Ознакомительная версия.
– А пугач твой?! – надрывался батя. – Это ж настоящий боевой пистолет, кретин! «Дай пострелять, дай пострелять»! На, сыночек, лупи по банкам, чем бы дите не тешилось… А когда дите с этой пушкой менты взяли, кто тебя отмазал?! Ты хоть прикинь, сколько тебе светило! Думаешь, за глаза твои красивые отпустили?
– Ну, ты, наверное, им денег дал, – протянул Олег.
– Да не все продается, балбес ты этакий! Главное – люди, понимаешь, люди! Вот их где нужно держать, – отец сунул ему под нос стиснутый волосатый кулак.
Олег вскочил, уже ничего не понимая.
– Ты что, всех в городе купил? Потому меня и не трогают?
– Да я тебе повторяю, идиот, не все продается и покупается!
– А как же тогда? – растерялся он.
– Садись и слушай.
Так и не вышло никакого разговора, в кухне полчаса кряду звучал только голос отца – притихший, но сердитый.
– Ну, что? Теперь понял? – утвердительно произнес он, закончив ликбез.
Олег кивнул, глядя в глаза человеку, которого только сейчас вдруг увидел по-настоящему. Перед ним сидел мужчина средних лет, набыченный, самодовольный, знающий все наперед, слегка раздосадованный глупыми рассуждениями сына, но великодушно сдержавший родительский гнев, и с терпением, достойным лаврового венка, разжевавший каждую мелочь, чтобы ребенку легче было переварить. В одну секунду, ясно и четко Олег понял, что никогда не станет таким же. Не станет! Потому что не хочет. Потому что не может. И еще – потому что только этого ждет от него отец. «Ты мое продолжение» – примерно так выразился батя. И эта фраза рефреном шла на протяжении всего монолога. Еще вчера вечером, тиская одноклассниц в темных коридорах, дрыгаясь под звуки школьного оркестра, он толком не знал, чем будет заниматься завтра. Писатель – да, звучит интересно, и воображение рисует красивую картинку. Ну, и буду писателем, не слишком задумываясь, решил он.
А сейчас, в одно пронзительное мгновение понял, что важно не это. Писатель, космонавт, дворник – однохренственно.
Лишь бы не стать таким, как Андрей Морозов.
Хотя почему бы и нет, собственно, было не очень-то и понятно. Всякие красивые слова типа «нравственность», «добродетель» или, допустим, «порядочность» даже на ум не приходили. Просто склизко стало на душе, и Олег понял – так будет всегда, если подчиниться отцу и на этот раз.
Он вдруг вспомнил с горькой усмешкой, что батя никогда не читал книг. Наверное, и «Крестный отец» прошел мимо него, иначе обязательно прозвучала бы сейчас аналогия. Да, ситуация до абсурда похожа на книжную, и что с этим делать, непонятно.
– Так что о Москве пока забудь, – усмехнулся отец, – лучше быть тут королем, чем там шмокодявкой.
Олег развеселился вдруг от такой вольной трактовки крылатой фразы.
– Значит, ты мне предлагаешь стать королем?
Отец не торопясь закурил.
– Ну уж министром-то точно! – хохотнул он. – Конечно, для начала придется в шутах побегать, но ведь не у кого-нибудь, у отца ж родного!
Олег поднялся и, откашлявшись, сказал, что шутом быть не намерен даже у Папы Римского.
– Молодец, сынок, – снова засмеялся отец, – а я-то уж подумал, тютя вырос, лишь бы на диване валяться, книжки читать да по вечерам с телками развлекаться. Гляжу, характер у тебя есть.
– Есть, – кивнул Олег, – поэтому я сделаю так, как задумал, а не так, как ты за меня решил.
– То есть? – прищурился отец.
– Я еду в Москву.
Долгое мгновение Морозов-старший смотрел младшему в глаза, мрачно и тяжело.
Влиять на сына так, чтобы он того не замечал, было просто, и Андрей был уверен, что однажды это влияние даст результаты. Какие – он тоже знал. Но только сейчас понял, что воспитывал свою безвольную копию, и это было глупо. Подростковый ли максимализм взыграл в мальчишке, гормоны и все такое прочее, но жажда противоборства вырвалась наружу.
Хм… Действительно глупо. Но озлобленность сына ему нужна меньше всего.
– Конечно, – с силой выдохнул Андрей, – конечно, раз решил…
Черт с ней, с Москвой, пусть катится. В конце концов, она не так далеко, как кажется, и там тоже люди найдутся. Год, максимум два, слепой кутенок приковыляет обратно домой зализывать раны. Главное, правильно их нанести – так, чтобы можно было скоренько восстановить дыхание, проникнуться благодарностью к отцу, покаяться и постараться стать, наконец, достойным сыном своего родителя.
В тот же вечер Олег улетел в столицу, хотя до вступительных экзаменов было еще больше месяца. Но находиться дома он не мог и, наврав отцу с три короба, облегченно вздохнул у трапа самолета. За одну только ночь он стал другим человеком, или ему показалось, что это так.
Может быть, слишком поздно Олег распрощался с детством, может быть, слишком долго закрывал глаза на очевидное, может быть, на самом деле, за все в жизни надо платить.
И в итоге на его счету остались одни нули. Много нулей. Не было дома, куда он мог вернуться без страха посмотреть в глаза отцу. Не было друга, который выслушал бы. Не было денег, привычных легких денег. Не было ничего, что всю жизнь он считал важным.
И пришлось искать другие ценности – вокруг и в себе. И он бы нашел, обязательно нашел, если бы знал, что отец издалека уничтожает любые следы, путает указатели, ставит подножки, валит на дороге столбы. Если бы Олег знал… Он бы сумел защититься, злость помогла бы. Но ничего подобного он даже не предполагал, и злиться на отца не мог, только слегка презирал его, слегка жалел, а по большому счету пытался забыть последний разговор и почти убедил себя, что этого разговора и не было вовсе.
Однако, забыть – не значит вычеркнуть из жизни. Бывает, что прошлое врывается в настоящее без разрешения, как бы прилежно ни ставила память заслоны.
– Морозов? Это хто ж такой? – призадумалась бабка, открывшая Тине дверь. – Да ты проходь, проходь, милая.
Она прошла, оглядывая исподлобья квартиру, которая должна была стать ее семейным гнездышком. Типичное жилище одинокой пенсионерки – краны капают, обои еле держатся, повсюду вязаные финтифлюшки: салфеточки, прихваточки, весьма странного вида игрушки, то ли зайцы, то ли слоны, на кухне – колченогая табуретка в единственном экземпляре и запах лекарств.
Вот тебе и гнездышко.
– Так, Морозов-то, это ж сосед наш! Он поперву тут квартиру снимал, а потом купил, а потом мы сюда въехали, – вспомнила старушка и, внезапно решив проявить бдительность, взглянула на Тину строго: – А он тебе зачем?
– По личному вопросу, – в тон ответила та. – Как это вы въехали в его квартиру, а?
– Ну, он же только первый взнос внес, а потом перестал платить, вот квартира снова государству и отошла, а мы…
Тина поморщилась, досадуя, что задала какой-то совершенно никчемный вопрос, и быстро придумала другой:
Ознакомительная версия.
