в перемешку с собственным позором накрывает мою бедовую голову, как сход снежной лавины с отвесной скалы.
Дернулась. С треском врезалась в стену. Чувствую, как острая боль пронзает плечо, но не это меня сейчас волнует, а совсем другое.
— Нет. Нет. Нет.
— Пожалуйста. Я не хочу. Отпустите меня!
— Прошу. — Я пытаюсь кричать пересохшим горлом, отталкивая это каменное извояние приближающее свое лицо к моим губам и вжимающее своё огромное боевое орудие в мое тело.
Господи, отдаться в туалете сумашедшему…, как последняя шлюха. Потерять девственность сидя на раковине.
Русалка хренова.
Чем я вообще думала, когда решила, что могу лечь с незнакомцем. Как я могла принять тот факт, что мною овладеют, как вещью. Попользуют и выкинут. Да не безвозмездно, но…
Мои самобичивания, которые вот совсем сейчас ни к месту и ни к времени прерываются оглушающим скрежетом зубов.
Пристально всматриваюсь в нависающее надо мной лицо, сама не знаю, что хочу там увидеть, и на что надеюсь.
Меня колотит от страха, но я отмечаю наличие огромной нечеловеской усталости, под глазами мужчины залегли черные тени, лицо искажено гримассой неприятной боли и несмотря на загар бледное. У меня защемило в груди, странное чувство. Не обдумывая и не взвешивая свои действия, просто протягиваю руку, и нежно касаюсь его колючей щеки тыльной стороной кисти. Дьявол вздрогнул и уставился на меня во все глаза, такое ощущение, что никто и никогда этого с ним не делал, ну или я осмелилась приласкать дикого зверя, и испугала его этим действием. И тут же посыпался трехэтажный мат, а может и на несколько этажай и повыше. Черные глаза стали еще темнее, а ненависть в них забурлила кипящим коктелем.
Ругаю себя на чем свет, за свою дурость и ясно понимаю что этот мужчина точно сумашедший…
Псих!
Это стало еще понятнее, когда он внезапно разразился безумным, ужасающим хохотом и брезгливо, как от пракаженной оторвал от меня свои руки.
А потом этими самыми руками стал разбивать зеркала и выдирать из стен раковины, одну за другой, как морковки с грядки.
Я прижалась спиной к стене и боялась издать хоть какой-то звук.
Зажав рот рукой я безостановочно молилась. Опасаясь, что если он сейчас, в этом порыве меня ненароком убьет, а потом его амбалы с каменными харями преспокойно вынесут моё тело и закопают в тихом лесочке…
То мой родной Максимка останется совсем один. И какая судьба ждет без меня этого лучезарного мальчишку?
В лучшем случае он попадет в детский дом. В худшем… Одинокая слеза всеже обожгла мою щеку.
Нет. Нет. Нет. Даже думать себе запрещаю…Я обязательно найду выход. Господь не может закрыть все двери.
"ДВЕРИ"
Это постижение придало мне каких-то особых сил. И я как ошпариная выскочила из туалета.
Я бежала по коридору к выходу на улицу с такой скоростью, что казалось ноги не касались земли.
Там меня схватила обезумевшая Светка.
— О боже! Сластена! Ты цела? Он что нибудь сделал с тобой?
— Нет. — я как болванчик мотала головой, пока подруга пристально всматривалась в мое лицо.
— Солнце все хорошо. Я в порядке. Правда — но как я не старалась меня трясло и голос выдавал мое состояние.
— Поехали отсюда! Пожалуйста быстрее! Он ненормальный! Он просто больной!
Мы схватились за руки и помчались до автобусной остановки.
За эти несколько дней весь мой и без того шаткий мир полностью перевернулся, и я осознала, что попала в какой-то чертов капкан.
Единственный имевшийся план провалился. Помощи мне просить не у кого. А сама я не знаю, где могу достать эту чудовищно-огромную сумму денег, чтобы спасти брата.
А еще острое опасение вызывает у меня мое психологическое здоровье, кажется, я сошла с ума. Другого, более точного определения безумию что со мной творится, я подобрать не могу.
Как вспомню этот адский вечер, так хочу умереть.
Эти безостановочно-преследующие меня воспоминания, вызывают в моем мозгу больные, неадекватные мысли и еще, более больные, идиотские чувства, не дающие моей бедной голове покоя, и мешающие осредаточиться на решение проблемы, которая висит надо мной как домоклов меч.
Перед глазами стоит искаженное бешенством лицо, и я не могу унять эту дрожь в теле.
Господи, я такая дура! Рву на голове волосы и загибаюсь от стыда.
Позорище, докатилась.
Зажмуриваюсь до боли, пытаясь заставить себя все забыть.
Забыть и не вспоминать: ни глаз его черных, ни наглых прикосновений, ни проклятых горячих губ, ни себя — идиотку опустившуюся до такого… что даже слов не подобрать.
А перед мысленным взором, как насмешка судьбы, кадры киноленты; он заталкивает меня в туалет и грубо, без колебаний показывает мне мое место в системе своих ценностей, а я…
И в очередной раз, как на реверсе мое больное сознание транслирует мне все, что между нами было, и я едва не рычу от бессилия, а слезы наворачиваются на глаза, и горячими дорожками обжигают мои щеки. Втягиваю с шумом воздух и хорошенечко прикладываюсь затылком об спинку старенького дивана, но не помогает.
Ни черта не помогает!
Я по-прежнему там: вдыхаю запах этого зверя, чувствую на языке солоноватый вкус его крови после своей дерзкой и единственно-верной выходки, и тону в горящем похотью взгляде, от которого внизу живота сладко обрывается, а по коже бегут колкие мурашки и хочется еще…
Это невыносимо! Так душно, липко, стыдно, что хоть в голос ори. Но я молчу. Захлебываюсь сознанием своей вины, уязвленной гордостью, постыдной слабостью, ненавистью к себе, и появившемся в груди удушливым жжением, но молчу… боясь озвучить вслух свои собственные чувства.
И я еще его называла больным. Больная тут только одна и как не печально признавать — это Я. Видимо он хорошенько приложил меня головой.
Никогда раньше со мной не происходило токого сумасбродства.
Как удар в солнечное сплетение.
Неожиданный нокаут.
Нет, этого просто не может быть. Нет, не могли у меня пробудится ненормальные чувства к этому психу.
Влюбиться в зверя.
Господи!
Впервые в жизни…
Какая любовь?… Что я несу!
Он грубый, циничный, жестокий…
Я должна его ненавидеть.
Наверно должна.
А еще мне очень хочется винить его во всех своих бедах, презирать за унижение, за крушение моего душевного покоя, за потерю гордости. Но я знаю, что это тупо.
Боже, как мне перестать думать о нем.
Голову ведь себе не отрубишь.
Наверное, он стал моим проклятием.
За что, господи? За что ты постоянно меня испытываешь?
Не знаю на какую дорожку
