Завладей женщинами, сказал он себе, а уж они позаботятся о мужчинах.
Вито разослал приглашения на дневные просмотры женщинам из тех округов Лос-Анджелеса, где могут проживать звукорежиссеры, операторы, монтажеры и сценаристы. Каждый день с Рождества до первой недели февраля, когда заполняются бюллетени для номинации, от Калвер-Сити до Бербанка, от Санта-Моники до самых глухих уголков долины Сан-Фернандо проходило по три, иногда по семь просмотров «Зеркал». Вито не волновало, приведут ли родственницы членов Академии всех своих подруг, он просто хотел, чтобы они увидели «Зеркала». Процедуру «утренник», как назвала ее Билли, предваряла сложная логическая процедура. Вито должен был найти кинотеатры, пустовавшие днем, заключить договоры с управляющими, арендовать копии, организовать их доставку и возврат, нанять киномехаников.
— Как идут дела, дорогой? — спросила Билли, обеспокоенно глядя на Вито.
Даже во время напряженных съемок он не был так поглощен работой. Он упорно, как она считала, упрямо не хотел брать для своего проекта ее деньги.
— Со мной все отлично, только противный шум в сердце, эти таинственные стреляющие головные боли, спазмы толстой кишки и плоскостопие. Но грех жаловаться, слух в одно ухо возвращается, хотя вчера я чуть сознание не потерял.
— Ты уверен, что дело того стоит? — настаивала она, не поддавшись на его провокационную тактику.
— Нет. Конечно, нет. Иногда на «утренники» приходит дюжина женщин, и, насколько я знаю, все это чьи-то любопытные соседки. Иногда набирается и сотня. Но если я не буду этим заниматься, это не сделает никто. А если я не попытаюсь, я никогда себе не прощу.
— По-моему, «Зеркала» выдвинут просто потому, что они этого заслуживают! — вспыхнула она.
— Быть бы тебе членом Академии.
Вито так и не узнал, как получилось, что на второй неделе февраля 1978 года «Зеркала» оказались в числе пяти фильмов, названных претендентами на получение «Оскара». Может быть, чашу весов опустили голоса актеров, отданные за фильм, в котором трем почти неизвестным исполнителям дали возможность проявить себя; может, настал черед Файфи получить номинацию; может быть, три сотни сценаристов Академии решили поприветствовать фильм, так зависящий от чуткого сценария; может быть, людям захотелось посмотреть любовную историю или фильм со зрительным рядом необычайной красоты или поплакать над счастливым концом, а может, помогли его «утренники». В конце концов, невозможно выделить единственную причину, хотя как предмет для обсуждения эта тема так же неисчерпаема, как вопрос, поддержка какой этнической или социально-экономической группы предопределила избрание президента Соединенных Штатов.
Но это была не случайность. «Зеркала» получили номинацию еще по трем категориям: Долли Мун — как лучшая актриса второго плана, Фиорио Хилл — как лучший режиссер, Пер Свенберг — как лучший оператор.
— Слава богу! — восторгалась Билли. — Теперь ты можешь расслабиться.
— Девочка, ты с ума сошла? Теперь мы замахнемся на «Оскара»! Расслабиться я мог бы, если бы мы не получили номинации.
* * *
Долли Мун, думал Керт Арви, надо для нее что-то сделать. Теперь, когда «Зеркала» получили номинацию, его чувства к Долли, Файфи и Свенбергу стали чуть ли не отеческими. «Зеркала» были его фильмом, а Долли и остальные — его людьми. Он успешно вычеркнул из памяти заслуги Вито. Файфи и Свенберг были признанными, уважаемыми, знаменитыми профессионалами, и он мало что мог добавить к их репутации. Но Керт Арви воображал себя зажигателем звезд. И благоговел перед обнаженной натурой. Сообразительная, сексуальная, маленькая Долли Мун заслуживает собственного рекламного агента с полным рабочим днем, сказал он вице-президенту, отвечавшему за рекламу и работу с общественностью.
Ключевых работников отдела рекламы, брошенного ныне на спасение «Пиквика!», приуроченного уже к пасхальному показу, со всех сторон осаждали, как пираньи, журналисты, радостно слетавшиеся, чтобы обглодать и обсосать истекающий кровью труп большой картины, которая, как всем известно, глубоко увязла в дерьме. Ведь на этом можно состряпать такой материал, какого ни на чем больше в Голливуде не сделаешь, разве что на самоубийстве крупной звезды. Обозревая свое потрепанное воинство, глава отдела рекламы остановился на самом младшем сотруднике, некоем Лестере Уайнстоке.
Ему хотелось сделать что-то особенное для молодого Уайнстока, сына президента компании, поставляющей все передвижные туалеты для съемок. Подобно армии, сила съемочной группы — в ее желудке, но, в отличие от армии, ей требуются приличные туалеты. Хотя юный Уайнсток и закончил с отличием кинофакультет Университета Южной Калифорнии, он в лучшем случае мог бы рассчитывать на работу в отделе писем, если бы его отцом не был «туалетный король» Уайнсток, весьма влиятельный человек.
Юный Лестер Уайнсток являл собой пережиток другого времени, другой цивилизации. Стоило только взглянуть на этого очкарика, на его круглое, веселое лицо, копну лохматых волос, теплую, радостную и радующую улыбку, и вы сразу ощущали, что он создан для другой, более чистой доли, может быть, для доли одного из трех мушкетеров, хоть он и пухловат для дуэлей, или для роли юного Фальстафа до того, как тот растолстел, разумеется. Он был высок и массивен, с волосами цвета плюшевого мишки и глазами цвета любимой собачки, неопределенного коричневатого оттенка, черты лица расплывчаты, но приятны, и никто не мог их как следует описать, потому что все замечали только его улыбку. Женщины неизменно испытывали к Лестеру одно из двух чувств: им хотелось усыновить его или чтобы он удочерил их или принял как сестер. Лестер обладал глубоко романтической натурой, и такое, ставшее привычным, положение дел не являлось, конечно, предметом его мечтаний, но к двадцати пяти годам душа его еще не успела остыть. Жизнь так хороша!
Когда Лестер получил задание до вручения наград Академии стать личным рекламным агентом Долли Мун, он очень обрадовался. Пределом его амбиций, почти одинаковых у всех студентов-кинематографистов, была профессия режиссера, но пока что, реалистически рассуждал он, ему очень повезло, что всего после двух лет пребывания на самой нижней ветви тотемного шеста отдела рекламы ему дали такую работу.
Он уже видел «Зеркала» и был до глубины души очарован строгой роковой красотой Сандры Саймон. Теперь он посмотрел фильм еще раз, обращая внимание на Долли. Внешне она была девушкой не в его вкусе. Лестера привлекали унылые, очаровательно невротичные, несчастные красотки с затравленными глазами, напоминавшими блуждающие огоньки. В Долли Мун не было ничего затравленного, но Лестер понял, что она потрясающая актриса, и посмотрел фильм еще раз. На его вкус, пюпитр и зад чересчур велики, но ему полагалось нянчить ее, а не назначать свидания.
