Ознакомительная версия.
Борька поднял воротник, морщась от ветра и горечи в душе, побрел по слабо освещенному проспекту. Он не отдавал себе отчета, куда идет. Кошмарная сцена, разыгравшаяся только что дома, вновь и вновь живо вставала перед глазами, будто кинопленка, которую кто-то без конца крутит в проекторе. И пока мысли кружились вокруг одного и того же, ноги сами собой должны были принести его к Юрке. Однако спустя какое-то время он заметил, что стоит перед домом Кольки Ежова и смотрит на его светящееся окно. Борька передернул плечами, почувствовав, что начинает мерзнуть. Нужно было где-то ночевать. Не на вокзале же. Он вошел в подъезд, поднялся по ступенькам и, немного помедлив, позвонил в дверь.
Колька удивился:
– Ты чего? Случилось что?
– Да так. – Борька резко вскинул голову. – Слушай, можно мне у тебя сегодня переночевать?
– С родителями поцапался? – догадался Колька, пропуская в квартиру.
– С матерью.
– Раздевайся. Переночевать не проблема, только у меня раскладушка.
– Годится, – согласился Борька.
Большего ему и не нужно было. Ему казалось, что только его голова коснется подушки, он сразу же вырубится. Так он устал.
– Кто там, Коля?
– Мам, это Боря Шустов. Он приземлится у нас на ночь.
Колька сказал ему:
– Проходи в комнату, – и пошел шептаться с матерью.
Через минуту мать Кольки, хрупкая женщина в застиранном, но чистом халатике, принесла комплект хрустящего постельного белья, пахнущего свежестью, а Колька достал из кладовки раскладушку.
– Боря, ты можешь оставаться у нас, сколько понадобится… – Мать Кольки запнулась и подняла на Борю полные грусти глаза. – Но мне кажется, что тебе нужно позвонить маме, чтобы она не волновалась.
– Хорошо, я позвоню.
Борька набрал номер, смутно осознавая, что делает это не ради собственной матери, а ради этой доброй женщины. Так велика была его обида и чувство негодования. Мать подняла трубку сразу, будто сидела у телефона.
– Боря, ты где? – требовательно спросила она.
– Я у товарища. Завтра появлюсь, – сказал он и положил трубку, не дожидаясь вопросов и не желая больше разговаривать.
Ему хотелось позвонить Алене, услышать ее голос, сказать ей… Что сказать? Он и сам этого не знал. Он знал только одно: он никогда не даст понять, ни единым словом, ни единым взглядом, что ему известна ее тайна. Если она захочет поделиться с ним этими мучительными воспоминаниями, она сама это сделает. И сама выберет для этого нужный момент, если же нет, ему остается только смириться с ее решением. Внезапно он понял, что должен сказать Алене, что любит ее. Почему он раньше боялся этих слов? Это так просто – произнести вслух то, что ты чувствуешь. Борька уже потянулся к мобиле, но тут его взгляд упал на часы: нет, звонить поздно, через двадцать минут настанет новый день. Суббота. И потом глупо доверять сокровенные слова бездушному аппарату. Он хочет видеть выражение чудных голубых глаз, когда скажет: «Я тебя люблю» – и прочитать в них ответ.
Лена с Наташкой и Боря сидели в маленьком уютном кафе на Елисейских полях. Почему именно в Париже и почему именно на Елисейских полях, Лена не знала, поскольку ни разу не была в городе любви, но ее не покидала уверенность, что это именно Париж, а не город туманов Лондон и не деловой Нью-Йорк.
– Ну, девчонки, держитесь за воздух, – сообщил Боря, сверкая от возбуждения глазами. – Я приготовил вам подарки к Восьмому марта.
– Так до Восьмого марта еще далеко, – сказала Лена, несказанно удивленная, что они сидят в кафе, что Боря дарит им подарки, им обеим. Она смутно понимала, что это происходит не наяву, и все равно ей было неприятно, что это какой-то неправильный сон.
– Ну что ты прицепилась ко времени. Время относительно, а вот подарки – это реальность, – возразила ей Наташа и, увидев, что Боря полез в сумку, захлопала в ладоши. – Подарки я люблю!
Лена молчала. Боря достал коробку карандашей и зеленые лайковые перчатки. Лена заулыбалась, забыв о своих сомнениях, и потянулась к знакомой коробке, но Боря протянул ей перчатки, а ее карандаши отдал Наташе.
– Я так долго их выбирал, – сказал он Лене.
«Но я не хочу! – молча закричала Лена, пока подруга с интересом и недоумением вертела в руках коробку с карандашами. – Я не хочу эти перчатки! Зачем они мне? У меня есть теплые варежки, которые связала Ира, они совсем новые. Отдай мне мои карандаши! А Наташка пусть забирает эти перчатки, они как раз под ее новое зеленое пальто».
Лена почувствовала, что вот-вот заплачет. Она отодвинула подарок от себя, хоть и видела, как нахмурился Боря. И вдруг рядом с ней появилась мама. Она возникла как будто из воздуха, и лицо у нее было молодое и красивое, а вот одежда, наоборот, поношенная. На руках перчатки обрезанные, без пальцев, а сами пальцы какие-то бегающие, неспокойные. Они все хватались за пуговицы на засаленном пальто, том самом, в котором мама ушла из дома.
– Ох! Какие красивые перчатки. В жизни никогда таких не видела. – Она не отводила взгляда от вожделенного предмета. – Зеленые! Зеленый – цвет надежды. Зачем ты их бросила, дочка? Ты обижаешь Борю. Он же хотел, чтобы ты была красивая и нарядная для него. Ты неправильно поступаешь, ох как неправильно!..
Лена открыла глаза. Ее сон оборвался на этом полустоне-полувздохе, сердце стучало глухо и часто. Некоторое время она лежала, потерявшись во времени и пространстве, припоминая обрывки тревожного и совершенно необъяснимого сна. Она так давно не видела маму во сне, что стала забывать ее черты. А потом эти неясные ощущения прошли, образ мамы размылся, и она различила самое настоящее тихое оханье. Оно доносилось из комнаты бабушки. Лена спрыгнула с кровати, нащупала ногами тапки и поспешила к ней.
Ба лежала на кровати, на боку, поджав под себя ноги. Поза показалась Лене странной и неудобной, но тут она увидела, как ба потирает свой живот, пытаясь утихомирить разыгравшуюся боль. Лена еще вчера сказала, что больше не станет ее слушать, в понедельник не пойдет на первый урок, а если понадобится, то и школу пропустит, но обязательно отведет ее в поликлинику.
– Опять желудок, ба?
– Чего кричишь? – недовольно проворчала ба. – Катьку разбудишь.
Голос ба показался Лене слабым, и она еще больше встревожилась, чувствуя, как внутренний холод подкрадывается к ее сердцу. Дотянула!
– Ба, давай вызовем «Скорую». Ну что ты так боишься врачей?
– Не нужно никакую «Скорую». Ишь, моду взяла, чуть что – «Скорую». Незачем людей зря беспокоить. – Ба осторожно вздохнула, прислушиваясь к себе. – Сейчас отпустит. Я уже таблетку выпила.
– Какую таблетку! – в отчаянии проговорила Лена. – Ты же только травишь себя этими таблетками.
Ознакомительная версия.
