Ознакомительная версия.
– Доктор, Рената Кирилловна, да уберите вы ее от нас! – В голосе соседки по палате слышались слезы. – Тут самой на стенку хочется лезть, а тут еще она со своим воем! Первая ты на всем белом свете, что ли, рожаешь? – сердито воскликнула она, повернувшись к кричащей женщине.
Та не ответила и даже не взглянула в ее сторону – лишь снова завела свою песню, в самом деле невыносимую.
Рената посмотрела ее, поняла, что матка раскрывается медленно, а значит, долго еще придется ее несчастным соседкам терпеть это изматывающее гудение.
– Не волнуйся, все у тебя хорошо, – сказала она женщине. – Скоро рожать пойдем.
Кажется, та ее не услышала, во всяком случае, кричать не перестала.
«Как можно настолько не иметь терпения?» – подумала Рената, выходя из палаты.
Сама она родила легко, несмотря даже на свой узковатый таз. Но это было так давно, что теперь казалось, будто бы и не с нею.
Она зашла в родзал, и как раз вовремя: акушерка сразу позвала ее к первому столу, потому что у Моисейцевой не отходила плацента. Такое бывало на Ренатиной долгой профессиональной памяти, наверное, уже сотни раз, но каждое осложнение она воспринимала как первое. И это тоже было профессиональное – не позволять себе привыкать к опасностям своей работы.
Об этом не принято было говорить, да Рената и представить не могла, как стала бы высказывать вслух подобные патетические мысли, но забывать о том, что каждую минуту отвечает за человеческие жизни, она не то чтобы считала для себя невозможным, но действительно не могла. И это не было каким-то ее исключительным качеством – точно так же не забывал об этом любой из тех, с кем она работала. За то время, что она была заместительницей заведующего и отвечала за всю врачебную деятельность, Рената добилась того, чтобы врачей с другими представлениями о своей работе в клинике не было.
И уж в чем она точно никому не призналась бы, это в восторге, который охватывал ее, когда очередные роды заканчивались благополучно и на руки акушерки или на ее собственные руки с булькающим, вот именно утробным звуком вываливался ребенок. Когда он начинал орать смешным скрипучим голосом, и так же смешно морщил личико, и щурил припухшие глазки… Рената просто физически чувствовала, как в этот момент изливается на нее такая мощная, такая светлая волна энергии, что каждый раз ей хотелось смеяться от неодолимого восторга.
Это не было ее выдумкой, а было чистой правдой. Не зря же, она давно это заметила, все врачи-акушеры до тех пор, пока продолжали работать, выглядели гораздо моложе своих лет.
И именно поэтому сейчас, выйдя из родзала уже в самом конце рабочего дня и даже много позже его окончания, она чувствовала себя не усталой, не вымотанной, а полной сил.
– Рената Кирилловна, бегите срочно в приемное! – Медсестра Леночка Тушина быстро шла ей навстречу по коридору. – Там женщину привезли, так она прямо на кушетке уже рожает!
Леночка работала недавно, поэтому подобные казусы еще казались ей исключительными. Рената же давно привыкла к тому, что роды могут произойти где угодно, хоть на пороге, хоть вообще на улице – либо по безалаберности роженицы, либо по непрофессионализму врачей, либо по не зависящим ни от кого физиологическим причинам.
– Давно? – спросила она, направляясь к лестнице, ведущей вниз, в приемное отделение.
– Да вроде только что начала.
– Почему наверх ее не поднимают?
– Очень быстро потому что рожает. Стремительные роды, – с ученым видом объяснила Леночка. – И что-то у нее не так.
Когда Рената спустилась в приемное, выяснилось, что роды у лежащей на кушетке молодой женщины в самом разгаре, а «не так» означает поперечное предлежание плода. При узком тазе, при других признаках явно неблагополучного здоровья роженицы – она была такая бледная, словно всю беременность провела в подземелье без воздуха и света, – Рената, конечно, не стала бы рисковать и сделала бы кесарево. Но рассуждать об этом сейчас было уже поздно.
Рядом с кушеткой топтался долговязый детина в куртке и в длинном вязаном шарфе – видимо, счастливый отец.
– Вы что здесь делаете? – бросила ему Рената. – При родах хотите присутствовать? Тогда снимите, по крайней мере, верхнюю одежду.
Больше она на папашу не смотрела: ей было совершенно не до него.
Роды оказались мало того что осложненными, так еще и преждевременными.
– Роженица сказала, что она на седьмом месяце, – доложил Витя Коробков, дежуривший сегодня в приемном.
Витя был интерном и, Рената видела, испугался такого нестандартного случая, впервые выпавшего на его дежурство.
Видимо, сказать ему обо всем этом роженица успела сразу же, как только ее привезли. Теперь она ничего уже сказать не могла, потому что была без сознания. Пожилая медсестра Одинцова вводила ей в вену иглу, а Лена Тушина закрепляла флаконы с лекарствами в штативе капельницы.
Все это было очень и очень нехорошо. Рената почувствовала у себя внутри тот холодок мгновенной сосредоточенности, который всегда возникал при ощущении серьезной опасности. И встречать эту опасность на кушетке в приемном покое было категорически нельзя, это было для нее очевидно. Да и не было теперь такой необходимости: родовая деятельность у женщины прекратилась, и понятно было, что вот-вот может прекратиться ее жизнь.
– Перекладывайте на каталку и быстро везите в операционную, – распорядилась Рената.
– А как же… – начала было Лена.
– Штатив бери, – оборвала ее Одинцова. – И делай что доктор говорит.
Когда Рената вышла из операционной, была уже глубокая ночь. Прооперированную женщину увезли в реанимацию, ее ребенка, слабенького, едва живого, поместили в кювез. Вот во время этих родов точно не было никакого выплеска положительной энергии; идя по коридору к ординаторской, Рената чувствовала только усталую опустошенность.
В конце коридора маячила долговязая фигура. Присмотревшись, Рената узнала того самого папашу, который попался ей на глаза еще в приемном покое. Вернее, не узнала, а лишь догадалась, что это он, по его приметной долговязости. Теперь он был без куртки, в халате и в бахилах. И было видно, что он совсем молодой – лет двадцати пяти, не старше.
– Что же вы жену до такого состояния довели? – вздохнув, спросила Рената. – Гемоглобин чуть не до нуля упал! Она у вас что, беременность в Крестах провела?
– Я не знал, что у нее есть беременность, – ответил парень.
В том, как он произнес, вернее, построил эту фразу, чувствовалась какая-то странность.
– Интересный вы человек, – пожала плечами Рената. – Как надо относиться к жене, чтобы не знать, что она на седьмом месяце беременности?
Ознакомительная версия.
