— Точно придраться не к чему? Правду скажи! Пока еще есть время хвосты за собой подчистить.
— Папа, они же уже искали. Ничего не нашли. А за то, что случилось, я уже ответила. Сполна.
— Уходи от своего Аверина! – внезапно заявил отец.
— Куда? Кто ж меня возьмет после случившегося?
— Ко мне иди. Мне следаки нужны толковые. А у тебя мозги в этом шарят. Хватит тебе уголовников защищать!
— О, как! – засмеялась ошарашенная Света. – Значит, у тебя совсем все печально с кадрами, раз ты предложил паршивой овце семьи на себя работать.
— Я никогда не говорил, что ты овца, тем более паршивая!
— Но всегда имел это в виду, – усмехнулась Света. – Извини, папа. Ты мне был нужен, когда я работу после увольнения искала. Когда со мной никто разговаривать не хотел и на порог не пускал. А теперь у меня работа есть. И даже очень неплохо оплачиваемая. Поэтому спасибо большое, но я на тебя работать не буду.
— Ну и дура! Я бы тебе и кабинет свой выделил бы, и погоны бы вернул, и пенсию нам повысили… о будущем тоже думать надо…
— Папа, что случилось? – встревоженно спросила Света. Это было что-то из ряда вон выходящее, чтобы порядочный и принципиальный отец поступился своими принципами и желал помочь дочери в карьере.
Генерал Михеев недовольно засопел в трубку. А Света словно увидела, как кончики его усов опустились грустными колечками вниз. Дело, видать, было серьезное, раз отец «опустился» до того, чтобы предлагать ей работу.
— Маньяк у нас в городе объявился. Серийный убийца. Три трупа уже! Никаких зацепок.
— В прокуратуре же специальный отдел есть для таких дел.
— А кто работать хочет?! Ни хрена они не делают, только на нас бочку катят! Нет у нас в городе специалистов!
— Не мой профиль!
— Перестань! – рявкнул отец. – Ты ж после юридического рвалась на такие дела! На серии! Я ж знаю, что ты всегда хотела следаком работать в спецотделе.
— Ну, вот когда хотела, тогда и брать надо было, – отрезала Света. – Помнишь, что ты мне сказал? Цитирую: «Нечего бабе с психами водиться и в трупах ковыряться. Не позорь меня! Дуй в прокуратуру, бумажки перебирать! Пока я жив, никто про Михеева не скажет, что он дочери карьерную дорожку лепестками роз засыпает».
— Ты мне еще припомни времена, когда ты на горшок ходила! – возмутился отец. – Это же когда было-то?!
— Я не буду на тебя работать.
— Да не будь ты такой туполобой! Что думаешь, не понимаю, что тебя от твоей работы в адвокатуре тошнит? Думаешь, я слепой? Ничего не вижу? Шмотки на себя красивые нацепила, в машине дорогой катаешься, а лицо такое, будто блюешь с утра до ночи!
— Папа, внимательнее надо было смотреть, когда я оплеванная в дерьме без работы сидела. Вот тогда все понимать надо было. А теперь, прости, но мне уже твоя забота даром не нужна.
— Ты сама себя подставила, а мне еще смеешь претензии предъявлять?!
— Этот разговор не имеет смысла, – устало прошептала Света, потирая виски. – Следаков своих ко мне пришли. Я дело посмотрю. Мысли изложу в письменной форме. И торжественно тебе клянусь маньяков-психопатов не защищать. Ты как? Пошумел? Выговорился? Я могу идти работать?
— Да ну тебя! – бросил генерал. – Ладно, пришлю к тебе своих людей. Но не позорь меня перед людьми, Света! Хватит уже и так до сих пор мне припоминают твои художества в прокуратуре! Люди думают, что твоя бабская натура только на уголовников заточена!
В этом был весь ее отец. Толком не разобравшись, обвинил во всем дочь. И до сих пор на нее злился. Спорить с ним было бесполезно, оправдываться тоже. Поэтому Света, устало вздохнув, вернулась к своим текущим обязанностям. Когда к ней заявились два опера, молодой Рябинов и старый друг отца Кузьмич, она поняла, почему отец проглотил свою гордость и обратился к ней. Серийный убийца издевался над беременными женщинами. Свету аж затрясло всю, когда она дело просматривала. Михеева, переговорив с мужиками, нашла им зацепки. Целых три направления, где копать нужно. Вот пусть опера и работают, а она свой дочерний долг выполнила. Благодарности не ждала. Бессмысленно. Папа больше ей не звонил.
