Она замолкает, глядя через проход на открытое окно с другой стороны самолета.
— Марго, — бормочу я, жалея, что не могу протянуть руку и взять ее за подбородок, чтобы повернуть ее лицо ко мне. Но знаю, что это было бы слишком, особенно в самолете, полном моих товарищей по команде и других сотрудников «Тузов». — Я слишком тебя уважаю, чтобы болтать о таком. А еще, если честно… Не хочу, чтобы ребята знали о том, что произошло, не больше, чем ты. Я как бы хочу сохранить память о том дне только между нами.
Я по-прежнему не вижу ее лица, но ее плечи немного расслабляются, скованность уходит из них. Я чувствую, как мои плечи опускаются, как будто удерживал в них напряжение, соответствующее ей.
— А можно еще кое-что сказать? — добавляю я, внезапно почувствовавшим себя очень смелым, может быть, потому что все еще не уверен, что мы доберемся до места назначения целыми и невредимыми. Я сам не свой во время полета. — То, что мы делали в лифте… это, честно говоря, было одной из самых горячих вещей, которые я когда-либо испытывал. С кем-либо. Я не мог перестать думать об этом.
Марго краснеет, поглядывая на меня из-под ресниц.
— Ни за что. Я тебе не верю.
— Это правда, — настаиваю я. — Как бы странно это ни звучало, никогда раньше не делал ничего подобного. Это было сексуально и неожиданно, и просто совершенно дико. Ты дикая, Подсолнух, в лучшем, блять, смысле.
Словно не в силах удержаться, она поворачивает голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Наши взгляды встречаются, и все, о чем могу думать, это то, каково было бы прижаться моими губами к ее. Они такие полные и плюшевые, с идеальным бантиком купидона наверху, и одно из моих самых больших сожалений в жизни состоит в том, что я знаю, как она звучит, когда кончает, но не знаю, каково это целовать ее.
Ее губы приоткрываются, язык высовывается, чтобы облизать их, и она тихонько выдыхает.
— Знаешь, это было совсем на меня не похоже, — шепчет она. — На самом деле я не такая дикая. Вроде даже не чуть-чуть. Я очень практична и ответственна, поэтому, что бы ты ни думал, вероятно, у тебя сложилось неправильное представление обо мне.
— Неправильное представление? — спрашиваю я, приподняв бровь. — У меня не было таких мыслей. Просто хочу узнать тебя получше, но должен признать, мне нравится все, что я знаю до сих пор. И то, что мы сделали, не было никоим образом неправильным. По крайней мере, я так не думаю, — улыбаюсь, позволяя костяшкам пальцев коснуться ее. — Конечно, это было спонтанно, и, может быть, мы оба вели себя немного импульсивно, потому что были напуганы, но… не знаю. Это просто казалось правильным, и я ни о чем не жалею.
Она снова одаривает меня той полуулыбкой, и это почти убивает меня. Не знаю, сколько еще смогу сидеть здесь, не поцеловав ее. Наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга. Я так чертовски хочу ее, и чем дольше смотрю в серо-голубые глаза, тем больше теряю контроль над реальностью и тону в них.
Но, прежде чем я успеваю сделать какую-нибудь глупость, она отстраняется и прочищает горло.
— Возможно, мне следует продолжить интервью с кем-то другим, — говорит она. — Спасибо, что… нашел время поговорить со мной.
Марго расстегивает ремень и собирает свои вещи, затем встает и идет вдоль прохода, прежде чем успеваю что-то сказать. Тем не менее, я смотрю, как она уходит, и в этот момент меня тянет к ней больше, чем когда-либо.
Кажется, она думает, глубоко ошибаясь, что мне не понравится тот факт, что она практичная и ответственная. Я имел в виду это, когда говорил, что каждая новая вещь, которую узнаю о ней, заставляет меня любить ее больше. Мне нравится, что она представляет собой интригующую смесь милости и дерзости, смелости и осторожности, серьезности и игривости.
И я одновременно люблю и ненавижу тот факт, что она, кажется, полна решимости сопротивляться моим чарам.
Глава 9
Ноа
На льду во время нашего выездного матча я катаюсь так, как никогда раньше не катался.
Всю игру я играл так, как будто это последняя игра в финале Кубка Стэнли, ловлю и отбиваю шайбу при каждом удобном случае, слежу за состоянием своего тела, как будто от этого зависит моя жизнь. Тем не менее, мне удалось остаться в стороне от штрафной площадки, потому что, несмотря на сильное стремление к победе, я не делаю глупых ошибок и не позволяю своей агрессии взять верх надо мной.
