Ознакомительная версия.
Мне хотелось спать, и я была уверена, что и он сейчас уснет, но, к моему удивлению, Георгий мягко поцеловал меня в волосы, и его руки начали неспешно бродить по моему телу, заставляя ощутить непривычное и немного пугающее возбуждение.
Он делал это довольно долго, и я с искренним удивлением почувствовала, как содрогаюсь от удовольствия, когда его горячая рука накрыла мою набухшую, ставшую ужасно чувствительной грудь. Георгий мягко массировал ее, и мне вдруг стало очень жарко.
А когда он оторвался от подушки и начал целовать меня с истинной нежностью, я даже застонала от неизвестного мне, но крайне приятного ощущения. Он ласкал меня долго и настойчиво, мне даже на мгновенье показалось, что так можно ласкать только очень любимого человека, и когда наконец очутился сверху, я хотела его гораздо больше, чем он меня.
Тело само выгнулось дугой, я что-то несвязно вскрикнула, и он, несколько раз дернувшись, освобождаясь от распиравшего его семени, обессилено упал рядом и неожиданно сказал:
– Вот как это должно было быть у нас в тот первый раз.
Я покраснела жаркой удушливой волной. В его голосе слышится сожаление? Но о чем? Я же не виновата, что он пришел тогда в нашу беседку? Или виновата, потому что мне надо было сразу уйти? Если бы я ушла, ничего этого бы не было.
Учиться мне было трудно. Беременность была не сказать чтобы тяжелой, но и легкой мне она не показалась. Порой мне было проще дойти до института пешком, чем ехать на укачивающем меня автобусе, но я ни на что не жаловалась. Одно то, что я была замужем за Георгием, делало меня потрясающе счастливой.
Рожала я в городском роддоме. К этому времени меня разнесло так, что я несколько раз спрашивала свою гинекологиню, ведшую меня до родов, не может ли у меня быть двойни. Но она самоуверенно отвечала, что плод один и ругала меня за то, что я слишком много ем.
Я старалась есть меньше, но меня начинало просто шатать от голода, и я набрасывалась на еду еще больше, чем до вынужденного воздержания. Заметивший мои мучения Георгий решительно запретил мне проводить эксперименты над собой и ребенком. Если хочется есть – значит, надо есть, потому что природа всё равно мудрее всех врачей вместе взятых.
Оказалось, что он был совершенно прав. Когда принимающий роды врач, кстати, редкий в те времена в данной отрасли мужчина, сказал мне, что родился мальчик, я обрадовалась, но мне всё-таки казалось, что это не всё. Полежав на столе, сказала об этом акушерке, та скривилась, но, чтобы утешить глуповатую первородку, приложила к моему животу деревянную трубку.
Послушала с минуту, сделала круглые глаза и рысью побежала за врачом, который уже ушел в ординаторскую. Тот появился тут же, осмотрел и велел мне тужиться как можно сильнее. В общем, через пять минут родился еще один мальчик.
Ожидавший внизу Георгий потом рассказывал мне, что ему сообщили о сыне, и он, довольный благополучным исходом моих мучений, уже хотел идти домой, но тут вышедшая из приемного покоя медсестра сказала ему, что у нас двойня. Он был немало удивлен, ведь в родне ни у него, ни у меня близнецов никогда не было.
Дети были почти одинаковыми – по три килограмма и один пятьдесят, другой пятьдесят один сантиметр. Принимавший роды врач был очень доволен и говорил мне, что я просто создана рожать детей. Но мне, если честно, повторять сей подвиг вовсе не хотелось.
Вернувшись домой, я первым делом отправилась в женскую консультацию и попросила перевести меня от моей слишком самоуверенной гинекологини. Удалось мне это с большим трудом – только после решительного вмешательства мужа.
Георгий поговорил с заведующей женской консультацией, причем сделал это он с глазу на глаз за закрытыми дверями, и после этого меня перевели к самой молодой, только-только после мединститута, девочке, видимо, в порядке наказания за ослушание. Но я была довольна – она оказалась почти моей ровесницей и понимала меня гораздо лучше, чем прежняя высокомерная врачиха.
Дети росли довольно спокойными, особых хлопот мне не доставляли, но меня беспокоил Георгий. Мне часто казалось, что он равнодушен не только ко мне, но и к нашим мальчишкам, что им движет исключительно долг. Но это было вполне понятно – ведь именно их незапланированное появление на свет и заставило его, как честного человека, жениться на их недоразвитой мамашке, отказавшись от своих грандиозных планов.
Иногда он смотрел на сыновей со скрытым чувством то ли вины, то ли досады, я была слишком молода, чтобы в этом разобраться. Георгий вообще был человеком скрытным и, если считал, что прав, переубедить его не было никаких сил. Да я и не пыталась, с радостью подчиняясь его решением.
Для меня он всегда был самым умным, самым образованным, самым лучшим любовником, и, безусловно, самым безукоризненным мужем. Недостатков я не замечала, хотя Шура считала его заумным зазнайкой. Но она была старше Георгия на пару лет и на правах старшей сестры могла позволить себе дерзкие замечания.
Хотя Георгий и не выказывал особо пылких чувств к детям, отцом он был хорошим. Когда у него было время, он отводил и приводил малышей в детский сад. В школе всегда сам ходил на родительские собрания, потому что считал, что сыновьям обязательно нужна твердая отцовская рука.
Благодаря его неустанному попечению дети и впрямь росли хорошими ребятами. Были, конечно, мелкие неприятности типа выбитого на перемене окна или случайной двойки в дневнике, полученной из-за поздно закончившейся накануне тренировки, но это были такие мелочи, на которые я не обращала никакого внимания. И когда мальчики с отличием закончили школу и поступили в МГУ, я гордилась ими не меньше, чем мужем. Ведь, положа руку на сердце, это была главным образом его заслуга.
…С трудом вырвавшись из обуявших меня химер прошлого, я упрямо тряхнула головой и пошла дальше, пока не показалась другая, более пологая тропа, полузаросшая мятликом и пыреем. Осторожно спустившись по ней, оказалась на узкой, шириной не более пяти метров, полоске берега. Здесь никого не было.
Оставив полотенце на прогретом валуне, медленно зашла в воду и поплыла, старательно огибая место, где со дна били ледяные струи родников. Но и там, где я плыла, теплая вода была лишь сверху, и нырять я не рискнула. Всё же я далеко не та девчонка, что бесшабашно ныряла в самую гущу ледяной воды.
Медленно плывя вдоль берега, чувствовала, как из груди уходит мертвящая тоска, вымываемая чистой водой. Может, всё еще образуется? Не с Георгием, это уже, пожалуй, невозможно, но с кем-нибудь другим? Ведь есть же еще в России порядочные мужчины? Или нет?
Стараясь не растерять принесенной водой оптимистичности, вышла на берег, обернулась полотенцем, крепко завязав его узлом на бедрах, и стала взбираться по склону, то и дело цепляясь за ветки растущих вокруг кустов дикой смородины. Посмотрев налево, на ту тропку, по которой поднималась в молодости, удрученно вздохнула. Подъем по ней доступен только обезьяне.
Ознакомительная версия.
