— Приезжай! Потанцуем! Будет классно! — не слушая, задорно, как будто мы были одноклашками, смеялся Рик.
Все складывалось, как нельзя лучше! Время для визита приличное — разгар дня. Я не напрашивалась — он сам пригласил. А если еще и покатают… И с папой познакомиться двадцать раз успею. Через пять минут я уже топала босыми ногами по трапу на палубу парусника. По сравнению с парусными яхтами, стоящими по соседству, он был не самый большой, но очень красивый. Интерьер — белый пластик с красным деревом и стеклом. Рик в белых бриджах и расстегнутой белой рубашке был похож на юнгу из какой-то подростковой книжки. Золотой якорь сиял на загорелой, почти безволосой груди. Он был галантен и весел:
— А где мисс Катя?
— Она сегодня работает. Мы ж не знали, что ты хочешь нас покатать. А я искала тебя по делу… — чтобы сразу поставить все точки над «i», пытаюсь заговорить о запонке, чтобы дать понять, что просто так я бы не позвонила. Но Рику не до того. Он не слышит, потому что глядит поверх моей головы, то и дело что-то выкрикивая по-португальски команде, копошащейся у мачт. Паруса еще ставят, и Рик явно считает делом чести участвовать в этом. Поэтому он извиняется и спроваживает меня к бару: «Пока выпей чего-нибудь», а сам принимается вместе с остальными тянуть канаты.
Вход в бар — прямо в центре палубы. Я спускаюсь по ступенькам в сумеречное помещение. За большими, стеклянными иллюминаторами плещется вода. В центре первой, маленькой комнаты стойка с кучей бутылок, миксер, микроволновка и маленький холодильник. Ноги утопают в мягкой прохладе персикового ковра. Пахнет сладким, фруктовым освежителем, сквозь который еле-еле пробивается запах чего-то несвежего, то ли застарелых окурков, то ли грязных носков. Мужчины… Я наливаю себе минералки с соком и выхожу обратно на палубу. Сажусь на одно из кресел-лежаков, установленных на корме, и вальяжно потягиваю свой коктейль. Над головой звучно хлопает расправляющийся парус, перекликаются четверо мужчин. Джон приветственно махнул мне рукой, остальные не обратили внимания. Видимо, очень заняты — не до меня. Пью минералку и, задумчиво крутя в пальцах запонку, пытаюсь понять, где отец Рика, почему меня ему отдельно не представили и разумно ли здесь оставаться? Троих мужчин я знаю со вчерашнего вечера. Значит, четвертый, по идее, миллионер? Не похож что-то. То ли оттого, что я слишком долго сидела одна, то ли из-за фамильярности, с которой подбежавший пару раз Рик взъерошил мне волосы, но я вспомнила Катины истории про девушек, которые порой добираются до берега вплавь. Становилось немного не по себе. Все же четыре мужика. Я одна. Пусть даже днем. Отстукивала ноготками по дереву стола — «Мо-жет-луч-ше-на-бе-рег?» …
Мы отчалили через несколько минут, когда рация прохрипела разрешение (для того, чтобы выйти из порта, надо, как в аэропорту, связаться со службой, следящей за входом и выходом яхт, чтобы не было столкновений). Быстро побежал прочь берег, защелкали направленные в нашу сторону вспышки туристических фотоаппаратов, взволнованно залепетали расцеловываемые легким бризом паруса… И тут нахлынувший восторг жирными мазками зашпаклевал мое беспокойство. Приветственные гудки встречных яхт, их слепящие белые бока на цветном мятом шелке воды, в синем небе — ярко-желтые солнечные лучи, которые, казалось, можно резать и мазать на круассан, как масло. Завидующие зрители на берегу и я — обитательница яхты…
Первое, что хвастливо сказал Рик, перестав суетиться — «наш борт стоит три миллиона евро!». Это прозвучало, как вчера — «самое дорогое шампанское». А я, путаясь в английском, затараторила наконец про запонку — надо же хотя бы попытаться придать моему появлению благородный оттенок! Парень как-то рассеянно посмотрел на меня, достал из кармана круглую плоскую коробочку с темной пастой внутри, взял щепотку и растер по десне под верхней губой (потом уже мне объяснили, что это табак). Я отдала ему запонку. Но он, кажется, так ничего и не понял, потому что задумчиво повертел ее в пальцах, положил на стол и забыл. В этот момент Рик был даже обаятельным, так завороженно он смотрел на паруса. Видно было, что парусник для него — не просто игрушка капризного «мажора», а нечто большее. И, повторяя как мантру, что он — капитан судна, вчера он, видимо, пытался хотя бы в наших глазах осуществить свою мечту. В его взгляде читалась готовность, не задумываясь, поменяться местами с Джоном, чтобы быть не сыном владельца, а настоящим капитаном.
Еще минут двадцать, слушая сложные объяснения Рика насчет корабельных снастей, я вертела головой в поисках его отца. Я почти ничего не понимала из того, что говорил мальчик, потому что, увлекаясь, он все больше сползал с английского на родной португальский. Но это меня не особо волновало, так как не входило в мои охотничьи планы. И, осознав это несколькими минутами позже, я почувствовала еще один еле заметный укол неприязни к самой себе. Ведь если бы я была собой, а не героиней своего расследования, плевать бы я хотела на знакомство с папашей миллионером и схема поднятия парусов меня интересовала бы гораздо больше.
Сейчас же я изо всех сил старалась понять, кто же из испарившихся в недрах палубы мужчин — ее владелец? Мне очень хотелось произвести на него первое хорошее впечатление, показав, как я «удивлена и смущена внезапным приглашением». Но единственный неизвестный мне четвертый мужчина оказался поваром. Он подошел к нам с широчайшей улыбкой, назвал свое имя и пообещал к обеду «суперпасту».
— А где твой папа? — уже понимая, что мой план закадрить хозяина судна провалился, поинтересовалась я.
— Он в Париж срочно улетел еще позавчера. Дела…
Первая «зарплата» — 100 евро
В мое распоряжение выделили каюту. Внутри, то есть внизу, яхта оказалась как четырехкомнатная малогабаритная квартира. Кроме бара, который я уже видела, было еще минимум три каюты — те, которые я видела. Мне выдали огромное пушистое, как мех, полотенце. На солнышко вынесли шезлонги, холодное белое вино, шампанское в ведерке со льдом и виноград с орехами. Включили музыку.
Рик не замолкал ни на минуту. Хвастал каким-то навигационным прибором и своей коллекцией часов, показал карту, где яркими кнопками были отмечены порты, где он уже побывал, показал чучело пойманной им лично (если не врал, конечно) акулки-катрана и свой красно-синий галстук с булавкой, на которой было написано «Оксфорд» — выпускник, значит… В общем, поначалу парень вел себя как обычный мальчишка. Даже забавно. До того момента, как он достал из закрывающегося ящика своего стола три коробка с таблетками. На очаровательных разноцветных, как пуговицы, таблетках были выведены крестики, звездочки и даже фирменный знак Шанель — скрещенные полукольца. Что это было, я не знала, но поняла по задорно блестящим глазам Рика — наркотики. Я отказалась. Он настаивать не стал, но сам слопал несколько штук, запил шампанским и сунул один из коробков в карман. При этом заговорщически подмигнул мне, приложил палец к губам и попросил не говорить Джону, потому что он обязательно доложит отцу.
