Ознакомительная версия.
Примирение стороны отправились заключать на кухню. И здесь у Наташки оказалось все на высшем уровне: хозяева в полном составе еще переодевались в сухое и мыли руки, а сковородка уже яростно шипела драниками с луком и чесноком, жужжала соковыжималка, начинал похрюкивать чайник. Наконец они расселись.
– Наташ, а ты в детстве всегда так играла, да? – спросил счастливый и совершенно вымотанный Андрюшка.
– Нет, что ты, – рассмеялась она. – Мне играть некогда было.
– А почему? Ты тоже в трех школах занималась?
В голосе Андрюшки чувствовались и гордость, и некая аристократическая усталость одновременно. Она смутилась. Объяснять, что в его возрасте она могла только видеть, как развлекаются ее сверстники, – значит дать ему понять, что люди неравны между собой. Причем неравны по критериям, от них самих не зависящим. Слишком часто этот вопрос мучил ее саму в детстве, чтобы обратить на него внимание мальчика. Для этого есть родители. Но отвечать что-то надо было. Задали вопрос – изволь ответить. Тоже, кстати, мать в детстве приучила. Не самая удобная для жизни привычка, между прочим, – всегда отвечать на заданные вопросы. Она сказала:
– Я животных очень люблю, с растениями разными возиться, как твоя мама. А игры много времени отнимают. Понимаешь, когда праздник каждый день – тоже скучно. Или, может, не скучно, а неправильно как-то…
Владимир, до этого момента увлеченный завтраком, даже жевать позабыл. Здрасьте приехали. Он-то как раз был совершенно уверен, что к идее превращения каждого дня жизни в фиесту надо стремиться изо всех сил, вкладывая душу. Как же праздник может быть скучным?
– Классно вместе попрыгали вместо зарядки, а то совсем обленились, – с явным огорчением от того, что все уже закончилось, сказал Владимир, не любивший, когда праздник кончается.
– А вы, мужчина, не обобщайте. – Людмилу еще не совсем оставило боевое настроение, и Владимир вскинул на нее удивленные глаза. – Собственно, мы ни разу так не бесчинствовали, так замечательно и бессовестно не колобродили по утрам. И по вечерам. И вообще…
– А до меня вы как бесчинствовали? – живо влез во взрослый разговор Андрюшка. Его, как и любого ребенка, особо интересовало: а что же было, когда его самого не было?
– Никогда мы так не бесчинствовали. Мы же взрослые, серьезные люди, – вздохнула Людмила и тихо добавила: – А жаль…
Доедали в молчании. Каждый планировал субботу согласно семейным традициям. Людмила, например, по субботам непременно старалась навестить Ираиду, а уж сегодня сам бог велел, подруга только-только из больницы выписалась.
Познакомились они на втором курсе института. На Людмилином втором курсе. Ираида Сергеевна пришла к ним преподавать средневековую литературу. До начала занятий студенты сочли предмет заведомо муторным, занудным и ненужным. Потому как сами были красавцы, таланты и поэты. Торжество юношеского максимализма оказалось не то чтобы недолгим, а, мягко скажем, преждевременным. Если конкретно, то до первой лекции. «Молодая» – так называли в институте аспиранток – оказалась женщиной настолько необычной и яркой, а предмет, который она вела, настолько интересным, что со второй лекции пропускали занятия только те, кому было решительно все равно, на каком именно факультете они учатся. Чуть позже начались вообще забавные, если не сказать невозможные, вещи: оказалось, что признанный факультетский гений, молодое дарование Барков, – чуть ли не плагиатор. Его популярные в студенческих кругах опусы, исполняемые под расстроенную гитару, вдруг зазвучали с кафедры голосом Ираиды Сергеевны, не слово в слово, конечно, но очень узнаваемо. Мало того, у лирики – хоть гражданской, хоть любовной – оказались конкретные авторы, да не просто известные, а благополучно почившие кто десять, а кто и двенадцать веков назад.
Бедолагу Баркова едва до самоубийства не довели насмешками, конфликт все обострялся, и, наконец, Ираиду пригласили в третейские судьи. Она хохотала минут десять, прежде чем объяснила разоблачителям, что идеи тысячелетиями носятся в воздухе, тут же, навскидку, привела несколько образчиков японской средневековой поэзии, которые были одинаково сходны с европейскими шедеврами, изучаемыми в рамках курса, и с барковскими, несколько грубоватыми, по тогдашней моде, откровениями. В гробовой тишине Ираида продолжила поэтический разбор, и всем стало ясно, что ритмические особенности там и тонкости перевода сям никогда не позволят образованному человеку спутать стихи. Долго говорили о стилизациях, с удивлением узнали, что всеми почитаемые отцы русского рока некоторые из своих шедевров создали, набросав на нотном листе простенькую музычку, а стихи к ней написали древние китайцы, а то и вовсе почти современный Владимир Маяковский…
С Ираидой было интересно. Она никогда не говорила, что у нее нет времени, что восемнадцатый век – не ее тема, казалось, она знает все и обо всем. По крайней мере то, что касается литературы. Показала любимому преподавателю свое творчество и беременная Людочка Сокольская. Пробежав глазами пару страниц, Ираида попросила время на составление мнения. На самом деле составлять было нечего, стихи были слабыми. Просто для молоденькой девушки, недавно вышедшей замуж и ожидающей первенца, это были очень странные стихи. С девочкой надо было деликатно поговорить. И уж по результатам этого разговора решать, не пора ли ей к психиатру. Или как минимум к психологу. Но откровенно поговорить у них получилось гораздо позже.
Так, с тоненькой стопочки исписанных аккуратным почерком страничек незаметно образовалась, казалось бы, парадоксальная дружба между преподавателем и студенткой. Людмила знала, что у Ираиды есть сын, но нет мужа. Злые языки с многострадальным Барковым во главе утверждали, что такой бабе муж не нужен, поминались пятые ноги, зонтики в водоемах, и вообще – если кто-то может остановить на скаку поезд, то пусть этим и занимается. Остроумцы.
Правы они были или нет – сама Ираида не комментировала, народ особо не задумывался, и только Людочка Сокольская, которую муж обманывал практически с первых дней совместной жизни, совершенно точно знала, что муж остро необходим любой женщине, даже железной леди. Хоть гулящий, хоть какой, лишь бы был рядом.
Как-то незаметно для обеих они стали встречаться, вернее, пересекаться в разных общественных местах: в студенческой столовой, в библиотеке, на факультетских научно-практических мероприятиях. Разница в возрасте, всего шесть лет, но прошедших во времена тех самых больших перемен, давала им нескончаемые поводы для горячих споров. Как-то, когда Андрюшке уже исполнилось два, они решили выбраться в кукольный театр на новогоднюю феерию. И тут Людмилу ожидал шок. С Ираидой на спектакль пришел серьезный красивый мальчик ростом с саму Людмилу. Пока она хлопала глазами, Ираида официально представила их друг другу: «Знакомься, мой сын Егор. Жорка, это моя подруга Людмила Александровна, наверное, можно тетя Люда».
Ознакомительная версия.
