— Надо принять душ и немного вздремнуть, наверно, — Руслан чувствовал, что немного устал, как вдруг прозвенел телефон «Цзинь». Звонил друг Димка Вересов. Взяв трубку, младший Елисеев проговорил: "Аллё, слушаю!"
— Как дела, братишка? — Вересов, как всегда был сама вежливость.
— Хорошо, Димка! — Так уж вышло, что Димка с раннего детства Руслана негласно был его совестью. Иногда у Вересова получалось остановить друга от необдуманных поступков. Руслан считал его единственным человеком, которому не плевать на него. Диман всегда во всём друга поддерживал, если он в делах не выходил за рамки совести, нравственности и морали. — Знаешь, брат, я нарисовал новые рисунки, — только Димка знал о тайном увлечении Руслана. Своему самому близкому другу он доверял на все сто процентов. Елисеев был уверен в том, что он никому ничего не скажет.
— Давай, покажи мне потом, — попросил друга заинтригованный Димка.
— Неээээт, не покажу.
— Почему, Руслан, я же первый и единственный человек, кто их видит. Покажи завтра….
— Димка, я ещё не готов. Вдруг они не такие. Боюсь опозориться перед тобой. — Руслану самому не верилось, что ему стыдно.
— Димка, ты же знаешь, что в рисунках скрыта моя душа. Если я их сейчас тебе покажу, то я буду перед тобой, как раскрытая книга. Нет.
— Руслан, я и так единственный человек, который их видит, покажи завтра. Мне очень хочется увидеть твои рисунки, — стал Димка уговаривать друга дальше, но Елисеев был непреклонен.
— Нет, я сказал!
— В ответ Димка молчал, но не бросил трубку телефона. Елисеев видел, что он думал о чём — то своём.
— Что, братишка, обиделся на меня?
— Да, нет, Руслан.
— Не ври, мне, Димка. Я тебя слишком хорошо знаю. Ты слишком добрый. Всегда боишься обидеть другого человека. Вот и сейчас замолчал, чтобы меня не обидеть. Я же знаю тебя, как облупленного, Димка.
— Ладно, Руслан, если ты не хочешь показать мне свои рисунки, пусть так и будет. Мне не хочется больше спорить с тобой.
Руслан Елисеев любил разговаривать со своим другом долгими поздними вечерами. Только Димка его понимал. Руслан мог при общении с ним от души улыбаться, смеяться над своими и его глупыми шутками. Только со своим другом он был такой, какой есть на самом деле. В его глазах Елисеев был настоящим, без всякой фальши.
— Руслан Александрович, ваш кофе, — услышал Руслан позади себя голос Татьяны Ивановны, глупая экономка поставила чашку с горячим напитком прямо поверх его рисунков, над созданием которых он трудился несколько дней.
— Что ты сделала? Не видишь у себя под носом? — экономка не на шутку взбесила Руслана своей тупостью и неуклюжестью. — Выйди! Вон! Пошла отсюда. Нужно было стучаться и предупреждать меня о том, что ты хотела войти в мою комнату. Дура, убирайся.
Татьяна Ивановна вся в слезах вылетела из комнаты парня, напуганная его криком. Димка услышал через телефон, как друг обошёлся с прислугой. Руслан уже мог предугадать, что Димка сейчас скажет о том, что он услышал в трубке. Хорошо, что рисунки не были испорчены кофе. Совесть заговорила с ним после некоторого раздумья.
— Почему ты накричал на экономку? Так нельзя. Ты был с ней слишком груб, Руслан. Она же живой человек. Пойми, — Елисееву не хотелось дальше слушать нравоучения своего старого друга, и он просто бросил трубку, не желая с ним говорить. Иногда бывало, что Руслан уставал от моральных нотаций Димки, считая его хорошей занудой.
— Ему бы священником быть, чтобы друг мог часами слушать исповеди прихожан и учить их правильно жить, — так думал о друге Руслан.
Руслан отправился спать, чувствуя, что новый день будет очень весёленьким.
Глава 8
Настало утро следующего дня. Солнечные лучи играли в зайчики — догонялки в комнате, разбудив спящую на кровати девочку. Даринка открыла нехотя глаза, по привычке вытянула из постели одну ногу, затем другую.
