глядя, как она управляется, потом сказал:
— А ты умеешь выжидать.
Стрельнула в него глазками, протягивая бутерброд. Мужчина продолжил:
— Что при твоем природном любопытстве и непосредственности даже странно.
Она пожала плечами, улыбаясь:
— Уж какая есть.
— Хорошо, давай знакомиться.
Даша отложила нож, вытерла руки салфеткой и вопросительно уставилась на него. Мужчина, чуть склонив голову, представился:
— Адуховский Глеб Витальевич, — потом помедлил и добавил, — в прошлом вооруженные силы, ныне писатель. И прочая, и прочая, и прочая.
— Очень приятно, Малинина Дарья Сергеевна, — приняла важную позу и добавила, — истфак.
Мужчина улыбнулся, скрестив руки на груди. Потом спросил:
— Даша, где твои родители?
О, как все серьезно…
— Их сейчас нет в городе. Они у брата в Питере. Вернутся к началу сентября.
— Понятно, — кивнул Глеб. — И поэтому ты одна в этой глуши.
— Ну… да.
— Что ж, будем считать, что у нас две недели каникул, — пробормотал он, проведя рукой по волосам, и встал.
Как-то настрой на завтрак смазался, но есть хотелось. Даша взяла бутерброд, куснула его и проговорила:
— Давно хочу спросить, почему Марта никогда не лает?
Глеб повернулся к ней, странно улыбнулся.
— Лает. Но только в исключительных случаях.
— А, понятно, дрессировка.
— Воспитание, — парировал мужчина.
— Кто тебе звонил?
Он на мгновение изменился в лице, потом непроницаемая маска скрыла эмоции.
— Зачем это тебе?
— Простое любопытство, — равнодушно пожала плечами Даша.
На самом деле, именно то, что он собирался скрыть от нее, кто звонил утром, и отчего он вернулся сам не свой, и было самым интересным.
— Не имеет значения. Это не повторится, — сухо ответил Глеб и, сев рядом, принялся за завтрак.
Какое-то время ели молча. Даша вяло жевала и думала, что пора бы и честь знать. Домой пора, значится. А то в гостях хорошо, но честной девушке негоже злоупотреблять радушием хозяина. Впрочем, задумчивого Глеба сию минуту трудно было назвать радушным хозяином.
Чай был допит, чашки вымыты. Она сказала:
— Спасибо большое, Глеб. Я поду домой.
Глеб встал, подошел вплотную, снял с ее головы полотенце, коснулся рукой волос, поправляя. И вызвал при этом неконтролируемую волну томления. Даша начала задыхаться, ругая себя последними словами за несдержанность. А он смотрел ей в глаза, потом сказал:
— Ты еще не поняла?
— Ч-чтто?
— Теперь ты моя.
— Как это…?
— Я отпускал тебя вчера. Ты сама сделала свой выбор.
К такому Даша оказалась не готова. Как-то быстро все набирало обороты.
— Я не думала что…
— Что это серьезно? Даша, — строго проговорил он. — Я не мальчик. И если говорю, что отныне несу за тебя ответственность, значит, так оно и есть.
Даше показалось, что ей выговорили как ребенку. Почему-то стало стыдно.
— Извини, — пролепетала она.
— Извинения приняты.
И почему он все время как-то умудряется доказывать свое превосходство?! Заставляет ее почувствовать себя беспомощной и зависимой. Но защищенной.
Однако некая мысль не давала ей покоя.
— А в каком качестве ты будешь нести за меня ответственность?
Он прищурился вглядываясь в ее лицо:
— А в каком ты хочешь?
— Я… не знаю, — честно ответила Даша.
Глеб прижал ее к себе, обхватив ладонью голову, зарывшись пальцами в чуть влажные русые волосы. Даше стало так хорошо, она затихла у него на груди. Услышала голос, чуть рокочущий низкими тонами:
— Честная моя девочка. Сама поймешь.
Сама? Ну ладно… То есть, свобода у нее осталась?
А потом еще один вопрос родился:
— Глеб, а ты лепить меня будешь?
— Буду, — ответил он. — Но сначала перенесем ко мне твои вещи.
Даша вздохнула, подумав, что все слишком быстро, но почему-то возражать не хотелось. Да и халат банный надо сменить на что-то более приличное. И лоток коту захватить!
Надо же, как у нее благодаря Бруту личная жизнь поменялась…
Надежда приехала примерно через час. Молчаливая и злая как черт. Алла к моменту ее приезда уже проснулась и сидела, скрючившись на диване.
— Это был последний раз, — сказала и ушла с Игнатом на кухню, тот хотел поговорить.
Алла осталась силеть на диване, бесчувственно глядя в одну точку.
— Надя, она сейчас подавлена, ты… — начал Игнат.
Он чувствовал определенную вину в этой дурацкой ситуации. В конце концов, это именно он помог Алке познакомиться с Глебом. Но кто же мог тогда подумать, что так все сложится?
— Сама знаю. У тебя курить есть?
Молча вытащил заначенную специально для гостей пачку сигарет, протянул ей.
— Господи, как я с ней устала, — проговорила она, затянувшись.
— Понимаю, но…
Он хотел сказать, что больше никто за Алку в таком состоянии не возьмется. Она в последнее время всех достала.
— Надя, мне ехать пора. Вадька с утра прикрыл, но к обеду надо попасть на работу кровь из носу.
Женщина кивнула. Выкурив сигарету в две затяжки, задавила бычок в раковине и выбросила в ведро. После развернулась и пошла в гостиную, Игнат за ней следом. Первое, что увидел, была Алка, метнувшаяся от стола к дивану.
Игнат нахмурился. Что она делала? Последнее время в ее поступках вообще прослеживалось отсутствие логики. Точнее собственная непонятная логика, от которой за версту отдавало маниакально-депрессивным психозом. Опять какую-то глупость задумала, на роже написано. Сумасшедшая…
Надежда мотнула головой, Алла послушно пошла на выход. Закрыв за ними дверь, Игнат пошел к столу. Так и есть, рылась в его телефоне.
Надо предупредить Глеба.
Но сию минуту пришлось отвечать на гневный звонок начальства, перезванивать Вадику, мчаться на работу. А потом за суетой и запаркой с очередными отчетами просто вылетело из головы.
* * *
По дороге к себе домой Надя хмуро молчала, Алла тоже сидела тихо, смотрела в окно, сжавшаяся, нахохленная и какая-то потухшая. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, у человека горе, вселенская скорбь. И ведь рука не повернется эту жертву наказывать!
Как бы не так.
Алкины манипуляторские штучки Надя давно изучила в совершенстве. Если не получалось добиться нормальным путем, в ход шли любые уловки. Вот как сейчас. Захотелось вдруг спросить по-бабьи, по простому:
— Какого лешего ты потащилась к нему? Объясни.
Молчание в ответ.
— Отвечай, когда я тебя спрашиваю.
— Хотела видеть, — буркнула Алка.
— Увидела?
— Да, — проговорила тихо.
— Довольна?
Та вдруг резко развернулась к ней лицом и крикнула, сжав кулачки:
— Нет!
— Не. Ори, — глаза Нади загорелись нехорошим огнем.
— Прости, — сникла та, залепетала. — Я… Я больше не буду… Я… Он не мог так со мной поступить! После того, что у нас было!
— Что у вас с ним было? Ответь. Не смей отворачиваться!
Снова молчание в ответ.
Надя отвернулась, поморщившись от досады.