Однако этого нельзя сказать о другой команде. Один из игроков команды «Соколов» получает штраф за хук, и судья тут же дает свисток. Толпа хозяев поля свистит, когда его отправляют на штрафную, и в игре наступает короткий перерыв, а тем, кто смотрит дома, показывают один или два рекламных ролика. Я пользуюсь случаем, чтобы отдышаться, и оглядываюсь на своих товарищей по команде, которые также всю ночь играли от души.
Улыбка расплывается по моему лицу.
Это то, что люблю больше всего на свете, и я знаю, что это так же важно для всех них. Играть в эту игру как профессионал — было нашей чертовой мечтой, и, хотя мои родители, возможно, не видят этого, я очень доволен тем, как сложилась моя жизнь.
Как раз перед тем, как игра снова начинается, смотрю на трибуны и вижу ее. Марго. Она сидит несколькими рядами выше, рядом с Тедом, одетая в сине-черно-белую майку. Ранее она упомянула, что это будет первый хоккейный матч, на котором она когда-либо была, и вид ее в цветах «Денверских Тузов» заводит меня как ничто другое. Потом я мельком замечаю вышитую цифру «6» на ее майке, и что-то сжимается в моей груди.
Это номер Сойера, не мой. Не 17.
Я не думаю, что Марго купила майку сама. Она выглядит слишком большой и немного потертой. Вероятно, это одна из старых Теда, которую он ей одолжил, но даже в этом случае, увидев, что она носит номер товарища по команде вместо моего, у меня по спине пробежала волна ревности.
Судья дает свисток, сигнализируя о возобновлении игры, поэтому я отрываю взгляд от Марго и сосредотачиваюсь на шайбе, ожидая, когда она упадет. До конца игры осталось меньше двух минут, а мы на одно очко впереди. У нас есть два способа обеспечить победу: любой ценой не дать другой команде забить или забить еще раз самим. Как капитан и центровой, я лично предпочитаю наступление, а не оборону.
И достаточно скоро получаю свой шанс.
Всего за минуту до конца периода центровой «Соколов» выбрасывает шайбу, и я использую эту возможность. Бросаюсь к их зоне, с легкостью преодолевая защиту. Вратарь пытается меня подрезать, но я слишком быстр для него. Он выходит из линии ворот, готовый бросить мне вызов. Знаю, что не могу забить с такого острого угла, поэтому ищу удачную возможность.
К счастью, слышу знакомый голос, зовущий меня.
Тео подъезжает к моему левому флангу, клюшка наготове. Я имитирую удар, чтобы обмануть вратаря, а затем передаю шайбу Тео. Он сворачивает клюшку и наносит стремительный удар, который точно попадает во вратаря. Шайба влетает в сетку ворот, вызывая одобрительные крики нескольких болельщиков «Денверских Тузов» в здании. Они в меньшинстве, так как это выездная игра, но они все равно аплодируют достаточно громко, чтобы наполнить арену победными звуками.
Я отвожу Тео в сторону и обхватываю его рукой, слегка встряхивая.
— Блять, да! Это был красивый удар!
— Вот как это делается! — кричит он, когда остальная часть нашей команды собирается присоединиться к празднованию. Оуэн Эшфорд, еще один из нашей команды, врезается в нас с Тео медвежьими объятиями, а Риз идет прямо за ним.
На часах останется всего около сорока секунд, когда игра возобновится, и практически нет шансов, что «Соколы» смогут забить два гола за это время. Однако мы не сдаемся и не успокаиваемся, отказываясь позволить им иметь даже крошечную надежду. Как только игра официально завершена, мы поздравляем друг друга, хлопаем по шлемам и по спинам. Затем я веду остальных, пока мы обмениваемся рукопожатием с другой командой в центре площадки.
Все в восторге, когда мы направляемся в раздевалки, чтобы привести себя в порядок, и я тоже… хотя образ Марго с номером Сойера вонзается в мой мозг, как шип, врезаясь в волнение от нашей победы. У меня болят мышцы, я проголодался, а еще чертовски вспотел, поэтому снимаю экипировку и быстро иду в душ. После того, как надеваю чистую одежду, Тео спрашивает, не хочу ли я выпить, прежде чем закончиться вечер.