— Надо вставать, — подумала девочка. Поднялась, вытянула дугой гибкое девичье тело и потащилась умываться в ванную. — Волосы торчком, — внешний вид не очень обрадовал Дарину. — М — да, выгляжу, как потрепанная мочалка, — расчесав волосы массажной расчёской, Дарина осталась довольна внешним видом. — И так сойдёт, — конечно, мама девочки так не думала, каждый раз ругая дочь за кошачий облезлый вид. Ничего она не могла сделать со своей дочкой — хулиганкой. Ничего не напоминало в Дарине ангела, какой она была, когда вместе с ними жил отец. Но Тонька радовалась, дочка хотя бы не хамила ей, уважала, как мать, а к окружающим была избирательна. Сейчас Дарина решала проблему, во что ей одеться. Заглянула в шкаф, там стройными рядами висели одни футболки, шорты и джинсы. Их отличало друг от друга только разные расцветки.
— Так, сверху синенькое, — решила девочка, — снизу чёрные джинсики. На ноги кроссовы. Кому какая разница, как я одета. Мне что куда-то выходить? Нет. Пойдёт, — и в таком виде ребёнок спустился вниз, где с кухни на весь дом разлетались аппетитные запахи.
— Блинчики, — не поверила своему носу Дарина. Да, она обожала блинчики. Девочка не помнила, когда мама в последний раз их готовила. В далёком детстве в выходные дни блинчики жарил папа. — Ну, вот опять его вспомнила, — расстроилась Дарина, смахнув с левой щеки не прошеную слезу. — Нюня, он и думать обо мне забыл, — но запах блинов напомнил подростку о том, что она сильно голодна. И нос сам привёл девочку на кухню.
— А вот и наша принцесса проснулась, — поприветствовала дочь Антонина, восседавшая за столом, а тётя Света возилась у плиты, жаря на сковородке блины.
— Присаживайся, Дарина, завтракать, — предложила подруга матери и Дарине понравилась такая внимательность к ней со стороны тёти Светы.
Дарину не нужно было упрашивать сто раз. Она никогда ни от чего не отказывалась, если ей кто-то предлагал что-то хорошее, как сейчас тётя Света.
— Спасибо, — ответила Даринка и смело уселась за стол, на котором на большой плоской тарелке горкой были выложены аппетитные блины.
— Антонина, дочке чаю налей, — заметила тётя Света, продолжая стоять у плиты. Даринка со стороны наблюдала, как мать бросилась к чайнику и к чистым чашкам, но ничего не стала говорить, затем, молча, принимая из рук матери поданный чай. Разве могла знать тётя Света, что у в семье Шереметьевых было принято самообслуживание на кухне. Девочка положила в чай две ложки сахара и стала его запивать, заедая вкусными блинами, которые ей понравились.
— Тётя Света, а Вы вкусно готовите, — заметила девочка.
— Спасибо, Дарина, — добродушное лицо подруги матери расплылось в улыбке.
— И тебе спасибо, — ответила женщина.
— А мне за что? — не поняла девочка — подросток.
— За то, что приехала ко мне в гости.
— А это? Скажите маме спасибо, я не хотела ехать.
— Дарина, — зыркнула на дочь мать.
— Тоня, она же ребёнок, — Дарине нравилось, что тётя Света её защищает. — Дарина, а ты одета отлично, стильно, — обратилась женщина к девочке.
— Правдаааа? — Дарина не верила своему счастью. — А мама меня вечно ругает, говорит, что я хожу, как бомжиха.
— Разве нет? — возмутилась мать Дарины, запивая чай, держа в руках шестой блин.
— Мама, ты опять? Дай спокойно позавтракать. С утра воспитываешь. Я уже взрослая.
— Ага. Как же. Паспорт ещё не получила, а считаешь себя взрослой. Знаю я тебя, — Дарина могла бы с матерью спорить до бесконечности. Но вмешалась тётя Света, одарив девочку добрым взглядом и лучезарной улыбкой.
— Дарина, что сегодня будешь делать? Ты всё же моя гостья.
— Света, не надо её баловать, — Антонина пыталась вмешаться в разговор. Ей не хотелось, чтобы подружка баловала Дарину. — По дому сегодня нам поможет. Не разобьётся, не стеклянная.
— Антонина, сегодня Дарина освоится в посёлке. Захочет пусть в город съездит. Город не такой большой, не заблудится.
— Можно? — Дарина была в шоке. Ей редко маманс дозволялось куда-то самостоятельно вылезти.
