Можно было попробовать подружиться с местным самодуром, предложить ему крепкую дружбу, поклясться в верности и преданности, но это было настолько унизительно, что Дитрих сразу же отказался от подобной идеи, а себе строго-настрого запретил думать о чем-то подобном. Все равно, при любом раскладе из их дружбы ничего хорошего не получится, они рано или поздно начнут биться за лидерство, а двум лидерам на одной территории не выжить. Обязательно будет кровопролитие. Не факт, что в прямом смысле этого слова, но, тем не менее. Хотя, почему же не факт? Вполне себе факт. Однажды, когда Паркер устанет от словесных пикировок и взаимных шпилек в адрес друг друга, он обязательно кинется в драку. Судя по всему, он к этому делу привык. Может, и не дерется каждый день, но все же не впервые будет выяснять отношения чисто мужским способом.
В соседнем доме продолжалась вакханалия.
Дитрих скривился. В который раз за этот вечер его настроение было капитально испорчено. Даже общение по скайпу с единственной подругой не смогло вернуть ему прежнего расположения духа. Его бесило все, что было связано с Паркером. И его надменный тон, и его рост (правда, тут говорила, в первую очередь, зависть), и его манера одеваться. Одежда Паркера раздражала тем, что была похожа на одежду самого Ланца, они были почти близнецами, вышедшими из одного гнезда. У обоих нежная любовь к эпатажу, мрачной романтике готических нарядов, невыносимые характеры и желание быть в своем мрачном одиночестве – единственными и неповторимыми. И теперь у обоих появился соперник.
Единственное, что скрашивало мрачные размышления Дитриха – новость о том, что на каникулах он увидится со своей подругой, Керри Дарк, а она отвлечет его от неприятного соседства. Придется таскать её по городу, слушать её восторженные рассказы о том, как ей живется в Германии, что нового произошло в их школе и как все перенесли отсутствие своего единственного раздражителя, вносившего хоть немного разнообразия в их скучную жизнь. И в такие моменты он будет отключаться от мыслей о том, что у него впервые в жизни появился соперник, способный противостоять и, возможно, даже одержать победу в этой битве характеров.
Вообще-то Керри у Дитриха тоже особо нежных чувств не вызывала, с ней приходилось общаться постольку поскольку.
Они были родственниками. Не сказать, что близкими, седьмая вода на киселе. Керри приходилась Дитриху то ли троюродной сестрой, то ли тетей, то ли ещё кем-то. Точно он мог сказать только то, что родство у них идет по отцовской, а не по материнской линии, дальнейшие родственные связи загоняли его в тупик, так что он предпочитал не думать об этом и называть Керри сестрой. Она была наполовину англичанкой, наполовину немкой. Двоюродная сестра Якоба Ланца когда-то нашла свое счастье в лице английского джентльмена, стажировавшегося в Берлине, да так там, впоследствии, и осевшего.
На своего родственника Керри никоим образом не походила. Внешне они были разными. Конечно, если бы Ланц не красил волосы, шевелюры у них были бы сходного цвета. Все та же пегость, варьировавшаяся от светлого до более темного оттенка. Глаза у девушки были карего цвета, ростом она не вышла, была чуть выше метра шестидесяти, но, стараясь компенсировать ошибки природы, всегда носила обувь на высоком каблуке. Стоило только надеть нечто на плоской подошве, те же кроссовки или шлепанцы, как на нее тут же нападала апатия, и она начинала избегать людных мест, ныть о том, что ей не следовало выходить из дома в таком виде, и виртуозно портила настроение не только себе, но и окружающим. А еще Дитриху отчего-то показалось, что она запала на Паркера. Да, с одного взгляда. Керри вообще свойственно было влюбляться в неподходящих людей.
И это не нравилось Ланцу сильнее всего. Потому что при подобном раскладе он получал в лице Керри не союзницу, а еще одного противника. Он уже предвкушал, как эти двое будут строить против него коварные заговоры и делать пакости.
Даже сейчас Дитрих не отказался от своих мыслей о своей значимости. Ему не приходила в голову мысль, что люди могут думать о ком-то, кроме него и интересоваться кем-то, кроме него.
Бесило то, что, судя по всему, Паркер был удачливее его.
Взять хотя бы сегодняшний вечер. Он проводит его в одиночестве, а Паркер с девушкой, причем, девушка такая... Довольно симпатичная, не какая-то среднестатистическая серая мышка, а яркая и привлекательная. Он видел её мельком, во время краткого диалога с Паркером. Девушка, собственно, и отвлекла соседа от разговора. Подошла сзади, и чмокнула его в шею, после чего Эшли отказался от идеи словесной перепалки и занялся гораздо более интересными вещами, чем чесание языками.
Дитрих закинул руки за голову, закрыл глаза и задумался о том, что заставило его сегодня ответить на странное приветствие. Он мог убить собеседника молчаливым игнором, а вместо этого выпалил ответную гадость, заявив, что тоже не собирается сидеть, сложа руки и ждать милостей от судьбы. Это было истинной правдой. Ланц не умел подставлять вторую щеку, когда его ударяли. Он бил в обратную. Ему нравилось указывать людям на их истинное предназначение, ставить на место, показывая, кто на что горазд и насколько опасно – пытаться самоутвердиться за его счет.
Вероятно, свою роль сыграла скука.
Он не умел радоваться жизни. Не умел получать наслаждение от каждой прожитой минуты. Ему хотелось чего-то такого, чтобы... Ах! А этого самого «ах» в его повседневной жизни не происходило. Все было до безумия серым и скучным. Иногда он ловил себя на мысли, что жизнь может изменить какое-нибудь сильное чувство. Любовь или ненависть. Любовь отметалась, как вариант. Отношения его рушились одни за другими. Чувства капитулировали под натиском его скептического отношения к ним.
Дитрих просто физически не выдерживал никого рядом, его невозможно было удержать, ни заботой, ни лаской, ни сексом. Все это было достаточно утомительно. Через какое-то время новизна терялась, острота ощущений исчезала, все становилось блеклым, серым, потухшим. И чем чаще это происходило, тем противнее был тот осадок, что появлялся в душе Ланца.
Скука, просто смертная скука, без проблесков.
Внизу раздались какие-то голоса.
Выяснилось, что за своими размышлениями, он пропустил момент, когда в соседнем доме перестали предаваться страсти, и отправили мадам на выход.
Паркер, кажется, решил проявить себя с лучшей стороны и отправился провожать свою леди. Дитрих усмехнулся. Видимо, не настолько Паркер сволочной, каким хотел показаться в школе. А, может, просто что-то испытывает к этой девушке, потому с ней и преображается. Где-то Ланц слышал потрясающую по своей наивности и глупости фразу, что истинная любовь способна изменить человека до неузнаваемости. Да-да, вот просто в один момент преображаются. Конечно! А еще папоротник цветет алыми цветами! И коровы летают.
