на поиски рыжей. И давай, Валер, пока без мокрухи. Девчонка нужна мне живой, – пока без мокрухи?! Вот тебе и хороший бандит.
Я испытываю самое настоящее облегчение, когда пересаживаюсь с ясно зрячим в угнанный Люсей автомобиль. Каким бы плохим ни был не Достоевский, с ним почему-то комфортно.
***
– На выход, Элизабет.
– А можно я одна, без вас пойду? Я не сбегу, клянусь.
– Ты только что пальцы скрестила, Е. Банько, – да как он все подмечает?!
– Блин, – чуть ли не топаю ногой от разочарования. – Ну мне будет сложно объяснить кто вы. Не ходите со мной, пожалуйста.
– На ходу придумаешь что-нибудь. С твоими-то способностями.
– Ладно. Но можете сделать лицо попроще? Вы, как бы это сказать... страшный. Не в смысле не красивый, а выглядите устрашающе. Вот это хотя бы разгладьте, – тяну руку к его лбу и надавливаю пальцами на морщину. – Вам тридцать три, а выглядите на все... тридцать четыре. И можете вот так вот не смотреть. Глаза у вас, как бы, короче, не мешало бы…
– Выколоть?
– Господь с вами, с глазами вам лучше. Они очень даже красивые. Просто не смотрите на людей с таким прищуром. Улыбайтесь.
– Меня раздражает твоё выканье. Заканчивай.
- Простите, но я не могу тыкать малознакомым взрослым мужчинам. Ладно, опустим эту тему. Раз не можете быть нормальным, давайте так: сейчас я главная, поэтому вы просто молчите.
На удивление, не Достоевский мне не возражает, молча идёт со мной к профессору, который, увы, оказывается на больничном. Зато тут как тут его заместитель Алексей, мой некогда преподаватель по терапии, не только положивший на меня глаз, но и являющийся моим соседом. На Фёдора он смотрит максимально подозрительно и всем своим видом показывает, что не желает видеть его рядом.
– Можно мы вместе пройдём в кабинет? Я не могу его оставить одного, – указываю взглядом на Фёдора.
– Это кто вообще?
– Это мой... немой больной дядя Федя из Лобка. У него умер опекун и вот я забрала его к себе до тех пор, пока не найдём нового. Он недееспособный, – без заминки выдаю я, смотря на озадаченное лицо на данный момент молчаливого не Достоевского.
– Из Лобка?
– Ну да, Лобок. Маленькая деревня в Псковской области. Так можно с ним зайти?
– Он не может побыть один? Что с ним? Синдром Дауна?
– Какой же он даун? – возмущённо произношу я, смотря на не менее возмущенного Фёдора. – Просто... имбецил. Его нельзя оставлять одного, мало ли чего. Так мы пройдём?
– Ну проходите.
– Садись, Феденька. Не буянь, – словно реально умалишенного Фёдора усаживаю на стул, и сама сажусь рядом. Судя по говорящему взгляду ясно зрячего, жить мне осталось недолго.
Описываю внешность и особенности разыскиваемого нами мужчины и протягиваю рисунок Алексею, на что он многозначительно улыбается.
– Лизунь, а ты с чего решила, что он почечный больной? Почему не печеночный?
– Ну мне так показалось, да и асцита у него не было. Так ты не узнаешь его?
– Допустим, узнаю. И что мне с этого будет? – как минимум, плевок в радостную морду.
– Огромное человеческое спасибо?
– Неа, – усевшись на край стола, улыбаясь выдаёт Алексей. – Как минимум, ещё одно свидание со всеми вытекающими. Сегодня вечером.
– Договорились. Ну так как мне его найти?
– Только после свидания.
– Ну, Лёш, это несерьёзно, хоть фамилию скажи.
Ломается он непозволительно долго, выводя из себя не только меня, но и ясно зрячего.
– Ну так какая фамилия у него?
– Корепанов Вениам..., – договорить Лёша не успевает. Ясно зрячий резко приподнимается со стула и вырубает Алексея одним ударом головы...
Глава 9
Стою шокированная с открытым ртом и наблюдаю за тем, как Федор подхватывает потерявшего сознание Лешу и усаживает на кресло.
– Ты… ты… ты что сделал?!
– Для дееспособной племянницы из Сучкино несколько тупой вопрос, не находишь?
– Сучкино?!
– А ты что запамятовала? Рядом же росли, я с опекуном в Лобке, а ты в деревне Сучкино Псковской области, – «Псковской» ясно калечащий произнес намеренно таким образом, чтобы оставить на мне след.
– А плеваться-то зачем? – вытираю тыльной стороной ладони слюну Федора.
– Считай, что это суженый тебя поцеловал, – сказала на свою голову. – А вообще, нам имбецилам можно все.
– Ну зачем ты его ударил?!
– Ты плохо меня слушаешь. Я, кажется, говорил, что обладаю недюжинным терпением, но, когда оно заканчивается, я превращаюсь в плохого дядю, как оказалось из Лобка. Не переживай, очухается этот долбонавт.
– Но мы же даже не узнали полное имя.
– Серьезно? Думаешь много Корепановых Вениаминов делают этот самый шмонализ и стоят в очередь на пересадку почки?
– Диализ.
– Да похрен. Он поэтому и запомнил его, имя редкое. Вениамин – этого тебе не Лешка-гондошка. Пойдем, – хватает меня за руку и тянет на выход.
– Куда? А как же адрес этого Корепанова?
– По своим источникам пробью.
– Но мы же здесь его можем узнать. Историй болезни в кабинете нет, но в компьютере все есть. Я здесь практику проходила, знаю, что да как. Дай мне пару минут. Я, конечно, в технике полный ноль, но помню, где все искать.
Вместо того, чтобы сесть за компьютер и найти данные о Витином знакомом, я неотрывно смотрю на Лешин лоб, на котором уже проступают явные признаки удара. У Федора же почему-то следов нет.
– Это искусство, вырубать дебилов без последствий для себя, – да как он читает мысли?!
– Может, ему пока приложить что-нибудь холодное?
– Нет, будет ему напоминанием: не стоит людям трахать мозг.
Сажусь за компьютер, Федор зачем-то становится рядом и кладет мне на плечо ладонь.
– А рука зачем на мне?
– А ее испачкал слюнями. У имбецилов, знаешь ли, частенько они капают, не об себя же вытирать, – нехотя поднимаю на него взгляд.
– В таких случаях можно приобрести слюнявчик. Могу подарить, если сразу после кабинета наши пути разойдутся.
– Ты в Сучково, а я в Лобок?
– Ты в Лобок, а я в лоно семьи. У меня бабушка больная, мне надо срочно домой.
– Золотце мое, я рад, что ты стала мне тыкать, но
