– Мне пора ехать, – хрипло прошептала она, включила зажигание и подала машину назад, чтобы развернуться и выехать со стоянки. Завершив этот маневр, она покатила по направлению к шоссе, не оглядываясь. Ей было необходимо как следует подумать. Холодный ветер врывался в салон сквозь опущенное стекло, постепенно успокаивал ее разбуженные чувства и прибавлял ясности голове. Ей понадобилось как минимум двадцать минут езды с ветерком, чтобы по-настоящему осознать, что произошло.
Из всех обуревавших ее в тот момент чувств и эмоций главным оказалось чувство вины и злости на себя. Впервые за все время работы в журнале она не справилась с заданием. Да, конечно, Дэниэл Стрэйхен сказал ей, что подумает над ее предложением, но – по большому счету – согласится ли он на интервью? Нет! Ния чувствовала это всеми фибрами своей души.
Но она нисколько его не винила. Честно говоря, ей даже не хотелось, чтобы он уступил, сдался. Дело в том, что она верила: он сказал ей правду. Дэниэл не испытывал ни малейшего желания выставляться перед всем миром и убедил ее в этом и словами, и делом. Продолжать давить на него означало пытаться разрушить нечто очень важное – ее же собственное уважение к нему как к порядочному человеку.
За те несколько лет, что Ния занималась журналистикой, она привыкла полагаться на инстинкт, оценивая особенности характера героя своего будущего репортажа. Она ошибалась редко – обыкновенно первое впечатление оказывалось правильным. Возможно, в нем недоставало глубины, но самую суть человека она всегда угадывала верно. Сегодняшний герой, Дэниэл Стрэйхен, показался ей мужчиной с сильным характером, преданным своему делу, честным и благородным. Однако заявлять об этом во всеуслышание было бы пошло. В этом-то и заключалась причина ее внутренних разногласий.
Он ее поцеловал. Она поцеловала его. По всем писаным и неписаным законам журналистской этики она совершила ошибку – нарушила одно из главных редакционных правил, так сказать, основу основ. А ведь она могла догадаться, что атака такого рода последует – особенно после того как Дэниэл столь многозначительно произнес: «Я голоден». Тем не менее она растаяла от первого же его прикосновения и почти не оказала сопротивления. За каких-нибудь несколько часов общения она напрочь забыла, что перед ней человек, у которого она должна была взять интервью, что она, в конце концов, на работе. Нет, все ее внимание сосредоточилось на его мужских достоинствах – еще бы: рост, сила, фигура – весь его облик буквально был окружен плотной аурой непобедимого обаяния – и внешнего, и внутреннего, и какого только угодно. Но все равно, как, спрашивается, могло произойти такое?
В этот момент в голову ей приходили самые разнообразные мысли. Некоторые из них далеко опережали события. К примеру, она решила, что у них с Дэниэлом нет будущего – несмотря на все его видимые и невидимые достоинства. Ведь он сам сказал, что его образ жизни исключает глубокую привязанность к женщине. Уж кому-кому, а ей такой стиль жизни был известен не понаслышке.
В таком случае зачем она с ним целовалась? Что побудило ее к этому? Никаких причин, кроме обыкновенного удовольствия от поцелуя, она назвать бы не смогла. А это шло вразрез с ее жизненными установками. Чувственная сторона ее бытия исчерпала себя в неудачном браке с Дэвидом. Да, она охотно бегала на свидания, но после развода желание как таковое никогда не играло в ее жизни особой роли. Тогда что же произошло с ней сегодня?
Шоссе сворачивало вправо и шло на подъем, поэтому небоскребы Бостона выступали на линии горизонта словно из-под земли и скоро предстали перед путешественницей во всей красе. Это зрелище всегда успокаивало Нию, как и виды Кембриджа, открывавшегося слева. Это был ее дом. Осознание этого придавало силы, и жизнь большого города обволакивала ее. Стоило пересечь городскую черту и покатить по окраине, как она почувствовала, что напряжение отпускает ее. По-прежнему над ней нависали дамокловым мечом незавершенные очерки о жизни «женихов Восточного побережья», которые с самого начала причинили ей кучу беспокойств. Но были и другие дела, требовавшие незамедлительного ее участия, так что «женихи» во главе со Стрэйхеном могли и подождать.
Дэниэл Стрэйхен, однако, оказался человеком нетерпеливым. Он предпринял свои собственные шаги, чтобы Ния, не дай бог, о нем не забыла. Стоило ей наконец заявиться в офис редакции и предстать пред светлые очи Билла Остина, как телефон на его столе разразился пронзительными трелями.
