музыки сочинил. Многое записал на телефон, кое-что переложил на ноты. Все мои композиции только о ней и для неё.
Наши отношения были больше чем, просто любовь. Понимаешь? Они были завязаны на музыке. Только Лиза умеет так говорить о ней – точно и коротко высказывая суть. А как она тонко чувствует мелодику и форму произведений! Сколько хороших замечаний она мне давала. Я всё помню. Каждое её слово пытаюсь в памяти сохранить. Её смех, игривость глаз. От себя пытался убежать, а в своих мыслях и сердце привёз Лизу с собой сюда, в Нью-Йорк.
К друзьям приближалась желающая сфотографироваться в центре моста пара азиатов, и Стас, словно боясь, что они поймут о чём идёт речь, взял Полину за локоть и повёл в сторону Манхэттена.
– Ты пил? – прервала молчание она. – Но зачем? – Полина хотела поменять тему разговора, ей было слишком больно вспоминать ту историю, как тогда, после окончания училища, Стас пропал, а Лиза рыдала у неё на кровати в общежитии.
– А разве люди бухают с какой-то целью? – иронично переспросил он. – Пьют из-за своей несчастно сложившейся жизни.
– И ты сам веришь в этот бред? – перейдя на несвойственный себе тон, словно отрезала Полина. Ей было больно и обидно за подругу, за её искалеченную жизнь, разбившиеся мечты и желания. За то, как мужчины зарубают хорошие отношения и не видят надобности не то, что извиниться, но хотя бы объясниться. Внутри неё всё кипело, и Стас снова предстал пред ней в совершенно новом свете. «Кто бы мог подумать, что он такой предатель, гнусный изменник? Двоих женщин водил за нос и обманывал!» – злилась про себя Полина.
– Ну как тебе сказать… Тогда, в своём городке я и маме, и бывшей жене говорил, что пью из-за того, что вернулся туда, что работы мне подходящей нет, – продолжал Стас свои отговорки. – Вначале, перед концертом, выпиваешь 50 грамм или бокал пива. Так, для настроения и азарта, как бы сливаешься с публикой. Потом, 100 грамм или несколько бокалов пива, а затем пол-литра. Пьёшь везде – и на сцене, и за сценой.
Полине больше не хотелось его слушать. «Поскорее бы домой, в гостиницу. Как он так мог?! Какое это всё-таки свинство с его стороны! Как можно так поступать с человеком, которого любишь?» Полина прибавила шаг. В один момент ей стало жутко холодно, её всю трясло, а завораживающая панорама острова вдруг превратилась в леденящие декорации диких джунглей.
– Далеко ещё до метро? – сухо спросила она.
– Нет, уже совсем близко – ответил Стас и умолк.
Полина спешила вернуться в свою комнату. От нарастающего напряжения ей было не по себе. По всему телу прошлась морозящая волна. Горькой пилюлей поперёк горла стала ей вся эта исповедь. «Лиза, бедняжка, как она вообще всю эту историю пережила? Какая она молодец, что справилась, взяла себя в руки, даже в консерваторию поступила и закончила её с блеском. Каких мучений ей вся эта история стоила… – размышляла Полина. – А сколько раз меня предавали и ещё предадут? Сколько мужчин пользовались мною как трофеем? Переспать с солисткой балета не каждому удаётся. Это вам не участница очередного конкурса красоты, которых в каждом городе не пересчитать».
– Какие твои планы на завтра? – у входа в метро поинтересовался Станислав.
– Пока не знаю. Хочу выспаться, погулять по городу, а потом репетиция.
– Может вечером сходим в хороший джаз-клуб?
– Не думаю. Мне надо к выступлению готовиться.
Полина поспешно поблагодарила за интересную прогулку и запрыгнула в вагон прибывшего поезда. Её всю трясло от впечатлений и историй. Держать в себе чужие тайны было для неё слишком трудновыполнимой задачей. Балерина прошла в самый конец вагона, села на пустую скамейку и отвела лицо к окну. Там никто не мог видеть её глаз: «Может всё-таки стоило ему рассказать? Нет, это их дело, их история, пускай сами и разбираются!» – стойко решила она про себя.
Вагон набирал скорость, а Полина вся трепетала от возрастающей злости. Кажется, не замёрзла, но странный озноб колотил изнутри. «Какими же иногда бессердечными бывают мужчины. Как Стас мог так поступить? Он ведь всю жизнь Лизе покалечил!» Она всё изводила себя мыслями, и ей стало так жутко жалко не только подругу, но и всех в мире обиженных женщин. Особенно она сокрушалась и сожалела о своей неудавшейся личной жизни. Из глаз сначала медленно и слабо, а затем всё сильнее и сильнее покатились слёзы. Остановить их уже было невозможно. В вагоне практически не было людей. Никто даже не заметил её рыданий и глубоких всхлипываний, нарастающих с каждым ярдом.
Полина давно так не плакала. Наверное, только на похоронах отца, когда, стоя у гроба, вспоминала самые красивые и лучшие моменты, связывающие её с папой, и тихонько утирала слёзы уголком чёрного платка. Мама и сестра в голос причитали, громко рыдали, а она, словно бесчувственная, стояла и не хотела нарушать удивительного спокойствия церкви. Уже потом, когда отца похоронили, она подумала – откуда в ней может быть столько слёз? «Наверное, накопилось за столько лет воздержания? Безостановочно плакать несколько дней – это ещё надо суметь!» Но тогда было совсем другое. Было жалко отца, что он так рано ушёл, а мог ещё долго и искренне радоваться жизнью и её успехам. Поля плакала и из подземелья метро тихонечко обращалась к небу: «Папа, как мне тебя не хватает, твоих забавных разговоров ни о чём. Ты так весело умел меня поддерживать в трудные минуты и находить самые нужные слова! Легко мог просто рассмешить и обрадовать маленьким подарком. Даже на каникулах, подавая бутерброды с чаем в постель, приносил завтрак как вкуснейшее блюдо из дорогущего ресторана».
Папа был удивительным человеком. Мужчиной с большой буквы, а мама всё время почему-то к нему придиралась и всякий раз пилила по мелочам. Со временем папа не выдержал и спасся инфарктом, ушёл навсегда. «Но почему? Почему на моем пути не встречаются такие мужчины, как отец? Или это мой комплекс, и всех своих кавалеров я сравниваю с ним? Глупо, глупо. Всё это больно и бессмысленно», – думала Полина и пыталась хоть как-то успокоиться, утопая в полной безысходности ситуации, когда уже ничего нельзя изменить или поменять. «Соберись, выходить пора!» – строго проговорил её внутренний цензор. Полина резко вскочила, направилась к двери и выходу
