— Да, сеньора.
Она сказала, что такая возможность существует. Их дом ей, в сущности, не нужен. Она предлагает выкупить его у нее.
— Выкупить у вас свой собственный дом?.. — переспросил Рикардо в задумчивости.
— Простите, но он теперь не ваш, а мой, — улыбнулась Мария.
— Он отнят у нас в результате аферы вашего… покойного мужа, — сказал Рикардо, в душе проклиная себя за эти беспомощные и жалкие упреки.
Мария чувствовала себя очень уверенно. Как будто бы она, а не Рикардо была юристом, она объяснила ему, что в таких делах существует только закон. А он на ее стороне.
У дома, утверждала она, есть своя цена. Вот она и просит за него эту цену: миллиард песо.
Рикардо даже рассмеялся.
— Это невозможно! Цена просто невероятная.
— Разве дом Линаресов не стоит того? — спокойно спросила она.
Он ответил, что стоит. Просто у них нет таких денег. Больше она ничего не говорила. Учитывая, что они прожили в этом доме всю жизнь, она дает Линаресам месяц на сбор денег для того, чтобы выкупить дом. Только один месяц.
Итак место, куда следовало заманить Розу, было найдено. Но нужен был повод, который бы заставил ее пойти туда. На совещании, которое состоялось между Дульсиной, Лео-нелой и Леопольдиной, все трое согласились, что повод этот должен быть связан с кем-то, кто очень дорог Розе Гарсиа.
Им было ясно, что сейчас такой человек — Паулетта Мендисанбаль.
Дульсина тотчас позвонила Агустину. И через час в доме Мендисанбалей раздался звонок и незнакомый мужской голос попросил к телефону Розу.
Роза, которая ждала звонка Хермана, ответила, что она у телефона.
Голос уточнил:
— Вы Роза Гарсиа, предполагаемая дочь сеньоры Паул етты?
— Не предполагаемая, а настоящая, — поправила его Роза.
— Вот об этом мне и хотелось бы с вами поговорить. Мужчина сообщил, что он считает необходимым рассказать Розе историю, связанную с ней и сеньорой Паулеттой.
— Это о том, что она долго не могла найти меня?
— Нет, нет, это совсем другая история. И она будет очень интересна для вас.
— А кто вы такой? — спросила Роза.
— Ну, скажем так: ваш друг. Но я прошу вас не говорить о нашем разговоре никому. Иначе с сеньорой Паулеттой может случиться непредвиденное.
И он повесил , трубку.
Рикардо никак не удавалось выбраться в лечебницу для душевнобольных. Он давно не видел Кандиду.
Когда он вошел к ней в палату, матушка Мерседес пыталась напоить ее молоком. На приход Рикардо Кандида отреагировала вяло. Она выглядела сонной и безжизненной. Лишь один раз она попросила его, чтобы он забрал ее отсюда.
Матушка Мерседес посоветовала ему уладить ее выписку из лечебницы юридически. Она напомнила Рикардо, что его сестра здесь как бы под арестом до выяснения обстоятельств убийства лиценциата Роблеса.
«Может так случиться, что и забирать-то тебя будет некуда», — грустно подумал Рикардо.
Очередное посещение консультации доктора Лаприды Фернандой привело к откровенной стычке между ними.
Не успела Фернанда спросить Хермана, убедился ли он в том, что рассказанное ему о Розе — чистая правда, как он прервал ее:
— Я убедился только в том, что ты самая настоящая ядовитая змея. А Роза честнейшая женщина на свете.
— Но то, о чем я говорила тебе, мне сказали в доме Линаресов!
— Нашла у кого спрашивать! Из-за твоего навета я ее обидел.
— Ну что ж, — фыркнула она, — пойди и попроси у нее прощения!
Доктор согласно кивнул.
— И пойду. Знаешь почему? Потому что я люблю ее! Больше Фернанде нечего было делать в этом кабинете.
…Херман купил букет роскошных роз редкого розовато-желтого оттенка и отправился в дом Мендисанбалей. Роза очень обрадовалась и розам, и Херману. Однако, когда он заговорил с ней о любви, она решительно замотала головой:
— Я не хочу, чтобы мы говорили об этом. Он мгновенно помрачнел:
— Ты хочешь сказать, что мы не должны больше видеться? Она положила руку ему на плечо.
— Ну что ты! Ты друг мамы. И мой друг, — Потом помолчала. И добавила: — Но только друг.
Недовольная результатом визита Рикардо к Марии Торрес, Дульсина потребовала у него ее адрес: она сама желала поговорить с вдовой того человека, на имя которого так опрометчиво перевела в свое время их родовой дом.
Леонеле почему-то казалось, что у Дульсины могут найтись серьезные способы убеждения, которыми Рикардо не владеет.
В их присутствии Дульсина позвонила в отель, где остановилась вдова Роблеса, которую она считала самозванкой, и попросила соединить ее с сеньорой Марией Еленой Торрес. Ее соединили.
— Говорит Дульсина Линарес, вдова Роблеса, — важно произнесла она.
И услышала в ответ:
— Тут маленькая ошибка. Дело в том, что вдова лиценциата Роблеса — это я.
Дульсина сказала, что хотела бы увидеться. Мария ответила, что, если это по тому же поводу, по которому с ней беседовал сеньор Линарес, то она уже изложила все, что могла сказать по этому поводу.
— Брат это брат. А я это я, — надменно сказала Дульсина. Мария равнодушно предложила ей прийти завтра в это же время. Дульсина повесила трубку и зловеще пообещала присутствующим, что эта самозванка вернет ей ее дом.
Роза не могла не думать о таинственном звонке. И когда, ранним утром сняв трубку, она узнала мужской голос, то почувствовала неприятное волнение.
— Вы действительно считаете себя дочерью сеньоры Паулетты?
— Я и являюсь ею. Голос в трубке усмехнулся.
— Если желаете, я в любую минуту могу доказать вам, что это сущая ерунда. Вы Паулетте никакая не дочь.
— Вы сумасшедший! — сказала Роза. Но трубку не повесила.
Голос стал наглым.
— Я знаю, о чем говорю. У меня на руках факты.
— Я вам не верю. Он опять усмехнулся.
— Поверите, когда увидите.
— Приезжайте и покажите!
— Имейте терпение. Все в свое время.
— Когда?
Голос сказал, что известит. И повторил, что Роза не должна сообщать об этом ни одной живой душе. Чтобы не подвести ту, которую Роза считает своей матерью!
Розе удалось опять заснуть. Но спала она очень тревожно, металась во сне, ей слышался гнусавый голос Агустина. И Паулетта, с трудом добудившаяся ее, все никак не могла от нее добиться, что Роза видела во сне и почему так горячо и отчаянно кричала, что Паулетта — ее мать.
Портьеры были задернуты так плотно, что не позволяли солнечному свету, который был сегодня очень ярким, проникать в номер.
Тем пристальнее вглядывались друг в друга две женщины, каждая из которых считала себя законной вдовой покойного лиценциата Федерико Роблеса.
Мария сразу же предупредила, что не намерена уступать ни одного сентаво. Но Дульсина столь же решительно заявила, что не намерена ни одного сентаво платить.
