- А Дэн просто придурок, – продолжает Лиза. – Как он был влюблён в тебя! И как быстро разлюбил. Что это за любовь такая?
- Лиз, давай не будем. Нам надо успеть убраться отсюда до возвращения Виолы. Я ещё хочу на кухне в шкафчиках порыться. Может, что-то из старой посуды забрать удастся.
Вещей много, я даже не ожидала, что настолько. Будто переезжает многодетная семья! Нам едва хватает заготовленных мешков. Когда всё уже погружено в машину, я набираюсь наглости и иду на кухню. Повара нет, мачеха ещё не вернулась. Выуживаю из самых дальних углов посуду, которой, на мой взгляд, дано не пользовались, забираю свои любимые тарелки и чашки. Прихватываю даже пару ложек, вилок и нож. В конце концов, всё это было куплено на папины деньги. Если эта мелочная стерва начнёт верещать, пусть разбирается с ним.
Успеваем убраться из дома до возвращения Виолы. Перед отъездом долго прощаемся с Эдиком. Я успела привязаться к мальчику. Знаю, что скоро состояние шока пройдёт, и я начну скучать по своей жизни в этом доме и по сводному брату. Пока же я напоминаю себе лягушку из притчи: отчаянно барахтаюсь, но как скоро почувствую под ногами твёрдую почву?
Когда выгрузка и подъём мешков в квартиру закончены, мы с Лизой падаем совершенно без сил. Весь пол завален моим барахлом – ни пройти, ни проехать. Но подруга вытягивает из принесённого с утра пакета бутылку вина и с хитрым видом провозглашает:
- Итак, выпьем же за взрослую самостоятельную жизнь!
С закуской дела обстоят не очень. В итоге пьём вино, заедая сыром, колбасой, виноградом и шоколадкой, предусмотрительно захваченной Лизой. Настроение понемногу ползёт вверх.
Наш пир во время чумы заканчивается далеко за полночь, подруга остаётся у меня ночевать, чтобы с утра помочь разобрать горы мешков и отобрать вещи на продажу.
К началу учебного года успеваю обжиться в новой квартире. Решаю распродать почти все свои вещи, без которых могу обходиться. И деньги нужны, и жизнь в съёмной квартире не предполагает наличие избыточного гардероба. Все мои многочисленные мешки с барахлом банально некуда складывать. А если придётся снова переезжать?
С прошлым прощаюсь по-разному. То ностальгирую и реву часами, то беру себя в руки, заряжаюсь решимостью и с лёгким сердцем отдаю частички своего былого счастья новым хозяевам.
- Ника, ты уверена, что всё это хочешь продать? – с сомнением спрашивает Лиза, помогая мне фотографировать вещи и выкладывать рекламу на сайт.
- Не начинай. Мы уже всё обсудили. Вообще не понимаю, как раньше носила такое. Да и куда мне столько вещей?
- Прекрасно носила, мужики слюнями давились, девчонки лопались от зависти.
- Вот именно. Не надо мне больше такого счастья.
Я всегда любила яркую одежду, никогда не выходила из дома без макияжа. Теперь же я забыла, когда последний раз брала в руки тушь или помаду. Одеваться стараюсь неброско – хочется слиться с толпой, спрятаться, чтобы не привлекать к себе внимание.
- Ты правда решила в монашки записаться? Да что с тобой такое?
- Нет, просто мне больше не до тусовок. Не хочу, чтобы кто-то слюнями капал. Мне надо учиться и работу искать, а не отвлекаться на всякую ерунду. Как ты не понимаешь, что нет больше прежней Ники и быть не может? – повышаю голос и тут же одёргиваю себя. Лиза не знает подробностей моих отношений с Бахрамовым и узнать не должна.
- Ну так это сейчас у тебя такое настроение, а что ты будешь делать через полгода? Заново вещи покупать?
- Через полгода я, надеюсь, буду целыми днями пропадать на работе и дописывать диплом. Не думаешь же ты, что в этом, – трясу перед лицом подруги ярким коротким платьем, – я смогу ходить в офис?
- Как знаешь... Только я бы не торопилась.
- А ещё не факт, что всё удастся продать. Наверняка часть останется, так что не ной раньше времени.
С вещами мне везёт – их постепенно разбирают. По мере их исчезновения из квартиры становится легче дышать. Но на этом везение заканчивается, чёрная полоса продолжается.
