Он не ответил, лишь перевёл на меня взгляд. Дикий какой-то, загнанный. И в то же время злой. Полный отчаяния и лихорадочной жажды действия. Только вот — какого?
Возможно, так смотрят люди, стоящие на краю моста — прыгнуть или нет? Только здесь было другое. Этот мужчина смотрел на меня оценивающе, однако, не так как днём. Тогда ему было просто любопытно, а сейчас он… словно примерял меня к себе. Раздевал взглядом, ощупывал. Решал трахнуть или нет. При этом похоти не чувствовалось — уж я-то знала эти плотоядные липкие взгляды! Здесь же был лишь край бездны. И человек просто решал шагнуть в неё или нет.
Зажмурившись, откинул голову на спинку кресла. Кулаки стиснуты до белых костяшек. Желваки ходуном. Напряжён, словно до отказа сжатая пружина.
Я не знала, что делать. Я просто видела, что ему очень плохо и что он один на один со своей бедой. В целом городе кроме меня не нашлось другой живой души, к которой можно прийти… И что? Чем я могла ему помочь?
Возможно, его неведомая боль не зацепила бы меня так сильно, если бы не очередной мо́рок — передо мной словно сидел Игнат. Сгусток боли и отчаяния под упрямой коростой силы. Столько переживший, столько повидавший… Такие не гнутся, они просто ломаются однажды и всё. Навсегда. Хрупкое сердце — слабое место сильных мужчин.
Решиться было очень трудно. Меня словно сковало, тело не слушалось. Но я упрямо заставила себя встать и подойти. Иногда ведь достаточно одной улыбки и простого человеческого «Всё будет хорошо», чтобы шаг в бездну так и не случился. Но иногда нужно больше. И я была готова. Но не ради денег, и не ради причуд странной женщины, зовущейся его женой. А лишь бы только он не сломался. И может, когда-нибудь, где-нибудь, кто-то однажды согреет и Игната…
Осторожно коснулась каменного плеча рукой. Мужчина вздрогнул и распахнул глаза. Встретились взглядами. У меня язык к нёбу прилип. Почувствовала себя так глупо, а он вдруг болезненно скривился и, так и не сказав ни слова, устремился к выходу.
— Ты куда? — вырвалось у меня.
— Завтра к вечеру тебя здесь быть не должно!
Сердце защемило за него. Вот именно так оно и бывает у больших и сильных — последний упрямый рывок ввысь… А потом камнем в бездну.
— Подожди! — бросилась следом, обняла со спины. Прижалась крепко-крепко, чтобы чувствовал меня — живую и искреннюю. Сбивчиво зашептала: — Не уходи. Мне… Мне так одиноко! Я знаю, что мои проблемы тебя не касаются, но… Просто чисто по-человечески, побудь со мной? Я же вижу, ты такой же. Тебе тоже надо. Тебе очень надо! Хотя бы просто с кем-то побыть. Поговорить. Просто. Без всякого там…
Он обернулся, и я испуганно отпрянула. Не выдержав его удивлённого взгляда, потупилась и залилась краской. Ну что за дура…
— Жду в машине, — сказал он, смягчившись.
— В машине?.. Зачем?
— У тебя тут Дошираком воняет. Ничего личного, просто пережрал его в своё время. Вгоняет в тоску.
На том самом внедорожнике, в котором Паша отвозил меня в теремок к Толе и Васе, ехали сначала по городским улицам, потом они закончились и вокруг разлилась сплошная темень. Всю дорогу молчали, лишь одна за другой трещали от мощных затяжек сигареты в губах Данилы Александровича.
— Так что у тебя случилось? — попыталась я завязать разговор.
Он глубоко затянулся, выщелкнул окурок в окно.
— Не твоё дело.
Коротко и грубо, словно пощёчина
Остановились на берегу Волги, и Данила Александрович, так не сказав мне больше ни слова, сразу вышел из машины. Просто стоял, прислонившись к капоту и смотрел в темноту. Довольно долго. Наконец я не выдержала и, тоже выбравшись на улицу, встала рядом с ним. Пусть чувствует, что не один. Хотя бы так.
— По-хорошему, так мне бы тебя засадить, — усмехнулся вдруг он. — И тебе крупно повезло, что мне это не интересно. Проблема только знаешь в чём?
Я закатила глаза.
— А можно как-то без моралей обойтись?
