— Вот именно. Думаю, нам нужен хлеб.
— Что ты делаешь?
— Решаю, что из продуктов нам нужно?
— Нам?
Я пожимаю плечами. Звучит неплохо.
Она колеблется, потом указывает на булочную в конце прохода.
— Это хорошее место.
— Любишь сэндвичи?
Мы идем рядом, и на протяжении всего пути она покусывает нижнюю губу.
— Вопрос не такой уж сложный, — сухо говорю я.
— Какой же ты заносчивый, — говорит она как бы невзначай, и я не могу винить ее, потому что это правда. Но на самом деле она не знает и половины.
— Обычно даже больше.
— Мне достается мягкая, нежная сторона Макса Донована?
— Типа того.
Она вздыхает.
— Да, я люблю сэндвичи. А еще я люблю четкие, упорядоченные свидания, которые не угрожают моей работе.
— Принято во внимание по обоим пунктам. — Я могу сделать ей сэндвич, который компенсирует большую часть раздражения.
Но вот свидания…
Не то чтобы это было моей целью. На протяжении всей моей взрослой жизни это было моей антицелью.
То, что мы вторую неделю подряд вместе ходим на фермерский рынок, ничего не значит.
Свидания были бы…
Черт.
Шоколадные конфеты и непринужденная беседа за итальянской едой.
Думать о женщине, когда я не с ней.
Из кожи вон лезть, чтобы снова с ней встретиться — хотя это может быть расценено как преследование.
Может, у меня и нет большого опыта в этой области, но я не идиот.
Может, Вайолет и не хочет со мной встречаться, но это уже происходит.
Это, наверное, самые долгие отношения, которые у меня когда-либо были. Этот факт ее тоже не развеселит.
Вероятно, в ее списке десяти лучших качеств, что она ищет в парнях, с которыми хочет встречаться, значится не ее клиенты и определенно не парни, которые принимают ее за девушку по вызову, а кто-то, кто продемонстрировал бы способность справляться с отношениями, как взрослый.
Моя способность справляться с чем угодно решительно относится к моей карьере в медицине. Это отчасти реальность сделанного мной выбора, а отчасти следствие решений, принятых другими до того, как у меня появился выбор.
Но я могу показать ей, как чистить гранат, и сделать ей сэндвич.
Начнем с малого.
Когда я провожаю ее до машины, она колеблется.
— Я собираюсь напроситься к тебе домой, — говорю я. — Потому что тогда тебе не придется решать, хорошая это идея или плохая.
— Плохая. — Но ее губы кривятся в улыбке, а глаза блестят.
— Я буду джентльменом.
— Звучит маловероятно. Тебе нужен мой адрес, или ты уже сам его выяснил?
Я на самом деле размышлял над тем, чтобы выведать эту информацию у частного детектива. Потом я передумал следить за своим адвокатом — еще один аргумент против меня как потенциального бойфренда, что именно наши профессиональные отношения, а не личные, заставили меня задуматься о вторжении в частную жизнь.
— Нужен.
Она называет его мне, и я вбиваю его в телефон рядом с ее рабочим номером. Я не настаиваю, чтобы она сказала мне свой сотовый.
Детские шажки.
*****
В принципе, Вайолет живет в хорошем районе, не так уж далеко от официальной резиденции Гэвина.
И все же, когда она подъезжает к дерьмовому дому без лифта, напоминающему мне университет, я испытываю толчок тревоги, прежде чем могу его подавить.
Она не моя, чтобы ее защищать. Она едва ли даже моя, чтобы накормить ее обедом.
Но когда я проскальзываю на парковочное место позади ее машины и выскакиваю, быстро шагая к ней, чтобы она не попыталась забрать сумку с покупками до того, как я к ней доберусь, то уже составляю список вещей, которые хочу проверить.
Входная дверь вполне сносная. Она стеклянная, что мне не нравится, но есть кодовый замок, и она автоматически закрывается за нами.
Лестница в приличном состоянии, хотя перила выглядят шаткими.
— Ты проверяешь мой дом? — спрашивает она, когда я останавливаюсь на полпути к центральной лестнице возле детектора дыма.