Глава 10
С папой свидания мне не разрешают. Иногда думаю, что он сам отказывается меня видеть, обвиняя во всех смертных грехах. Больно и обидно. Потому что уверена – моей вины нет. И чем больше я прокручиваю в голове случившееся, тем сильнее утверждаюсь в своей правоте. И дело не в том, что легче жить, перекладывая вину на других, а в том, что я сделала всё, что могла, никого не обманула. Остальное – злой рок и стечение обстоятельств, не зависящие от меня.
Если быть до конца честной, то виноват сам папа – не нужно было ввязываться в сомнительные махинации. Всех денег мира всё равно не заработать. Нам вполне хватало того, что у нас было.
Вернее, мне хватало. Мачеха же вечно всем завидовала и пилила отца, что у её подруг что-то есть, а у неё – нет. Вспоминается "Сказка о рыбаке и рыбке". Из-за непомерной жадности мы все оказались у разбитого корыта. Папа потеряет восемь лет жизни, проведя их в самом страшном месте, какое только можно представить. Виоле предстоит рожать и растить малыша в одиночестве, а я... Меня словно пропустили через мясорубку. И получится ли слепить себя по-новому – пока непонятно.
Работы нет. Разослала резюме, даже дважды сходила на собеседования, но нигде не хотят брать студентку, а впереди ещё целый год учёбы, причём последний и очень непростой. Пока ищу работу только по специальности. Не представляю, что делать, если ничего не найду. Придётся идти официанткой? Или флаера на холоде раздавать?
С первых же дней после начала занятий выбираю себе руководителя диплома. Это молодая женщина, только недавно защитившая диссертацию по теме, связанной с инвестиционной аналитикой. Она соглашается взять меня к себе на диплом, мы согласовываем тему, и я сразу приступаю к написанию. Хочется успеть сделать как можно больше к тому моменту, как найду работу.
Отчаянные попытки начать самостоятельную жизнь и поскорее забыть о пережитом ужасе превращают меня в трудоголика. Не даю себе расслабиться ни на минуту: старательно выполняю все домашние задания, готовлюсь к выступлению на студенческой конференции, занимаюсь дипломом, прочёсываю сайты с вакансиями. А ещё бегаю по вечерам на стадионе неподалёку от дома. Всё это имеет полезный побочный эффект: до кровати я доползаю настолько измотанной физически, что засыпаю почти мгновенно.
Начинается суд по делу моего отца. Повидаться нам так и не дали, я неимоверно соскучилась. Мне по привычке хочется о многом ему рассказать, но приходится болтать лишь с самой собой, продумывая и репетируя фразы, которые я когда-нибудь, надеюсь, смогу озвучить папе вслух. Гаррик считает, что папу предал кто-то из близких и дела плохи, что обвинение будет пытаться как можно скорее добиться приговора, но адвокат старается.
Я – не юрист, из того, что говорят в зале суда, многого не понимаю. Но формулировки меня не на шутку пугают. Речь идёт об экспорте из страны каких-то веществ, используемых в военной промышленности. Впервые слышу, чтобы папа чем-то таким занимался. Потому неотрывно наблюдаю за отцом, мечтая встретиться с ним глазами. Но он на меня не смотрит. Кажется, папа уже смирился со своей участью.
Ощущаю себя виноватой. Хотя в чём моя вина? Логику в том, что Бахрамов выгнал меня и отказался от брака, я вижу, но почему он поступил так с отцом, зная, что я не обманывала его, – не понимаю. Это чудовищно подло и несправедливо! Но какая может быть справедливость у человека, посмевшего так жестоко поступить со мной из-за своей дремучей невежественности?
На последнем судебном заседании чувствую себя нехорошо: голова болит, подташнивает. Кажется, так мой организм реагирует на сильный стресс. Виолы в зале нет. Это объяснимо: ни к чему ей нервотрёпка. Но отцу наверняка хотелось бы видеть и знать, что она поддерживает его.
Шансы, что папу оправдают, невелики. Но несмотря ни на что, я продолжаю верить и надеяться. Его адвокат выглядит очень уверенно и достойно. Гаррик говорит, что у него отличный послужной список, не было ещё ни одного проигрыша. Есть надежда, что и на сей раз ему удастся обыграть обвинение и убедить суд.
