Ознакомительная версия.
– Ты сама себе разрешила? – насмешливо спросила Зина.
Асино решительное «я буду с ним спать» не было бравадой, игрой во взрослую опытную женщину, которая сама выбирает мужчин. Ася и Илья стали любовниками со второй встречи.
– Он сказал: «…Ты протянешь руки. И поймешь, что врозь мы не умрем», – похвасталась Ася. – Это про нас с ним, представляешь?
Зина где-то уже встречала эти слова, это были чьи-то стихи, но она не смогла вспомнить чьи и только восхищенно вздохнула – какая у Аси красивая литературная любовь!
Илью и Асю так мгновенно закрутила любовь, что Илья, узнав, что Ася учится в 10-м классе, – а он не был таким смелым, как Ася, – всего лишь на минуту испугался, что спит с несовершеннолетней, и тут же об этом начисто забыл. Он был очарован, Ася была очарована, и о чем бы они с Зиной ни говорили, получалось, что они все время говорили об Илье.
– А ты знаешь, он – гений! Он пишет.
– Что пишет, прозу, стихи? – с профессиональной интонацией своего отца спросила Зина. Он говорил начинающим: «Вы пробуете себя в прозе или в стихах?»
– Он пишет. Все время. Мы с ним разговариваем, и вдруг он – раз и пишет что-то. Это могут быть просто его мысли или как будто статья на тему разговора. Он пишет так же быстро, как думает или говорит.
Ася не рассказывала Зине про это. Зина не спрашивала из самолюбия. Про свой прошлый роман со взрослым мужчиной Ася рассказывала подробно, хотя Зине было стыдно ее слушать. А теперь ей было мучительно интересно узнать – что между ними происходит, от чего Ася вся светится счастьем. Но Ася молчала.
Зина знала только, где они встречались, – под носом у Асиного отца, в мастерской Асиного отца на последнем этаже дома на Графском переулке, – 7-й этаж, на площадке одна дверь, выше чердак. У Ильи и Аси не было главного вопроса всех любовников – «где?». У Асиного отца была мастерская, десятиметровая голубятня. Отец работал в мастерской почти каждый день, но Ася ни разу не попалась, потому что смелые никогда не попадаются.
Единственное окно мастерской выходило на школу, в которой учился Илья.
– Он подошел к окну и сказал так задумчиво: «В десятом классе я спал с нашей учительницей английского. Она была удивительная женщина… я был с ней очень счастлив и очень несчастен…» – рассказала Ася и засмеялась: – Врет! Он красиво врет! Не было никакой учительницы! Я его первая любовь! У него до меня ничего не было, кроме случайного секса.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Зина.
– Как откуда? Я все про него понимаю. Я же с ним сплю, – удивилась Ася.
– А-а, ну да, конечно, – независимым голосом сказала Зина. Она не поняла, как связано спать с кем-то и понимать его.
Ася была права – Илья врал. Ни с какой учительницей он не спал, никакой счастливой-несчастной любви у него в школе не было. Просто он был врун, сочинитель, ему казалось, что так красивее – иметь счастливую-несчастную любовь, к тому же это выскочило естественно, потому что в школе он и правда был счастлив-несчастен.
От каких пустяков иногда зависит судьба! Ну, пусть не судьба, а жизнь человека на десять школьных лет.
Галочке нужно было перейти Литейный проспект, пойти по Невскому, и через пять минут она отдала бы Илюшины документы в 207-ю английскую школу, где учились Зина и Ася. Но Галочка перешла Невский и пошла прямо и через пять минут отдала своего нежного Илюшу в самую плохую, самую пролетарскую школу в районе, ученики которой исправно пополняли детскую комнату милиции и ПТУ. Да еще не в первый класс! Илюша в 7 лет проболел сразу всеми болезнями – ветрянкой, ангиной и скарлатиной, – поэтому пошел не в первый, а сразу во второй класс, в новый класс – ой!
Учительница сказала ему ласково: «Ты такой маленький, как Крошечка-Хаврошечка». Илюша был такой же, как в младенчестве, невероятно хорошенький, черненький, кудрявый, в ресницах и в очках, немного слишком жирненький и меньше всех ростом – идеальная мишень для дразнилок, щипков, толчков, подножек, прятания портфеля на другом этаже и засовывания с головой под парту. Но Крошечка-Хаврошечка показалось слишком ласково, и к первой же перемене ему дали противное прозвище – Хавроха.
– Крапивка! – кричали ему и больно скручивали руку.
– Пендель! – И он оглядывался, не понимая, кто дал ему оскорбительного пинка.
В первый же день Илюша понял – его будут дразнить все оставшиеся девять лет. Дразнить и, возможно, даже бить – а как же его не бить, если он жиртрест – раз, жиденок или армяшка – два, очкарик – три. И после уроков, наконец-то обнаружив свой вымазанный грязью портфельчик в кустах, Илюша обратился к своим одноклассникам с заявлением:
– Вы можете меня бить…
В ответ последовали довольные кивки.
– Вы можете меня бить, но что вам за это будет?
В ответ лица выразили: что бы им за это ни было, они этого не боятся.
– А если вы не будете меня бить, то вам за это будет…
Илюша подробно рассказал своим одноклассникам, что они получат, если не будут его бить, и привел интересный пример.
Лица выразили полное согласие и признание Илюши приемлемым членом коллектива.
– И дразнить не будете, – уточнил Илюша, – и давать пенделя, и делать крапивку, и прятать портфель.
Что же мог Илюша предложить мальчикам, которые не умели слушать учительницу на уроке и так и не научились быстро читать и писать? В том-то и дело, что они не умели, а он умел.
За год Илюша пересказал своим боевитым одноклассникам: «Волшебник Изумрудного города», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», «Незнайка и его друзья», «Витя Малеев в школе и дома», к концу четвертой четверти перешел к «Детям капитана Гранта». Самому Илюше это тоже было полезно – он добавлял к прочитанному свои истории и развивал речь.
Илюша как начал в три года читать Галочкин журнал «Сборник экспресс-информации по пошиву корсетных изделий во Франции», так с тех пор и читал. Читал перед сном, читал, едва проснувшись, читал за едой, у него была даже специальная подставка, чтобы ставить перед тарелкой книгу. У Илюши было много-много книг, не своих, а временно своих. Соседка Марья Петровна работала уборщицей в библиотеке Маяковского, через двор от школы на Графском, – она приносила Илюше самые дефицитные детские книги. Книжку разрешалось читать один-два дня, не больше, – Илюша торопился, читал через строчку, а потом просто научился читать быстро, и любую детскую книжку, на которую у обычного читающего ребенка уходила неделя, прочитывал за пару часов.
Илюшу больше никогда не обижали. Одноклассники гордились им как ученым пуделем, и «Хавроха» звучало необидно, не ласково, но нормально.
В старших классах Илюша продолжал быть Шахерезадой. Теперь его одноклассники выпытывали из него «про это самое», и, когда он рассказывал им, как князь Андрей смотрел в небо, они смотрели на него насмешливо – мели, Емеля, и перебивали: «А с Наташей у них что было? Ты лучше про это подробнее!..» Илюше приходилось кое-что придумывать от себя, и – нехорошо, стыдно, но он приукрашивал классику эротическими деталями. Его положение уже было совершенно устойчивым, и он мог бы отказаться, но любовь оказалась такой же требовательной, как страх, – одноклассники так его любили, что теперь уже ему хотелось поддерживать популярность, и Илюша стал не просто мастером слова, а мастером эротического рассказа.
Ознакомительная версия.