— Кстати!.. — я выдернула из сумочки листочек с ручкой и написала свой домашний номер: — Держи, мало ли.
Он сложил записку в карман рубашки:
— Если всё нормально, в следующие выходные так же?
— А давай к десяти на ГЭС, до лесочка пройдёмся?
— Давай! В лес я тоже с удовольствием. Всё, я побежал.
Я посмотрела, как он заворачивает за угол и начала подниматься по длиннющей лестнице. Сколько здесь ступенек? Тридцать, наверное. Или сорок. Возвращаться к началу и пересчитывать не хотелось.
С тренерства отец ушёл где-то с год как. Дела вёл с Аллой Алексеевной на двоих, хотя всё время представлялся как «старший упаковщик тары».
Крутиться пытались они по-всякому. Начинали с обуви — про сандалии-то я уже рассказывала. Привозили и отличные итальянские сапоги. Жаль только, сплошь на высоком каблуке, а я каблук ношу разве что маленький. Высоты боюсь, ага.
И мех с дальнего востока, норок в основном, шапки шили. Хватались за всё что могли, мда.
Секондом вот занялись, наверное, с полгода как. Только расчухала я его прелесть не сразу. Обычно же секонд хенд — это самое дно, то, что продаётся на развес. В таких магазинчиках тоже можно что-то хорошее найти, но для этого нужно тонну заношенных шмоток перебрать. А отец с Аллой Алексеевной возили не дешманский, а штучный товар, качественный, с каких-то специальных распродаж. Половина вещей была и вовсе новьём, в заводской упаковке. Как-то они исхитрялись скупать у фирм с большими скидками остатки коллекций прошлых-позапрошлых годов. Для шокированной России это был почти высший пилотаж.
С этими мыслями я, наконец, преодолела лестницу и дёрнула дверь.
Внутренность помещения начала приобретать законченный вид. А посреди недооформленного разгрома сидели отец с Аллой Алексеевной и пили чай.
— На одном чае с печеньем жить — так и помереть можно! — поприветствовала я их.
— Ольгуня! — обрадовалась Алла Алексеевна. — Чай пить будешь?
Это у них прям лозунг заведения.
— Буду.
— Садись, доча! — папа налил мне кружку. — Рассказывай.
— А чего рассказывать? Хотела попросить вас, как за обувью поедете, привезти мне сапоги без каблука. Я на таких цырлах не могу, сразу ноги болеть начинают.
— У тебя? — удивилась Алла Алексеевна, имея в виду, что ноги молодые и всё такое.
— Взъём мелкий. Да я ещё очень способная по части ногу подвернуть.
— Ну, конечно, надо посмотреть, Саша! А эту зиму ты в чём ходила?
— Да в чём… В валенках…
— Ну, вот ещё! Молодая девочка, в валенках! Всё, Ольгуня, я возьму это на контроль! Тебе-то уж мы по себестоимости привезём. Если что — в рассрочку…
— Да я, наверное, сразу смогу рассчитаться. Я тут подработочку нашла.
— Какую? Бери зефирку, вкусные…
— В детском саду стены расписываем с подружкой.
— Чё платят? — поинтересовался отец.
— Не сказать, чтоб золотые горы, но на сапоги хватит точно.
Если простые сапоги, китайский ужас, стоили тыщ сто пятьдесят, поприличнее — триста, то итальянские могли и в миллион выйти. Но я-то рассчитывала, что у меня хотя бы два миллиона в саду получится, так что должно было даже остаться.
— Вот бы ты нам тут расписала, а? — мечтательно оглянулась Алла Алексеевна: — Мы бы с тобой товаром рассчитались, да, Саш? — отец, которого обычно даже самые спартанские условия устраивали, только плечами пожал.
— Нарисовать-то я могу, — я тоже оглянулась, прицениваясь к помещению новым взглядом. — А что, это вот — всё? Так и останется одна коробка?
Они воззрились на меня оба и ответили хором, но разное:
— Ну вообще-то да, мы хотели большой зал…
— А зачем нам второе помещение?..
— Ну вы даёте! — удивилась я. — А склад? Или опять в гараже слаживать, чтоб вас по второму кругу обнесли?
