаток, моментами пропуская пряди между пальцами. Такое ощущение, что мужчина наслаждается своими неспешными действиями.
— Я даже собрала лепестки, жалко выкидывать, – бормочу ему в грудь, заливая белую футболку слезами. – Буду с ними ванну принимать.
Слышу, как мужчина громко сглатывает, я отрываюсь от его груди и непроизвольно смотрю на мокрое пятно, появившееся от горьких слез.
Как ни странно, они принесли мне облегчение, а не стыд или какую-либо неловкость. Неожиданно в голову приходит мысль о том, что Максиму очень повезло, что я не накрасила ресницы, иначе испортила бы футболку с фирменным зелёным крокодилом*.
— Наумова? – задумчиво переспрашивает Макс, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Ага, – смущаюсь, когда вижу, как взгляд мужчины скользит по моему лицу. Наверняка у меня нос распух, и кожа пятнами пошла - тот ещё вид.
