другая? Или поступившая вовсе не Аня, а Маша, например?
— Но всё равно легче, чем органическая, физическая и коллоидная химия, — добавила Ярина со вздохом.
— Скоро втянешься, — решил он подбодрить ее Герман. — Если трудно, можно репетитора нанять, или вообще бросить.
— Я только поступила, — нахмурилась Ярина. — Хочу сама.
— Похвально.
Действительно, похвальное рвение, только бесполезное. С таким количеством денег можно нигде не учиться, не работать. Логичней тратить жизнь на удовольствие, а не на гистологию. Герман надеялся, что Дмитрий Глубокий переворачивается в гробу, видя, что наследница никак не проникнется своим положением, того и гляди устроится на работу официанткой и начнёт пользоваться общественным транспортом. Впрочем, может и пользуется. Откуда Герману знать? Наблюдения за Яриной нет.
Мясо оказалось почти съедобным, лишь немного пересоленным. Герман мужественно сжевал половину порции, почти искренне похвалил.
— Фильм посмотрим? — пискнула Ярина в спину Германа, когда он выходил из кухни, незаметно поправляя в штанах результат совместного времяпровождения.
— Прости, занят, — отрезал он. Никакого кино!
У него эрекция не спадёт и от просмотра «Техасской резни бензопилой», а Ярина выбирала романтические мелодрамы, присаживалась поближе, словно невзначай задевала то ногу, то руку, то устраивалась на подушке, самым соблазнительным образом прогибая поясницу. Случайно или намеренно — прямо сейчас он не смог бы разобраться. Стащил бы чёртовы шортики с круглого, аппетитного зада вместе с трусами, раздвинул ножки и пристроился, наплевав на всё и вся. Никакого кино! Не сегодня!
Утро выходного дня ворвалось дурным настроением. Необходимо было заканчивать историю с «сестричкой». Они заигрались, не продумав заранее правила игры. Накануне, поздно ночью, он видел кроссовки Елисея в прихожей. Отлично, просто отлично, мать твою! Что Герман должен думать? Во время ужина крутилась юлой, едва не светя надписью на лбу «трахни меня», а потом позвала того, кто всё же вытрахал из девчонки желание?
Кроссовок в прихожей не было, значит, свалил ранним утром. Герман едва не сплюнул от злости, представляя всё, что эта сладкая фольклорная парочка могла вытворять в его доме, на его, мать их, постели! Сегодня же найдёт жильё «сестричке»! Хватит! Достаточно! Приехали!
В домашний спортивный зал Герман заглядывал редко, предпочитал занятия в фитнес-клубе, где атмосфера настраивала на рабочий лад. Ходил в обязательном порядке через день. Не филонил, даже когда становилось откровенно лень. Следить за собой, своим здоровьем, внешним видом давно вошло в правило.
Герман не рос спортивным мальчишкой, в начальной школе получал честный четвертак по физкультуре за то, что помогал складывать маты и собирать мячи. К занятиям спортом его приучил Глубокий, повторяя, что он должен не только действовать и думать как мужчина, но и выглядеть так же.
Позднее, в институте пристрастился к волейболу. Команда стабильно одерживала победы, что было причиной отдельной гордости для Маркова Германа. К тому же покрасоваться с мячом в руках перед слабым полом было приятно. Ловить похотливые взгляды, пользоваться ими — вот они, сливки от тренировок. Именно так он думал в юности, теперь важнее здоровье, привычка, имидж, а не количество опрокинутых на спину женщин.
Зол, как же Герман был зол в то утро! На Ярину, которая крутилась перед ним как похотливая шлюшка. На себя, за то, что думает так о девятнадцатилетней девчонке. Какая, к чертям, из неё шлюшка? Вот из этого недоразумения в шортах и носках стабильно разного цвета? Разве так одеваются и ведут себя девицы, готовые отдаться за полушку? Кто в своём уме соблазняет мужика, нацепив шорты с улыбающимися поросячьими мордами на заднице? Привет, биполярное расстройство, Марков!
Он колотил по груше со всей дури, насколько хватало сил. Пот стекал по голой спине, груди, дыхание становилось рваным. Давно нужно было успокоиться, но он бил и бил по подвешенному мешку, представляя на его месте себя же. Искал успокоение в собственной злости, затапливающей организм от вспотевшей макушки до пяток в кроссовках. Молотил руками, не в силах остановиться.
Влюбился? Влюбился! Хватит! Выплюнь! Забудь! Просто забудь нахрен! Не думай, не анализируй, не вспоминай! Скажи себе: «Стоп!». Стоп! Стоп! Стоп!
Адреналин бурлил в разгорячённом теле. Герман тяжело дышал, не давая себе секунды на передышку. Не сейчас. Или он выбьет из собственной головы дурь, или сдохнет! Третьего не дано! Остановись! Выплюнь! Забудь!
Удар, ещё удар, снова удар. Ещё, ещё, ещё! Пока бронхи не вылетят на пол, мозги не превратятся в кашу, пока кровь не свернётся от переизбытка эпинефрина. Какая максимально переносимая доза? Сто пятнадцать микрограмм на килограмм? Пусть будет тысяча, две, пять тысяч, чтобы наверняка. Удар, ещё удар, снова удар. Ещё, ещё, ещё!
Остановился усилием воли от неясного движения, заметил периферическим зрением. Дышал глубоко, как разгорячённый зверь, в ушах гулко отдавалось собственное сердцебиение. Упёрся ладонями в колени, слегка нагнувшись, пытался выровнять дыхание. Сдохнуть не удалось, придётся жить.
Ярина, конечно же, это была Ярина. Стояла у входа в зал, смотрела синющими глазами, заставляя внутренности Германа скручиваться в тугой узел. Что на ней надето? Шёлковая ночная сорочка на тоненьких, как паутинка, бретельках, едва-едва доходящая до середины бедра.
— Чего тебе? — рявкнул Герман, ничуть не смущаясь собственного тона.
Она бы ещё голая пришла! Впрочем, через кусок тряпки, которая считалась одеждой, отлично проступали упругие полушария грудей, венчающиеся острыми сосками. Ткань скользила по плоскому, девичьему животу, подчёркивая пупок, обхватывала бёдра, стекала вниз по ногам. И эти чёртовы ключицы, которые хотелось облизать, сожрать хотелось!
— Я испугалась шума, — пролепетала Ярина.
— Прости, не думал, что разбужу.
— Вы… ты пить хочешь, — заявила она.
— Наверное.
Ярина стояла и таращилась, разглядывала Германа. Будь это не девятнадцатилетняя пигалица, сказал бы — смотрела с откровенной похотью. Не двигалась с места. Не шевелилась. Просто смотрела.
Герман злился, злился, как никогда. Адреналин всё ещё бурлил в его теле, он отлично понимал и свою реакцию, и реакцию Ярины. Но так нельзя, чёрт возьми, нельзя! Неужели она не понимает простых вещей? У неё есть парень, сегодня ночью она кувыркалась с ним! У него — любовница. Он ничего не обещал Ангелине, не обязался хранить верность. Он платил за секс с ней, но в глазах Ярины Ангелина — подруга Маркова Глеба. Его девушка. Де-ву-шка, мать её дери!
Чем-то странным блеснули глаза Ярины. Господи, насколько же синий, не человеческий взгляд. Провалиться бы в него, забыться хотя бы на минуту, секунду, микро-мгновение. Щеки, ещё по-детски пухлые, медленно покрывались румянцем.
Ярина сделал шаг в сторону небольшого холодильника со стеклянной дверцей, достала бутылку минеральной воды, двинулась на Германа, едва покачивая бёдрами. Он