Следующее заседание суда было назначено уже после того, как врач подтвердил, что здоровью клиента ничего не угрожает. Панкрат действительно поправился. Его перевели в СИЗО в отдельную камеру. Скандал устроенный Светой подействовал. Его даже кормили нормально, а не как обычно всех заключенных. Это стоило денег, тем не менее, она была уверена, что больше Панкрата никто не тронет.
Вот уже месяц, как шел суд по делу об изнасиловании молодой Галины Рязановой. Скотина Колесников с удовольствием давал интервью каждому телеканалу, обвиняя Панкрата во всех смертных грехах. Красовался, ублюдок. Был уверен, что выиграет!
Но на перекрестных допросах Михеева уничтожила практически всех второстепенных свидетелей обвинения. В пыль! Мужчины краснели и потели, а женщины, заливаясь слезами, выбегали из зала. Колесников уже горло сорвал, заявляя о давлении на свидетелей. Но судья отвечал на его требование через раз, ведь Света фактически ничего не нарушала. Все по закону. И если человек привирал, то адвокат защиты быстро выводила лжецов на чистую воду. А если у свидетеля запятнанная репутация, зафиксирован прием наркотиков или проблемы со зрением, то они самолично вручали Михеевой карт-бланш.
Панкрат по ее просьбе утихомирился и позволил ей, наконец, выполнять свою работу. Свету сильно раздражало, что на протяжении всего времени пока шел процесс, она спинным мозгом ощущала его широкую улыбку! И что он так лыбится?! Ничего веселого не было в этом суде. Колесников до последнего не выводил на сцену устроенного им театрального представления главного свидетеля. Саму девушку. По слухам, он организовал Галине Рязановой охрану как у президента. Все боялся, что Панкрат ее уберет. Когда же тянуть стало уже невозможно, девушка предстала перед судом.
— Я уже выходила из клуба, когда на меня напали, – ее губы тряслись, на лице, даже спустя столько месяцев виднелись синяки. Хоть рукава ее свитера были длинными, она все время дергала манжеты, прикрывая жуткие последствия побоев. Лицо бледное, осунувшееся, глаза испуганные, плечи опущенные. – Меня ударили, затащили в какую-то темную комнату и повалили на пол. А потом, он навалился сзади, порвал юбку и… – слезы бесконтрольно лились из глаз. Говорила она тихо, едва можно было уловить то, что она рассказывает. Все время покусывала потрескавшуюся нижнюю губу. – Все произошло очень быстро. Я толком ничего не помню. Помню, что было очень больно.
— Успокойтесь, потерпевшая, все хорошо. Продолжайте, – поддержала ее судья. Повидала Света на своем веку жертв изнасилования. Сходу могла определить, наговаривает на мужчину женщина или нет. К ужасу Светы восемнадцатилетняя Галина Рязанова говорила правду.
— А потом я… я успела разглядеть его татуировку. Большую такую.
— Потерпевшая, вы сможете ее описать? – спросил прокурор.
— Да, да, – затрясла головой девушка. – Это цветная татуировка. Огромного тигра, я успела рассмотреть ее. Она… – Галина стала четко описывать изображение на теле нападавшего.
— Света, это не я! – мгновенно зарычал Панкрат. Услышала у себя за спиной, как он подскочил и стал трясти железные прутья в клетке.
— Подсудимый сядьте! – гаркнула Юрченко.
— Ты слышишь меня, Света?! Это не Я! – орал как обезумевший Панкрат. Его пытались утихомирить охранники. Кажется, в зале суда началась перепалка. Девушка еще что-то лепетала. И много плакала. Игорь, чуть ли не брызгая слюной, что-то требовал от судьи. Юрченко нещадно колотила молотком, призывая всех к порядку.
Но Светлана Михеева больше никого и ничего не слышала. Ее словно оглушили. Звук всего этого балагана у нее в голове резко выключили. Она тупо уставилась в одну точку куда-то перед собой. Краска отлила от лица. Отчего-то стало больно дышать. А перед глазами все поплыло.
— У защиты есть вопросы к потерпевшей? – очень издалека доносился голос судьи. – Защитник? Светлана Михайловна?!
