— Идите в постель, Габи, — голос Луиса звучал даже резче, чем обычно.
— Но я не устала. Я… я не могу заснуть.
Пальцы Луиса сжались в кулаки, которые он засунул в карманы.
— Я сказал, возвращайтесь в дом, черт бы вас побрал.
Жестокость, прозвучавшая в его голосе, ошеломила Габи. Еще мгновение она безмолвно смотрела на него, а затем бросилась в свою комнату.
Люди, наконец, начали расходиться. Габи пожимала руку пожилому мужчине, старинному другу дона Рамона, и ей пришлось напрячь все свое внимание, хотя он изо всех сил старался объясниться на своем ломаном английском языке. Теперь ее взгляд вновь устремился сквозь толпу к Луису.
Луис разговаривал с сеньором Серрано, его женой и… дочерью. Лилиан Серрано была девушкой ослепительной красоты. Очарование ее черных глаз оттеняла черная кружевная мантилья, а лицо было точь-в-точь как у великолепных молодых женщин, принадлежащих к испанскому двору восемнадцатого века и словно сошедших со старинных полотен. Девушка смотрела на Луиса, и он улыбнулся ей в ответ. При этом жесткие черты его лица смягчились. Таким Габи еще никогда его не видела. И пока она смотрела на эту пару, неприязненное чувство, словно змея, вползало в ее сердце.
Луис поднял глаза и, поймав взгляд Габи, подарил своей собеседнице еще одну улыбку, а затем подошел к кузине.
— Ты хотела мне что-то сказать? — Улыбка бесследно исчезла с его лица.
— Вовсе нет. — Голос Габи дрогнул. — Сеньор Аламеда хотел с вами попрощаться, но не решился прервать ваши развлечения.
Ее не до конца продуманные слова завершил легкий вздох, и Луис сердито насупил брови.
— Развлечения?! — прорычал он, но, заметив, что две средних лет женщины устремили на него недоумевающий взгляд, вновь преисполнился снисходительного обаяния.
Габи посмотрела на этих глупо и притворно улыбающихся дам, почувствовав, как ее губы изгибаются в улыбке. Никто в этой комнате и не догадывается, какая заносчивая и беспринципная свинья этот Луис Эстрадо. Никто, кроме нее. Но ты сама, Габриэла, не забыла ли об этом, прошептал внутри нее тоненький голосок. Не позволяй, чтобы он подчинил тебя своему вкрадчивому обаянию, иначе ты сильно пожалеешь!
Габи прижала пальцем дергающуюся бровь. Даже при открытом окне было жарко. Воздух в маленькой церкви гасиенды казался тяжелым от ладана и приторного запаха заполнивших ее белых лилий.
— Сеньорита Габриэла… — Она обернулась и, увидев еще одну приближающуюся пару, изобразила на лице улыбку.
Наконец почти все разошлись. Габи видела, как сеньора Серрано поцеловала Луиса в щеку, а затем она и Лилиан последовали примеру остальных. Ее муж, незаметно сменив роль друга семьи на роль адвоката, жестом пригласил Габи и Луиса в маленький салон, отделенный от комнаты для приемов застекленными дверями.
Габи посмотрела на адвоката недоумевающим взглядом, и тот поспешил разъяснить ей свой поступок.
— Простая формальность, сеньорита. Я должен зачитать завещание вашего деда… Будьте любезны, сядьте здесь.
Жестом указав на старинный стул, он достал из кармана пиджака большой конверт, скрепленный красной печатью.
— Луис…
Адвокат взглядом указал на стул возле Габи, но молодой человек остался стоять, прислонившись к мраморному камину и скрестив руки на груди. Сеньор Серрано чуть заметно поджал губы, а затем извлек другой запечатанный конверт и посмотрел на Луиса.
— Для удобства сеньориты Холм я приготовил копию завещания дона Рамона на английском языке… Оно может потребоваться ей в дальнейшем.
Адвокат замер, словно спрашивая разрешения, но после того, как Луис безразлично пожал плечами, передал конверт девушке.
— Спасибо, — проговорила Габи, держа конверт в руках и не делая, однако, ни малейшей попытки открыть его, лишь тронув печать. Атмосфера в комнате стала напряженной, и Габи умоляюще произнесла:
— Но вам не стоило утруждать себя. В конце концов, дедушка ничего не знал обо мне до тех пор, пока…
— Будьте любезны, сеньор Серрано, начинайте, — вмешался резкий голос Луиса, и адвокат, перед тем как вскрыть пакет, прочистил горло.
— Как вы догадываетесь, наверное, Луис, ваш дед вызвал меня несколько дней назад к себе и составил новое завещание.
Луис едва заметно кивнул, и сердце Габи учащенно забилось. Новое завещание… Так как же поступил дон Рамон?
— Первая часть завещания осталась прежней. Она касается слуг и друзей. — Адвокат выдержал паузу. — Но остальная часть была значительно изменена, и теперь принимается в расчет существование сеньориты Холм.
— Но он не должен был этого делать. Я всего лишь его приемная внучка! Я не ждала этого… — Габи смущенно замолчала. Ее взгляд обратился не к адвокату, а к Луису, который сосредоточенно изучал ковер у себя под ногами. Единственное, что выдавало его волнение, — плотно сжатые губы.
— Пожалуйста, продолжайте! — отрывисто бросил он.
— Да, конечно. — Сеньор Серрано развернул документ и громко зачитал: — Мой внук Луис Гуэрро Эстрадо будет продолжать осуществлять полный контроль над управлением имением «Маргарита» и всеми дочерними предприятиями, созданными им в большом количестве. Моей внучке, Габриэле Терезе, принадлежит пятьдесят процентов дохода от вышеупомянутых имения и дочерних компаний.
— Что?! — Габи привстала со стула, но потом снова села. — Но… но это невозможно. Здесь, по-видимому, какая-то ошибка…
Не осмеливаясь поднять взгляд на Луиса, она устремила взгляд на адвоката.
— Здесь нет никакой ошибки, сеньорита Холм, уверяю вас. Ваш дед специально вызвал меня, чтобы включить в завещание этот пункт.
— Но я никогда ни о чем подобном не думала. Я… я не хочу этого. — Габи запнулась, ее взгляд устремился к кузену. Этот взгляд умолял поверить ей, но Луис смотрел словно сквозь нее, не замечая ничего перед собой.
— Во всяком случае, — продолжила Габи, обращаясь теперь прямо к Луису, — я собираюсь в ближайшее время вернуться в Англию… вернуться навсегда.
— В завещании есть еще один пункт. — Напряженный голос адвоката еще более усилил тревогу Габи. — Полагаю, сеньор Луис, что вы уже осведомлены о нем. Но сеньорита Холм тоже должна об этом знать.
— Да, конечно, сеньор, но что вы имеете в виду? — с трудом выдавила из себя Габи.
— Дон Рамон добавил следующее: «Вышеупомянутое завещание должно компенсировать те несправедливости, которые я совершил по отношению к своему внуку Луису и моей внучке Габриэле. Кроме того, моим горячим желанием является, — Серрано по-прежнему не отрывал глаз от бумаг, — чтобы они поженились и жили вместе на гасиенде „Маргарита“, деля друг с другом то же безмерное счастье, которое познали мы с моей возлюбленной женой».