— Конечно, нет. — Я нажимаю тестовую кнопку, и она чирикает. Хорошо.
— Очень странно.
— Очень странно, что ты живешь как студентка колледжа.
— Я всего два года как закончила университет, и мне нужно вернуть изрядную сумму студенческих кредитов. А чего ты ожидал?
Я не отвечаю. Знаю, я сноб. Обычно я скрываю это лучше, чем сейчас. Но когда я в последний раз был в доме любовницы?
Наверное, в университете. И хотя после окончания университета я продолжил медицинскую подготовку, технически, я не жил так… никогда.
На первом курсе университета я жил в общежитии, потому что мой психолог считал, что это будет хорошим переходом к нормальной жизни.
Оказывается, все было не так просто.
Хотя, в итоге я познакомился с Гэвином. Но после первого года я вернулся в свой дом в Саутленде, огромный, сверхсекретный современный особняк, купленный мной в шестнадцать лет, когда я злился на весь мир и отчаянно пытался от него спрятаться. На третьем курсе я заскучал по Гэвину, поэтому, когда он съехал из кампуса и, в конце концов, убедил меня, что меня не узнают, мы вместе стали снимать квартиру с двумя спальнями в здании, мало чем отличающемся от этого.
Конечно, у меня всегда был свой дом, куда я мог бы вернуться, если бы мне это было нужно. Чтобы позаниматься, побыть одному или… поиграть.
До последнего года обучения на бакалавриате я вел себя осторожно, чтобы не раскрыть лучшему другу свою истинную сущность, а после осознал, что он тоже может принять участие в кинк-сцене.
К тому времени я уже стал опытным участником престижного ванкуверского круга по интересам.
Востребованный доминант в двадцать два года.
Тогда-то я и понял, что разумнее ограничить круг тех, с кем сплю, сделав это с помощью формального финансового соглашения.
С тех пор были не только девушки по вызову. Лишь в девяноста процентах случаев, потому что несколько попыток найти сабу, с которой бы у меня срослось, обернулись катастрофой.
Суровое напоминание, в котором я нуждаюсь, когда преодолеваю последнюю половину лестничного пролета дома Вайолет. Она живет на верхнем этаже. Похоже, на каждом по четыре квартиры.
— Ты знакома со своими соседями?
Она бросает на меня невинный взгляд.
— Нет, но они большие, крепкие, татуированные и ездят на мотоциклах. Носят с собой обрезы…
Я поднимаю бровь, и она останавливается.
— Да, я их знаю, — говорит она тихо. Она указывает на ближайшую дверь. — Это квартира Мэтью. Он полицейский. — Ее следующие слова предваряются секундным колебанием. — И он гей. Но вполне может тебя избить. И он это сделает. Так что имей в виду.
— Бойся, но не ревнуй. Понял. Это тот парень, с которым ты разговаривала по телефону в больнице?
— Да.
— И в своем кабинете?
Она замолкает, вставляя ключ в замок.
— А сам не хочешь сказать, кому звонил в тот вечер, когда уходил от меня?
Я киваю. Нам нужно перестать играть друг с другом.
— Другу. Он тоже полицейский. Но никогда тебя не побьет.
В этот момент между нами что-то возникает, но исчезает прежде, чем я успеваю ухватиться за это. Она толкает дверь, проходя внутрь, и я следую за ней. Она указывает в сторону светлой, чистой кухни, и я ставлю продукты на стол.
Все это время внутри меня нарастает странное напряжение. Тот момент у двери… Не знаю, что это было.
И мне не нравится пребывать в неведении. От этого я могу переступить черту.
А Вайолет не заслуживает этого от меня. Черт, ей и так уже приходится многое расхлебывать по моей вине. Может, мне стоит начать с извинений.
Я смотрю, как она убирает еду, оставляя хлеб на столе. Сумку она складывает и оставляет в специально отведенном месте на отдельной полке. Когда она начинает наводить порядок на столе, я приближаюсь и останавливаюсь в футе от нее, отвлекая от работы.
Дождавшись, когда она посмотрит на меня, начинаю:
— Я хочу поговорить, и хочу, чтобы ты послушала.