Нынешней зимой с ними случай произошёл, диковатый даже по меркам девяностых. Тут надо пояснить, что папа с семьёй жили в маленьком восьмиквартирном доме, на первой линии, рядом с остановкой Мухиной. Рядом под окнами стоял гараж. Кто-то просёк, что в гараж складывается товар. Подъезд подпёрли и накачали каким-то газом — никто из жильцов раньше десяти утра не проснулся. Как потом говорили — хорошо, что живы остались! А гараж обчистили в ноль. На сколько миллионов товара вынесли, я даже предполагать не буду. В том числе поэтому и не было у отца возможности нынче помочь мне ни с шубами, ни с сапогами, сами сидели с хлеба на квас…
Папа с Аллой Алексеевной воззрились друг на друга.
— Саш, правда? Чё мы не подумали, места вон сколько!
— Надо материалы тогда докупать.
— Ну докупим…
— Ладно! — папа встал. — Тогда пойду замеры сделаю.
— А что бы вы хотели, чтобы я нарисовала? — уточнила я прихлёбывая чаёк.
— Ну, не знаю… — Алла Алексеевна посомневалась, — пейзаж какой-нибудь?
— Если только стилизованный. А то будет смотреться как деревенский клуб.
— Вот только не абстракцию!
— А может декоративное что-то?
— Думаешь, будет стильно?
Я пожала плечами:
— Почему нет? Давайте я пару эскизов накидаю, что понравится — то и будем рисовать.
— Ой, слушай! Иди-ка сюда! — она подскочила и побежала в подсобку (ну, «побежала» — это я так образно, на самом деле Алла Алексеевна была дамой обширной комплекции и двигалась обычно довольно плавно).
Я заглянула следом, поскольку ме́ста, чтобы войти, практически уже не осталось. Алла Алексеевна перебирала на полочках какие-то пакетики.
— О! Вот он! — она протянула мне крошечную упаковку. На вид как джинсовое что-то. Верёвочки…
— А это что? — сквозь целлофан упаковки прощупывалось что-то твёрдое.
— Это купальник, Оля! Смотри, — она шустро распаковала вещичку. Джинсовым оказался только цвет, ткань была мягкая и очень приятная на ощупь. — Смотри, какой лифчик удобный! Обычно же такие, бесформенные, а этот на косточках, как бюстгальтер. А низ — шортиками. Глянь, шикарно как. Шортики летом и в городе носить можно, секси! М? По-моему твой размер. Померишь? Давай поменяемся…
Мы с ней совершили рокировку, и Алла Алексеевна прикрыла за мной дверь подсобки. Тут и зеркало есть, хорошо…
Лифчик и впрямь сел на меня идеально. Вот что значит, глаз намётанный. Шорты тоже подошли. Класс!
Я быстренько переоделась обратно и сложила всё как было.
— Ну как? — спросила из-за двери Алла Алексеевна.
— Отлично, — я вышла в зал. — Сколько я вам должна?
— Нисколько. Будем за декор рассчитываться, — она сделала плавный жест рукой, — вместе посчитаем. Пусть это такой мини-аванс.
— Ну, ладно. Постараюсь эскизик набросать побыстрее.
На этом мы согласились, и я пошла к отцу.
— Помочь?
— Да я уже всё записал.
— Покажи хоть, как двери будут, чтоб мне представление иметь.
Я тоже записала себе размеры и сложила листочек в сумочку.
— Ладно, попруся я, — это у нас шутка юмора такая, лингвистическая.
— Да погоди, двадцать минут — и вместе поедем, подкину тебя.
— О, ну ладно!
Я помогла помыть посуду, мы распрощались с Аллой Алексеевной, которая жила неподалёку, и полетели.
Уже в машине я завела вторую часть разговора:
— Пап, мне ж и носить зимой нечего. Куртка та такая страшная, это ж просто крандец.
— Шубу хочешь?
— Ой, не знаю. На шубу я вряд ли замахнусь. Искусственную не хочу. Сколько она продюжит — года два? А из натуральных… Если только на мутоновую.
— Может, пальто? Наши бы сшили.
В мастерской у них реально хорошие портнихи сидели, шили пальто, в том числе и зимние — это я помню.
— Сшить? — посомневалась я. — Только не бабушкинское!
— Какое захочешь — такое и сошьют!
Так-то да, но… Надо подумать, картинку нарисовать. Сколько они заломят ещё…
А, может, и сама сошью, у Аньки вон в журналах выкройки есть — с платьями справляюсь же. Наш «Зингер» даже валенки шьёт. Хотя дорогую пальтовую ткань испортить страшно, конечно.
Ладно, до зимы ещё дожить надо.