— Не-е-е, — медленно выпустил дым через нос, — ты мне, как никак, должна, и я буду промывать тебе мозг столько, сколько захочу. Так вот, дура ты, Слав. С виду вроде нормальная девка, а на поверку — дура. И однажды ты доиграешься. В этом и проблема твоя, а вовсе не в тачке моей. Могла ведь не на меня, а на реального мажора отбитого нарваться, или авторитета какого-нибудь. И знаешь, что тогда?
— Ну? — усмехнулась я. Знал бы ты, дядя, моё прошлое — помалкивал бы в тряпочку!
— Гну! По кругу бы тебя пустили и делов. Это ведь только с виду девяностые давно прошли, а на самом деле всё по-прежнему. Даже ещё хлеще. Потому что вседозволенность у вас, нынешней молодёжи. Вернее, её видимость, ведь по счетам всё равно платить придётся, рано или поздно. Вот так заиграешься однажды и пропадёшь ни за что, Слав. Уж поверь, я знаю о чём говорю. Сам в своё время чудом соскочил. — Затоптал окурок, сплюнул. — Так что завязывай, давай, со своей хулиганкой. Лучше учись, семью нормальную создавай. И вперёд — в светлое будущее, а не вот это всё.
Я прифигела. Он говорил как грёбанный папашка, да и моралей я терпеть не могла, но… Не ожидала такого участия, тем более от него. Не сдержалась, импульсивно обняла. Без всякого контекста. От души. А он немного помедлил… и зарылся пальцами в мои волосы на затылке, повёл ладонью по спине. И не по-отечески, ох не по-отечески он это сделал!
— Давай начистоту, Слав? В любовницы на постоянку набиваешься, или разово?
Я хотела отпрянуть, но он удержал, вжимая в себя крепко и требовательно, давая почувствовать свою силу и власть.
— Тебе сколько, восемнадцать-девятнадцать? В башке пуля, море по колено, все методы хороши, да? Забавно. Ну а мужик-то у тебя был уже? Или я удостоен чести первопроходца?
Я от досады аж зубами скрипнула. Так вон оно что! Идеальный мужчинка оказался не таким уж и верным? Просто увёз подальше от лишних глаз, где нет свидетелей — нет и измены…
— Не люблю девственниц, — усмехнулся он. — Завышенное самомнение по поводу своей исключительности, а по факту — дурные малолетки. А я не любитель малолеток, Слав, вот такой косяк в твоих расчётах.
Я онемела на мгновенье… Что? Что он, блин, сказал?! И взорвалась:
— Придурок! — Замолотила его по плечам. — Самовлюблённый говнюк! Старпёр хренов, да у тебя просто кишка тонка, понял! Ты просто трус! Все вы тру́сы! — Ох, как меня бомбило! Обида, та самая, Гордеевская, от которой я ещё не отошла и, наверное, никогда и не отойду, триггернула по самое не могу! — Да вам всем только одно нужно, только цену себе наби…
Он перехватил мою руку, сжал запястье. И даже это у него вышло совсем по-Гордеевски!
— Если уж решила стать проституткой, уважай запросы клиентов, девочка! — сквозь зубы ядовито процедил он. — Больше покорности, меньше спеси. Дерзость — только по особому заказу. И да, основной клиент на таких как ты дур — старпёры и самовлюблённые говнюки. Привыкай. И целку свою, кстати, можешь продать подороже. Но только не мне. Я брезгливый на счёт крови.
— Да пошёл ты! — выдрала я руку и сбежала в машину. Хлопнула что есть дури дверью. Ох, что со мной творилось! Я готова была прибить и его, и его дурную бабу, втянувшую меня в это дерьмо. Моралист хренов! Целок он, видите ли, не любит! А овца-то его говорила, что он даже не заметит! И что это, пасхалочка такая? Обмен колкостями, через меня, дуру? Ооох, гады, ну вы у меня дождётесь…
Всё гениальное — просто. И нет ничего страшнее обиженной женщины. А если соединить эти истины с «дурной малолеткой» — то вообще смертельное комбо получится!
Пока гад стоял на краю обрыва и, судя по всему, охрененно довольный собой, мечтательно покуривал, разглядывая звёзды, я, наплевав на боль, до крови расцарапала основание своей ладони. Вынув из бананки новые трусики, сорвала этикетку и промакнув мотнёй кровь, сунула их под переднее пассажирское. Недалеко. Так, чтобы особо искать не пришлось.
Это вам номер раз!
Густо намазав губы помадой, оставила по жирному отпечатку на каждой ладони, и замерла в ожидании. Долго ждать не пришлось — мужик плюхнулся на свое место, как ни в чём ни бывало, пихнул меня в плечо:
