— На птичьих правах, — пожала плечами Даша, а потом добавила мрачно: — Так дядя Леша говорит. Чтобы мы не забывали, от кого зависим. Он и денежку кому-то отдал за то, чтобы молчали, — она сошла на шепот. — Я подслушала его разговор с мамой, — призналась тихо, наклонившись над столом. — Только вы никому не говорите, а то мне попадет.
Олег неуверенно кивнул и озадаченно улыбнулся:
— Ты ешь, ешь.
И Даша принялась за еду, налегая на пирожные с новой силой, запивая их чаем и причмокивая от удовольствия. А допив чай, неуверенно посмотрела на Олега, хлопая ресницами.
— А можно мне их с собой забрать? — спросила она смущенно.
— С собой? — переспросил мужчина, словно не поняв. — Ну, можно, если хочешь, мы же за них заплатили.
Девочка засияла, принявшись укладывать оставшиеся пирожные на салфетку.
— Подожди, я пакетик попрошу, а то испачкаешься.
— Да ладно! — отмахнулась девочка, аккуратно завернув пирожные и продолжая улыбаться. — Вот Юрка обрадуется! — проговорила она с радостью в голосе, а Олег почувствовал себя идиотом.
Ну, конечно же, Даша понесет пирожные брату! А он что подумал? Что она их домой взяла, чтобы потом одной съесть? Вот недалекий человек!
— А хочешь, мы Юрке тоже пирожные купим? — спросил мужчина, заговорщически подмигнув девочке.
Она уставилась на него с удивлением.
— Юрке? Пирожные? — и, смущенно захлопав ресничками, переспросила: — А можно?
Сердце Олега едва не разорвалось от боли. Разве так должно быть?! Ребенок спрашивает разрешения на то, можно ли купить еще пирожных для брата?!
— Конечно, можно, — заявил мужчина и, подозвав официанта, повторил заказ. — Сейчас принесут.
Даша засветилась, засияла, как лампочка. Черные глазки улыбались, как растягивались в улыбку и ее губки. Она тепло выговорила:
— Спасибо.
А Олег, наблюдая за ней и слушая ее внезапную болтовню, нервно кусал губы и думал о том, каким же негодяем нужно быть, чтобы довести ребенка до такого состояния!?
Как неправильно, как дико, как страшно…
А Даша воспринимала всё как факт. Такой была ее жизнь. Именно такой, другой она не знала, а если и знала, то с трудом могла вспомнить, что значит быть любимой. И сейчас она радовалась этим минутам счастья, как и положено радоваться ребенку, наивно, невинно, чистосердечно.
Дома Юрка опять спрашивал, откуда у нее деньги. И Даша рассказала брату о встрече с дядей Олегом.
— Этот тот самый добрый дядя, который тебе уже подавал? — переспросил брат. — Да? Он снова приходил?
Даша улыбнулась брату, села рядом с ним на кровать и утвердительно кивнула.
— Да, он снова приходил, — она достала из кармана пакет и протянула его брату. — Мы в кафе ходили, и он мне пирожные купил. И тебе тоже. Сказал, чтобы я тебе передала.
Глазки мальчика загорелись. Ерзая на кровати, Юрка чуть ли не прыгал на месте от радости. Уставился на сестру, словно не веря своим глазам, но с таким восхищением, с такой надеждой!
— Правда-правда? — сияя от счастья, переспросил он. — Для меня? — и потянулся ручками к пакету.
Даша кивнула, ощущая, как тепло растекается по телу при виде улыбки брата.
— Да, это тебе. Ешь.
Юрка еще пару мгновений смотрел на пирожные, покрытые кремом, а потом, облизнувшись, накинулся на них, жадно запихивая в рот.
— Юр, ну, не торопись ты, — рассмеялась девочка, — подавишься ведь!
Тот замотал головой, широко улыбаясь. И, налегая на пирожные, выдавил:
— Неа…
Даша снова рассмеялась. Как мало, оказывается, нужно для счастья.
— Как ты сегодня? — заботливо поинтересовалась она. — Голова не болит? А горло? Температуру мерил?
Юрка, доев последнее пирожное, вытер руки и посмотрел на сестру.
— Не было температуры. А еще дядя Леша заходил, пока тебя не было.
Даша вмиг напряглась.
— Что он хотел?
— Хотел с тобой поговорить, — опустив глаза, пробормотал Юрка и откинулся на подушки. — Я сказал, что ты на площади.
— Ты ему рассказал про дядю Олега? — ужаснулась девочка.
— Нет, не рассказывал! — проговорил мальчик. — Я подумал, что он ругаться будет.
Даша нахмурилась. Будет, точно будет ругаться.
Девочка вынула из кармана деньги, которые дал дядя Олег и, подскочив к шкафчику, открыла дверцу. Большую часть из них положила под одежду, куда прятала всё, что откладывала для себя и брата.
Она едва успела сесть на кровать рядом с Юркой, намереваясь еще раз измерить тому температуру, как вдруг дверь в комнату распахнулась, и на пороге возник сожитель матери.
Безразличным взглядом осмотрев помещение, Алексей воззрился на девочку и мальчика, вдруг сжавшегося в комочек и выглядывающего на него с испугом из-под одеяла.
— Дашка? — Алексей с высоты своего роста смотрел на нее, словно бы недоволен чем-то.
«Неужели узнал о том, что она прячет деньги? ужаснулась девочка. Или за что-то будет ругать?».
— Да? — подняла она быстрый взгляд и тут же опустила.
— Ты была на площади? — сделав несколько шагов вперед, спросил Алексей.
— Да, — выдавила она из себя, не двигаясь с места.
— Сколько заработала? — он подошел к ней ближе, застыв в паре шагов от кровати, на которой она сидела.
Даша сглотнула и засунула руку в карман куртки.
— Немного, — проговорила она. — Десять рублей. Вот… — она протянула мужчине деньги.
Подозрительно прищурившись, Алексей покачал головой.
— Негусто, — и с неодобрением и недовольством процедил. — Ты меня не обманываешь?
Спина девочки выпрямилась, но она отрицательно покачала головой.
Только бы голос не дрожал. Только бы не дрожал!
— Нет.
Он помрачнел и, выхватив деньги из ее ладошки, раздраженно насупился.
— Вот и правильно, — резко выдохнул Алексей и кинул предупреждающий, наполненный угрозой взгляд в ее сторону. — Если узнаю, что ты что-то утаиваешь от меня и матери… Тебе не поздоровится.
Даша сглотнула и посмотрела на него.
— Тебе ясно? — спросил Алексей, зло ухмыльнувшись.
— Да, — пробормотала девочка, — ясно.
Спорить с ним она никогда бы не осмелилась. Лгать ему она научилась так же, как научилась выживать в этом мире, в котором никому до нее не было дела. И хотя Алексей невольно толкнул ее на попрошайничество, все принесенные деньги она должна была отдавать ему. Но никогда всей суммы Даша не отдавала, пряча остатки заработанного в свой маленький «сейф».
Даша надеялась, что Алексей об этом не догадывался. Если бы он узнал, что она обманывает, то строго наказал бы за ложь.