– Слушаю, – с отсутствующим выражением произнес Билл в трубку, но секундой позже устремил на Нию крайне заинтересованный взгляд. Потом у него удивленно приподнялись брови, и он молча вручил трубку Нии.
Озадаченная, она прижала ее к уху.
– Алло?
– Антония?.. Это Дэн. – Разве она могла забыть этот голос? – У вас… все в порядке?
Буквально десять минут назад Ния все еще размышляла о Стрэйхене, потом старательно изгоняла его на время из памяти и настраивала себя на деловой лад. И вот вам, пожалуйста, – в одно мгновение все вернулось снова. Но теперь уже и при свидетелях. Нет, как это вам понравится – «У вас все в порядке?». Разумеется, если считать, что самобичевание, недовольство собой и острая тоска – вещи вполне приемлемые и даже обязательные, тогда что ж, у нее все отлично.
– Дэн? Какой Дэн? Как фамилия? – Не могла она удержаться от выпада в его сторону, хотя всю эту белиберду она произносила таким нежным, расслабленным голосом, что до раздражения, которое она попыталась изобразить с помощью грубовато поставленного вопроса, ей было далеко, как до Луны.
– А… Понятно. Видимо, у вас и в самом деле все в порядке. – Он заговорил неторопливо и размеренно. Она захотела было представить его себе в его же собственном офисе, разговаривающим с ней и одновременно раскачивающимся на стуле, но у нее ничего не получилось. В ее воображении этот человек всегда стоял в полный рост и излучал невероятное мужское обаяние. Она почувствовала в его голосе насмешку:
– И вы, наверное, очаровательны, как всегда.
– Как всегда. – Она решила быть хотя бы краткой.
Он помолчал с минуту.
– Вы на меня сердитесь?
– Хм… – Она напоролась на проницательный взгляд Билла и быстро отвела глаза, одновременно опуская голову и поворачиваясь на стуле в противоположную от Билла сторону.
– Вы сердитесь на меня? – настойчиво спрашивал голос в трубке.
– И на вас тоже.
– Это из-за моих… оболтусов?
– Что вы, они просто очаровашки. – Ния подпустила в свою речь немного яда.
Дэниэл снова помолчал, а потом огорошил ее:
– А на себя?
– В самую точку! – Машинально она ухватилась за телефонный провод и принялась наматывать его себе на палец.
– Не стоит. В деле ведь участвовали двое.
– Да что вы говорите?
– Двое, запомните.
Ния прикусила губу в надежде обрести необходимое ей терпение. Одновременно рядом с ней завозился на своем стуле Билл. Как ни странно, Дэниэл сразу же обо всем догадался. Будто увидел всю эту сцену собственными глазами.
– Что, серый волк поблизости?
– Угу. – Надо сказать, что шеф в этот момент продолжал созерцать ее весьма странным взглядом.
– Тогда скажите ему, что я все еще раздумываю над вашим предложением.
– Интервью вы мне никогда не дадите – вот что! – Теперь из белоснежного кокона телефонного провода торчал только самый кончик ее пальца.
– А ведь я могу и согласиться.
– Очень сомневаюсь.
– А вы действительно хотите, чтобы я дал согласие?
Ния уперлась подбородком в грудь, чтобы речь зазвучала еще более неразборчиво для окружающих.
– Нет.
Паузу, которая возникла в разговоре после этой ее реплики, можно было предугадать.
– Признаться… вы меня удивили. Интересно, вы приняли такое решение до… или после… нашей встречи?
– И так, и эдак. – Недовольство Билла сделалось настолько явным, что она краем глаза заметила, как он ерзает на стуле.
– Послушайте, – сказала она едва ли не шепотом, – мне надо бежать.
– О'кей. Будьте умницей. – Он воспринял ее слова как нечто само собой разумеющееся.
– И вы тоже. – Она уже собралась положить трубку на рычаги, когда мембрана снова зарокотала его голосом.
– Вы будете смотреть игру сегодня вечером?
– Не буду.
– А может, все-таки посмотрите?
– Хм… – Теперь уже весь пальчик Нии скрылся в кольцах телефонного шнура.
– Это будет вам полезно… если вы, разумеется, все еще хотите написать свой очерк.
– Я не хочу.
– Посмотрите, прошу вас.
– Я не собираюсь писать о баскетболе.
– Ага! Значит, обо мне. Но… по большому счету… вы думаете, есть какая-то разница?
Она впервые за время разговора повысила голос, который зазвенел от поселившейся в ее душе уверенности в собственной правоте.
– Есть! И вы сами об этом знаете!
