немного раздражённо сказала женщина.
— Ладно, — пришлось согласиться, чтобы не ссориться с классным руководителем.
Взяла сценарий и, уткнувшись в него носом, пошла на сцену. Прочитала несколько раз шёпотом с выражением, попыталась запомнить строчки.
— Привет, — над ухом раздался знакомый голос.
— Привет, — улыбнулась Антону, застывшему рядом.
— Снова вместе? — подмигнул парень. — Ольга Ивановна решила эксплуатировать тебя по полной. Поняла, видимо, что отказать ты не можешь.
Я вымученно улыбнулась парню и тяжело вздохнула.
— Слушай, тебе не обязательно в этом всём участвовать, если ты этого не хочешь. Это только праздник.
— Я понимаю… Просто, Ольга Ивановна на меня рассчитывает, как мне ей отказать?
— Слишком мягкая ты, Полька, — покачал головой и мягко улыбнулся Антон.
А я зарделась от такого обращения. Да такое внимание парня меня смущало. Слишком добр он ко мне. Помогает постоянно. Закралась мысль, что я ему нравлюсь, но я её тут же постаралась отогнать от себя подальше.
— Вот ты где! — сначала не поняла, что обращаются ко мне. — Какого чёрта тебе мои слова отдали, Чижова?
Передо мной остановилась разъярённая Оля. Аккуратные ноздри на ровном носу раздувались от ярости. Глаза метали молнии. Губы были сурово поджаты.
— Что ты имеешь в виду? — пробормотала неуверенно, чувствуя себя серой мышью рядом со столь красивой и ухоженной девушкой.
— Не делай вид, что не понимаешь, — староста шагнула ко мне.
— Оля, это просто сценка, — Антон выступил вперёд и оттеснил девушку от меня. — Успокойся. Что ты взъелась?
— Ломакин, я не с тобой вообще-то разговариваю. Отойди.
— Оля, выключи свою стервозную натуру. Ты петь не умеешь. Ольга Ивановна сама решила отдать Поле сценку. Хочешь с кем-то повздорить, шуруй к Ивановне.
— Вообще-то, Ломакин, у меня свой альбом. Одна песня во всех чартах, — идеальная бровь старосты выгнулась, а на лице отразилось превосходство. — Пою я точно не хуже Чижовой.
— С автотюном любой в чарты попадёт, — насмешливый голос мне был мало знаком.
Оля сжала с силой кулаки, побелела от ярости и выплюнула:
— Пошли вы все к чёрту.
— Он только рад нам будет, — криво ухмыльнулся парень, которого Снежана Глебом называла. — В отличие от тебя.
— Ой, шутник какой, — Оля скривилась. — Где его вообще носит, скоро репетиция вальса.
— Скажи, — Антон глаза прищурил и голову на бок склонил, — на что ты рассчитываешь, Оль? Всё уже давно закончилось.
— Ломакин, выключи свою проницательность и сними маску умного мудреца, тебе не идёт, — староста окинула парня презрительным взглядом, развернулась резко, хлестнув Антона по лицу хвостом, и удалилась, покачивая бёдрами. Я могла только с восхищением смотреть на длинные ноги, что росли, казалось, из самых ушей.
— Полина, будь осторожнее с ней, — Антон обернулся ко мне. — Оля подлый человек. Не стоит тебе с ней связываться.
— Почему вы так её не любите? Она что-то сделала? — я перевела взгляд на Глеба и обратно на Антона.
— Она бывшая Ромы, — подал голос Глеб. Увидела, как дёрнулся Антон, явно намереваясь остановить друга.
Но уже было поздно. Слова парня дошли до моего мозга, острыми копьями пронзая мышцы. Как же больно слышать о том, что Рома мог кого-то любить. Кого-то целовать. Как больно осознавать, что я никогда не смогу узнать, каким он бывает, когда любит. Никогда моих губ не коснутся губы Ромы. Никогда я не узнаю, что значит, когда твоя личная планета сходит с орбиты и вертится в безумном танце, стремясь ближе к манящему Солнцу. К его теплу, что лучами счастья пронзает душу, подпитывая робкие ростки любви. Моя нежданная любовь походила на кактус, что поселился в израненной душе, колючки которого вновь и вновь царапали нежную плоть, пуская кровь и нанося новые раны. И даже робкие солнечные лучи не давали нежным цветам распуститься.
— Полина, Антон! — Ольга Ивановна будто умела подгадывать, когда нужно появиться. — Быстро на сцену. Вы задерживаете всех.
Я первой бросилась вперёд, стараясь скрыть от Антона и Глеба боль и разочарование в глазах. Не хотела я быть предметом обсуждений среди друзей.
Схватила с колонки микрофон, опустила взгляд на сценарий и поняла, что перед глазами всё расплывается. Чёрт! Но почему я превратилась в размазню? Почему мои глаза постоянно на мокром месте?
— Они расстались почти полгода назад, — между лопатками легла горячая ладонь, коснувшись кожи, а ухо опалило чужое дыхание. — Когда умерла мама Ромки, он потерял интерес к жизни. Обидевшись на его холодность, Оля изменила ему и прислала фотографии. В день похорон его матери.
Антон отошёл и спокойно взял микрофон. Включил и начал свою речь. Я смотрела на парня, обдумывая слова, которые он мне сказал. И в то же время не понимая, зачем Ломакин мне это рассказал? Неужели внимательный и чуткий парень заметил мой интерес к другу? Боже. А что будет, когда он узнает о том, что мы с Ромой родные брат и сестра? Будет презирать, как Олю?
Перевела взгляд в зал и тут же будто по мановению чьей-то руки, взглядом столкнулась с чёрными очами. В моём безграничном океане бушевал шторм. Столь сильный, что робкий парус нашего зарождающегося взаимопонимания грозило смыть волной ярости. Прикусила губу и отвела взгляд, чтобы тут же, словно приклеенный вернулся к идеальному скуластому лицу. Тут же пришло осознание, что я чертовски сильно соскучилась по парню. Не видела его со вчерашнего вечера, а мерещилось, будто целая вечность прошла.
— Поля, — спины снова коснулись пальцы Антона, — читай реплику.
— А? — с трудом оторвала взгляд от играющих желваков и перевела его на парня. — Прости, задумалась.
Взгляд опустила на лист бумаги, который незаметно для себя сжала пальцами, превратив его в зеркальное отражение собственной души, и стала читать. Когда заиграла музыка, прикрыла глаза, чтобы не видеть никого. Только вновь почувствовала на спине ладонь Антона, который молча подбадривал меня, прекрасно зная, что я чертовски сильно боюсь выступать.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Глаза открыла и безошибочно выхватила лицо Ромы в зале. Жадные чёрные, словно истлевшие угли, глаза парня шарили по моему лицу. Пухлые губы парня тронула едва заметная нежная улыбка. Длинные музыкальные пальцы сжимали с силой спинку впереди стоящего стула. Этот взгляд будто окрылил меня. Пусть нельзя коснуться его. Не только по той причине,
