Не успела Женя толком обрадоваться, как тут же вновь насторожилась:
— Только не говори, что приискала мне там жениха.
— Нет-нет, Жень, ну что ты! — поспешно, даже, пожалуй, слишком поспешно, ответила Ираида Алексеевна. — Просто… Понимаешь, мы вот с Андреем Павловичем ребеночка сообразили. Так что через пять месяцев быть тебе старшей сестрой!
У Жени дух перехватило. Ничего себе новости! Господи, да о чем же она думает? В ее-то годы, и ребенок?!
— Ты что, беременна? — не сумев скрыть трагизма, спросила она.
— Ага! Представляешь?!
И столько счастья, столько восторга было в ее голосе, что Жене стало стыдно за свои мысли. И в то же время до чертиков завидно…
— С ума сошла! Мам, в твоем возрасте… Ты соображаешь?!
Ираида Алексеевна обиделась. Еще бы: возраст — это всегда было ее больной темой:
— А чем тебе мой возраст не нравится? Мне всего сорок три. Некоторые и в пятьдесят, между прочим, рожают, и ничего.
— Ну, не знаю… — неуверенно протянула Женя. — Как-то это неправильно…
— Ну что ты мелешь?! — возмутилась мать. — Что тут неправильного?! Я, между прочим, замужем, от родного мужа рожать собираюсь в отличии от некоторых!
Женя на мгновение застыла, словно ее неожиданно обожгла хлесткая, звонкая пощечина, потом ледяным тоном ответила:
— Спасибо, мама, что напомнила!
Ираида Алексеевна спохватилась, впрочем, слишком поздно — очередная смертельная обида дочери уже была нанесена:
— Ой, Жень, прости, я не подумав ляпнула. Я не хотела, прости, дочуля, а?
Женя промолчала.
— Жень, ну Жень… — просительно протянула мать. — Ну ты же знаешь, у меня бывает. Зато знаешь, как я тебя теперь хорошо понимаю?
Женя все еще пребывала в состоянии крайней обиды:
— Ты сможешь меня понять только в одном случае. Но я тебе его категорически не желаю. И хватит об этом.
— Нет, Жень, правда, — не хотела уступать Ираида Алексеевна. — Я ведь тогда… Ты прости меня, а? Наверное, я была тогда слишком несправедлива. Даже, наверное, жестока. Я не хотела…
— Да уж, — безрадостно подтвердила Женя. — Спасибо за сочувствие. Правда, шесть лет назад оно мне больше бы пригодилось. Однако вместо него на меня обрушились потоки брани и море оскорблений.
— Ну хватит, Жень, — попросила Ираида Алексеевна. — Кто старое помянет… Ну ты же должна понять — в то время я еще не готова была стать бабушкой. Мне же еще сорока не было, нужно было устраивать личную жизнь, а кому нужна бабушка?! Конечно, я была в шоке. Ладно бы хоть замужем была. Думаешь, мне одной легко тебя поднимать было? А тут только-только плечи расправила, ну, думаю, хоть для себя немножко поживу, а она мне рраз — нате вам, пожалуйста. Думаешь, я могла тогда обрадоваться этому известию?
Женя не смогла скрыть злости:
— По крайней мере, можно было бы не так откровенно радоваться его смерти!
После короткой паузы Ираида Алексеевна поправила дочь менторским тоном:
— О смерти уместно говорить, когда умирает человек. Готовый человек, понимаешь? Тот, который жил. У которого есть прошлое. А в твоем случае…
— А в моем случае у него было мое прошлое! — в сердцах воскликнула Женя. — Мое! И хватит об этом! Я могу только пожелать тебе никогда не испытать на собственной шкуре того, через что пришлось пройти мне! И всё, и хватит! Считай, что я рада за тебя!
— Ну спасибо, доченька, — обиделась Ираида Алексеевна. — Таким тоном…
Женя промолчала. Не было ни сил, ни желания говорить. Горькие воспоминания вновь нахлынули лавиной. Отчетливо всплыло в памяти, как радостно приговаривала мать, крутясь перед зеркалом: 'А что, я еще о-го-го! И никакая я не бабушка, не бабушка! Фигушки, ничего-то у тебя не вышло! И не выйдет! Никогда ничего у тебя не выйдет! Потому что я всегда буду о-го-го!'
Ираида Алексеевна пошла на мировую:
— Ну ладно, ладно, сняли тему. Расскажи лучше, как дела. Как на работе, как в личном плане?
— А как у меня могут быть дела?! — не скрывая раздражения, спросила Женя. — Нормально! Торгую себе дыроколами!
Мать встревожилась:
— Дыроколами? Почему дыроколами? Ты же говорила про канцтовары.
— А дыроколы что, не канцтовары?! — сдерзила Женя.
— Так у вас там что, кроме дыроколов ничего нету? — с простодушным недоумением в голосе спросила Ираида Алексеевна.
— Почему нету? Есть. У нас много чего есть. И ассортимент постоянно обновляется.
— А почему тогда дыроколы? — не желала угомониться мать.
— Ну что ты к словам цепляешься? — возмутилась Женя. — Ну дыроколы, не дыроколы — какая разница? Все нормально, короче.
Ираида Алексеевна чуть помялась, и приглушенным голосом, словно по большому секрету, спросила:
— А как на личном фронте?
— На личном фронте без перемен, — со вздохом усталости ответила Женя. Ах, как это в стиле матери: сначала радоваться, что у дочери ничего не получилось, потом изображать из себя заботливую мамашу, переживающую о судьбе непутевой дочери!
— Жень, тебе ведь уже двадцать пять! — укоризненно напомнила Ираида Алексеевна, как будто Женька сама не знала, сколько ей лет. — Ну пора бы уже если не замуж, то хотя бы так, для души…
— Спасибо, мама! — возмутилась Женя ее бестактности. — Для души у меня уже было! Это мы уже проходили! И, насколько я помню, тебе это не слишком-то понравилось!
— Так это ж когда было?! Ведь столько лет прошло, нельзя же всю жизнь…
Женя безапелляционно перебила мать:
— Я сказала: хватит! Мне этого хватило! Я не хочу опять…
Теперь Ираида Алексеевна перебила ее на полуслове:
— Ну почему 'опять'?! Почему ты так уверена, что опять все будет плохо?!
— Потому что теперь я знаю жизнь! — уверенно воскликнула Женя.
Однако Ираида Алексеевна не собиралась сдаваться:
— Ну Господи, случился прокол, так что ж теперь, заживо себя хоронить? Женька, ты же молодая, красивая, здоровая баба! Ну нарвалась по молодости лет на сволочь, что ж теперь, всю жизнь в девках проходить?!
От злости на мать Женя не могла даже кричать. Сказала угрожающе тихо:
— Это я, мам, на одну сволочь нарвалась. А на скольких ты? Не ты ли мне говорила: 'Не верь им, они все сволочи'? Не ты ли рыдала в мою жилетку, когда тебя очередная сволочь бросала?! Сколько раз ты замужем была, а? Пять? Шесть? Я что-то со счету сбилась. А сколько было неофициальных? А приходящих? А теперь ты мне будешь нотации читать: 'Не хорони себя, Женька, заживо'. Спасибо, ты меня уже научила уму-разуму. Я поняла главный принцип жизни: никому не верь, ни от кого не жди ничего хорошего, надейся только на себя. И других принципов нет!
